Черное колесо
Шрифт:
Коридор раздвоился, ветер дул из одного разветвления, я углубился в другое. Вонь стала такой сильной, что я закашлялся. Сзади послышался какой-то хриплый звук, возможно, эхо моего кашля, – но я повернулся; фонарик выпал у меня из рук и разбился.
Пираты обычно убивали тех, кто закапывал их сокровища. Не потому, что мёртвые не могут разгласить тайну, но затем, чтобы души убитых охраняли сокровища, отпугивая чужаков.
Я увидел – одну из этих душ!
Белую – не розовато-белую, как альбинос, а эмалево-белую, как слепой тритон.
Это был самец, обнажённый, но лишь отдалённо напоминающий человека. Отсутствие солнечного света в этой отвратительной дыре, ужасная диета, плюс поколения кровосмешения – все это породило… чудовище! Больше костей, чем плоти, кроме раздутого, обвисшего живота. Изуродованные, словно искалеченные при рождении черты.
Шеи не было, с подбородка свисала на грудь кожистая бородка, как у петуха. Лицо походило на рыбью морду, от него несло невыносимым зловонием. С расслабленных белых губ капала слюна.
Я услышал собственный сдавленный крик и слепо бросился в коридор, налетая на стены там, где он поворачивал. Услышал впереди крики, но ничто не могло мне подсказать направление. Всюду была тьма. Затаив дыхание, я прислушался, и мне показалось, что я слышу мягкий топот босых ног. Я снова побежал, ещё раз ударился о стену и увидел впереди слабые огоньки. Я нашёл своих спутников.
Я рассказал им, что видел. Они направили огни в том направлении. Я снова увидел… существо… но теперь оно было не одно! Рядом с ним были ещё два, и они приближались.
Прежде чем кто-нибудь успел выстрелить, шедшие последними подняли тревогу. Мы столпились, перегородив проход. Впереди показались огни. Нас отыскала группа Моргана. Белые существа исчезли.
Держась поближе друг к другу, наш объединённый отряд снова двинулся вперёд. Мы звали людей из группы Бурилова, но наши крики отдавались таким громким эхом, что мы перестали кричать: все равно ответа не услышишь. Коридор многократно разветвлялся. Мы выбрали наугад одно ответвление. Шедшие в тылу опасливо светили назад.
Я утратил всякое чувство направления. Мы поднимались, опускались, поворачивали направо и налево, и вдруг без всякого предупреждения очутились в пещере, полной белых существ. Они стояли рядами – по десять-двенадцать человек.
Мужчин среди них было мало – если только можно было так назвать этих известково-белых существ, – в основном женщины, согбенные, изуродованные, с висящими высохшими грудями и спутанными бесцветными космами на головах. А отвратительные маленькие существа, похожие на обезьянок, – дети. И все молочно-белые, сморщенные, с острыми лицами… и несло от них – отвратительно!
Они все скулили, как скулит дворняжка у дверей мясника. Одно из маленьких существ заверещало и устремилось вперёд, его пальцы напоминали вытянутые когти кошки.
– Боже! – ахнул кто-то. – Да тут все кишит ими!
– Надо их уложить! – крикнул другой, но Морган ударил по его пистолету.
– Нет! Подождите! – Он выступил вперёд.
– Эй вы, там! Слушайте… мы друзья! Понятно?
Он протянул к ним руку, но их пустые взгляды не отразили ничего.
– Мы не причиним вам вреда! Нам только нужны люди, которые вошли перед нами. Мы друзья!
Одно из согбенных существ раздвинуло распухшие губы.
– Дьюзя… – повторило оно, качая косматой головой. – Дьюзя…
Остальные подхватили. Звуки напоминали скорее шум воды на камнях, чем человеческие голоса. – Дьюзя! – Они подталкивали друг друга и хихикали. – Дьюзя!
И вдруг они набросились на нас, словно вырвавшаяся на свободу река. Мы отступали, теснясь, наши пистолеты грохотали, пули с визгом отлетали от стен и не всегда попадали туда, куда мы целились. Я сразу оглох от грома и криков; вонь так усилилась, что почти не ощущалась; огни фонариков метались, как в пьяном бреду.
Я перестал подчиняться разуму, инстинкт действовал независимо от моих движений и решений. Когда прошли мгновения безумия, я уже бежал вместе с остальными, толкая в спину бежавших передо мной, а бежавшие следом пытались отшвырнуть меня в сторону и обогнать. Я споткнулся об упавшего, сам упал, и на меня навалились другие тела. Дыхание перехватило. Я боролся, вырывался, пинал, кусал, бил в маленькие горячие лица – должно быть, детёнышей.
Как рыба проходит сквозь воду, так я прошёл сквозь клубок тел и вскочил на ноги. Меня хватали, дёргали за одежду. Будь мы голыми, обитатели пещер нас поймали бы наверняка, но разрывавшаяся одежда приводила их в недоумение.
Не знаю, долго ли мы бежали, потеряв друг друга, сталкиваясь, отбиваясь, пока наши крики не подсказали, что перед нами.
Должно быть, мы вернулись в тот коридор, где началась схватка, потому что столкнулись с изуродованным существом, лежавшим на полу; оно тут же вцепилось в нас. Человека в нём выдавали только голова и одна рука. Оно пронзительно пищало, щёлкая зубами, и мы без всякого сожаления прикончили его и в ужасе побежали дальше. Пробравшись через расщелину в большое округлое помещение, мы замерли, поражённые странным сверканием. Словно огни сотни ракет одновременно отразились в призматических зеркалах. Это было сокровище Бенсона!
Оно призывно сверкало в свете наших огней, как пленённая радуга, отчаянно вырывающаяся из цепей, как звуки горнов наступающих армий, перекованные в пламя!
Здесь были золотые монеты и слитки, словно осколки солнца, золотые цепи, подобные застывшим жёлтым молниям. Слоновая кость, необработанная и резная, осколки дневного ясного неба – сапфиры, гагат, подобный мрачной полуночи, большие рубины ярче угольев, как раскалённые яйца, из которых вылупятся солнечные пожары. Хризопразы и изумруды, зелёные, как сверкающая весна, аметисты, чистые и ясные, как глаза Пенелопы, горсти необработанных алмазов, посылающие многоцветные гелиографические шифры, опалы, тлеющие, как заключённые в них зори.