Черное Рождество
Шрифт:
Никто из комитета Надю не знал, товарищ Макар берег ее дом на самый крайний случай. Надина мать была недовольна их знакомством, но Надя держала ее в ежовых рукавицах, так что вдова и пикнуть не могла. Жили они скромно, но кое-какие денежки у вдовы водились, да и место было, где ночевать, — отвели в прошлый раз отдельную большую комнату.
Он постучал три раза, как было условлено, и тотчас же дверь распахнулась. Надя стояла на пороге — запыхавшись, глаза ее сияли.
— Товарищ Макар! — В самый последний момент она приглушила голос.
— Тише,
Он огляделся и проскользнул в дом. Было тепло, пахло сушеными яблоками и воском.
«Пол натирали!» — сообразил он.
— Проходите прямо ко мне, — заторопилась Надя.
— Надежда! — У двери в столовую стояла худая женщина в черном платье с увядшим исплаканным лицом. — Я, кажется, сто раз тебе говорила, что неприлично принимать мужчину в своей комнате. Для этого есть гостиная.
— Ах, вечно ты, мама! — вспыхнула Надя.
— Добрый вечер, Мария Павловна! — поклонился бывший председатель подпольного комитета. — Здоровьичко как?
— Вашими молитвами, — сухо произнесла она.
Под ее немигающим взглядом они прошли к Наде и закрыли дверь.
— Вы голодны? — спохватилась ока. — Скажу Мавре, чтобы чаю…
— Потом, — нетерпеливо отмахнулся он. — Вот что, Надя, — сказал он, сев на стул и глядя в ее тревожно-счастливые глаза, — настал самый решительный момент. Пришло серьезное время. Теперь начнется настоящее дело. Обращаюсь к тебе как к товарищу и спрошу с партийной прямотой: ты мне веришь?
— Верю ли я вам? — задохнулась Надя. — Больше чем себе самой! И пойду за вами, куда только скажете!
— Не куда я скажу, а куда партия пошлет, — механически поправил он, сообразив тотчас, что для нее это одно и то же, что партию для нее представляет сейчас только он.
— Не побоишься решительного дела? — на всякий случай спросил он. — Речь идет о террористическом акте, это не у маминой юбки сидеть. Кстати, что это она такая суровая?
— Она… — Надя помедлила немного, — она прочитала в газетах про то, что арестовали подпольный комитет и что несколько человек убито… а самый главный подпольщик сбежал…
— Она догадывается? — вскочил с места товарищ Макар.
— Нет-нет, — заторопилась Надя, — вы не беспокойтесь, я ей ничего не говорила. Просто слухи какие-то.
— Ладно, — успокоился он, — теперь вот что. Во-первых, я не имею никакого отношения к подпольному комитету. И зовут меня нынче не товарищ Макар, а Лапидус, коммерсант Жорж Лапидус. Так и называй меня, а про то имя — забудь. Дальше. Есть у тебя знакомые — надежные люди, которых можно было бы привлечь в боевую группу? Подумай, Надя, подумай хорошенько, от этого зависит успешный исход дела.
— Даже и не знаю, — растерялась Надя. — Никого из знакомых я как-то не рассматривала с такой стороны…
— Дело идет о жизни и смерти, —
И по тому, как она вздрогнула и напряглась, понял, что допустил бестактность: ведь она думала, что они вместе, а он дал понять, что считает ее чужой, из другого мира. Он протянул руку и погладил хрупкое девичье плечо.
— Не смущайся, скажи как есть. Если нет никого — я в другом месте найду.
— Я потому и колеблюсь, что не хочу вас подводить! — воскликнула Надя. — Ведь надежные люди нужны!
«Вообще-то она права, — думал товарищ Макар или товарищ Жорж, каковым он теперь стал, — но по всему выходит, что никаких надежных людей она мне не приведет, как бы ни старалась, так что придется переходить ко второму варианту плана».
Надя очнулась от раздумий и решительно тряхнула головой.
— Ручаться могу только за одного, — сказала она твердо.
— Кто такой?
— Бывший гимназист Веня… Вениамин Букин. Познакомились в прошлом году на рождественском балу.
— Он что — сочувствующий?
— Да, конечно. Но главное — он все для меня сделает и никогда не предаст.
— Он что — влюблен в тебя? — догадался Жорж.
— Говорит, что любит больше жизни. — усмехнулась она.
— Ну что ж, — медленно проговорил он, — если ты так уверена, то приводи его сюда вечером, будет разговор.
Веня Букин оказался веснушчатым прыщавым гимназистом в круглых металлических очках. Он неотрывно глядел на Надю, так что даже не заметил, как она, в свою очередь, смотрит на товарища Жоржа, и не успел приревновать.
— Вот что, товарищи, — привычно неторопливо начал товарищ Жорж, — задача предстоит нам очень ответственная. Помните: то, что я вам сейчас скажу, не должно выйти за пределы этой комнаты.
Он отметил, что они прониклись серьезностью момента, смотрят на него расширенными глазами и огорошил:
— Мы должны устранить генерала Слащова.
— Как — устранить? — заикающимся голосом выговорил Веня после непродолжительного молчания.
— Устранить, то есть ликвидировать, — жестко пояснил товарищ Жорж.
— Убить? Убить генерала Слащова? — затрепетал Веня.
Товарищ Жорж чертыхнулся про себя, думая, что мальчишка ударится сейчас в истерику, так что придется бить его по щекам, отпаивать валерианкой. А что потом, после того как Веня успокоится и впадет в депрессию? Можно ли его выпускать? Не побежит ли он от страха в контрразведку, позабыв про любимую девушку? Очень даже может быть, иные жен-детей забывали, матерей предавали, в истории примеров множество… А если не дать мальчишке уйти, подстеречь где-нибудь по дороге и стукнуть по голове, чтобы потом свалить все на грабителей, то как отнесется к этому Надя? Черт дернул его связаться с этими младенцами! Но… нет людей и нет иного выхода.