Черное Рождество

Александрова Наталья Николаевна

Борис все смотрел на нее, как на портрет. Все вокруг говорили, что она красива, но только сейчас он заметил, что это так и есть. Но красота ее была особого свойства — очень строгая, какая-то суровая. Такие женщины привыкли повелевать. Черты лица ее были безупречны, никакой самый строгий ценитель не нашел бы в них ни малейшего изъяна. Но от худобы и от перенесенных лишений они казались суше и строже.

Услышав от Стасского о задуманном празднике, Юлия Львовна ничем не показала своего отношения, только легкая тень пробежала по ее лицу. Однако она ничего не возразила, сухо кивнула

Стасскому, более приветливо — Борису и ушла.

Борис проводил взглядом ее стройную высокую фигуру и, отвернувшись, встретил злобный взгляд Стасского.

— Послушайте, Ордынцев! — проговорил тот тихо, так чтобы не услышала Юлия Львовна, которая не успела отойти далеко. — Давайте договоримся: вы не будете мне мешать.

И, видя, что Борис насмешливо вскинул брови, рассвирепел:

— Я прошу одного: не путайтесь под ногами. Мы с этой дамой… гм… были знакомы еще раньше…

— И поэтому вы полагаете, что у вас есть передо мной преимущество? — холодно осведомился Борис, Стасский начинал его раздражать. — И кстати, с чего вы взяли, что будете иметь у нее успех? Насколько я мог заметить, она не очень-то к вам благоволит. Так что прошлое ваше знакомство ничего не решает.

— Если бы не появились тут вы… — с ненавистью процедил Стасский. — Вы все время рядом с ней так и рыщете!

Это было заведомой ложью, так что Борис рассердился.

— Послушайте, Стасский! — вполголоса заговорил он. — Я не сторож вам и ей не нянька! Не собираюсь оберегать ее от ваших ухаживаний. Хоть я и мало знаком с Юлией Львовной, но убежден: эта женщина сама сумеет за себя постоять. А также отвадить нежелательных поклонников. Так что совершенно вам незачем смотреть на меня зверем. — Борис оглянулся и добавил не без сарказма:

— Тем более что в данный момент дама увлечена беседой не со мной, а с Колзаковым.

Действительно, судя по жестам двоих возле ореха, их беседа была достаточно бурной.

— Черт! — вгляделся Стасский. — Этого еще не хватало! Этот смазной сапог, этот пень стоеросовый! Да как он смеет! А знаете что, Ордынцев! — Стасский повернулся к Борису, глаза его азартно блестели. — Давайте заключим с вами пари! Кто быстрее добьется благосклонности очаровательной Юлии Львовны! Ставлю свой портсигар против… против того, что вы научите меня бросать нож!

В свободное время Борис, чтобы разогнать скуку, бросал нож в прикрепленную к стене сарая старую телячью шкуру, которая скоро превратилась в лохмотья. Этому научил Бориса прошлым летом греческий мальчишка-контрабандист, когда они плыли из Батума в Феодосию. Умение это в жизни очень Борису пригодилось. Он достиг в нем большого совершенства, и Стасский очень этим заинтересовался.

— Подите к черту с вашим пари! — Борис рассердился не на шутку.

— Ах, так! — Голос Стасского сорвался на фальцет. — Скажите, как мы благородны! Может, устроим по поводу прекрасной дамы дуэль?

Прежде чем он успел продолжить, Борис схватил его за обе кисти и сжал их.

Стасский попробовал вырваться, но Борис держал крепко.

— А

теперь слушайте очень внимательно, господин поручик. Если я не защищаю капитана Колзакова, когда вы подло нападаете на него с насмешками, это не потому, что я поддерживаю вас. Просто я считаю, что Колзаков — здоровый крепкий мужчина, офицер, он воевал еще в Первую мировую, так что способен постоять за себя сам. Иное дело — Юлия Львовна. Но с некоторых пор я взял себе за правило не делать того, о чем меня не просят. Вот если она обратиться ко мне с просьбой — тогда я с удовольствием померяюсь с вами силами. Потому что, откровенно говоря, вы мне порядком надоели.

Они так увлеклись разговором, что не заметили подбежавшего Колзакова.

— Господа, господа! — удивленно воскликнул он. — Что это вы делаете?

Борис отпустил кисти Стасского и отступил на шаг. Стасский усмехнулся, поймал взглядом Колзакова и проговорил с плохо скрытым сарказмом:

— Поздравляю, господин Колзаков! Наслышан о вашей сегодняшней победе! Как говорил Наполеон — в ранце каждого солдата лежит маршальский жезл, так что у вас еще все впереди.

Не дав Колзакову времени на достойный ответ, он злобно оглядел Бориса и ушел скорым шагом проверять посты своих пехотинцев.

— Ох, до чего же он утомил меня! — пожаловался Колзаков.

— Сами виноваты, — не утерпел Борис, — не можете себя правильно поставить. И что он к вам прицепился?

— Они, видишь ли, дворяне, белая кость, а я — солдатский сын, до капитана вот дослужился, — вздохнул Колзаков. — Он понять никак не может, почему я не у красных. А я объяснить не умею. Хотя что тут объяснять, ежели присягал я государю-императору? Привык воевать, куда пошлют. Но ведь как пружину ни дави, а ведь когда-нибудь да лопнет!

— Очень может быть, — согласился Борис.

— Я, знаете ли, не силен в разговорах-то, — расстроенно продолжал Колзаков, — вот и сегодня не в добрый час с Юлией Львовной беседу начал.

Борис оглянулся на женскую фигуру возле ореха. Юлия Львовна стояла, повернувшись спиной, и спина эта была пряма, но такой неестественной скованностью веяло от всей фигуры, что Борис изумленно оглянулся на Колзакова.

— Что вы ей сказали, Николай Иванович?

— Ох, язык мой! — простонал Колзаков. — Давеча говорю ей, что лицо ее мне знакомо. Нет, отвечает, ошиблись вы, господин капитан, не знаю я вас. А у меня все в голове, что видел я ее раньше. Сегодня после боя как осенило меня, вспомнил, что видел, но нее ее саму, а фотографический ее портрет.

— И где же это было? — полюбопытствовал Борис.

— А было это в Галиции в одна тысяча девятьсот шестнадцатом году. Сидели мы в плену у немцев. Там-то я и познакомился с поручиком Богуславским. И видел у него фотографию его невесты Юлии Львовны Апраксиной. Рассказал я все это Юлии Львовне и очень пожалел.

— Отчего ж пожалели?

— Не умею я с дамами разговаривать, вот и вышло нехорошо. Так что вы уж сейчас ее не тревожьте, авось к вечеру успокоится.