Черное солнце Афганистана
Шрифт:
— Беляк Александр Викторович, четвертая рота, пятьдесят третье классное отделение!
Санька оторопел от неожиданности и свалившейся радости. Он верил и не верил своим ушам. Кровь хлынула в лицо, жаром полыхнуло внутри. Виталий шлепнул его ладонью по плечу:
— Поздравляю!
— Есть! — громко и радостно выдохнул Санька.
Он вскинул руку и с криком «Ура!» подпрыгнул вверх, что-то выкрикнул восторженное, нечленораздельное, и не чувствуя под ногами земли, пустился во весь дух, словно за ним кто-то гнался, на противоположную сторону площади. Санька не бежал, а, казалось, раскинув руки, как крылья, летел туда, на счастливую сторону просторного плаца, безвозвратно улетал в новую жизнь.
Ура!!!
Его приняли!
Свершилось!
Он будет летать!
На земле, в этот момент, не было человека, счастливее его.
Глава седьмая
1
Жарко и душно. Солнце нещадно палит с утра. Даже не верится, что по нашему российскому календарю идут еще только первые дни марта. Майор Екимов так и подумал «по нашему российскому календарю» — у них тут, в Афганистане, отсчет дням идет не по солнечному, а по лунному календарю. Он расстегнул ворот форменной рубахи и чуть ослабил галстук. Вспомнил, как в прошлом году в такие мартовские дни ездил в отпуск на родину, в Балагое, в Калининскую область, к родителям. Там тогда весной еще и не пахло, бушевала снежная метель, и морозы держались приличные.
Мысленно ругнул себя, что никак не соберется старикам письмо написать, да и жене тоже, надо бы рассказать поподробнее обо всех здешних природных чудесах. Замотался. Дел невпроворот, все новое и все необычное, никакими инструкциями, приказами и наставлениями не предусмотрено, все как бы не так, как надо, да еще и повседневная текучка задолбала, даже о себе подумать некогда. Припомнил присказку отца-фронтовика: «На войне как на войне, вечно времени не хватает». Прав батя, на войне не хватает времени. Сутки пролетают в какой-то круговерти и бесконечной спешке.
Хотя и сама война тут, в Афганистане, совсем не такая, как представляли ее себе дома, отрабатывая на учениях. Это Екимов уразумел с первых же дней пребывания в Афганистане. Она, эта война, официально не объявлена, в действительности есть, но какая-то странная, не совсем понятная. Нет никакого фронта, той линии, которая разделяет противников. Кругом вроде бы мирные люди и в то же время со всех сторон тебя окружают враги. Все они на одно лицо. Поди-ка тут разберись, кто из них свой, а кто чужой? Только и жди подвоха или коварного нападения. А мы пришли сюда с открытой душой и желанием вытащить страну из болота средневековья, помочь преодолеть безграмотность и отсталость, оказать помощь в строительстве социалистического строя, чтоб жили и процветали афганцы, как народы в наших кавказских и среднеазиатских республиках. В этих своих республиках кавказцы и азиаты живут намного лучше, чем русские люди в Российской Федерации, в том Екимов наглядно убедился. Видел своими глазами.
Он посмотрел вверх на горы, которые вздымались к небу и казались близкими. Оттуда постоянно грозит опасность. На прозрачной, без единого облачка, бездонной голубизне неба, словно крупные головки белого сахара, вздымались заснеженные вершины. Там вечная шапка льда, снег и постоянный холод, но сюда, в долину, оживляющей прохлады оттуда не доходит, хотя по всем законам физического мира холодный воздух обязан устремляться вниз. Но здесь ничего подобного вроде бы и не происходит. Воздух, нагретый солнцем, не колышется. Ни один листочек на деревьях не шелохнется, все вокруг застыло в жаркой дреме.
Екимов невольно улыбнулся, глядя на горные вершины. Он уже хорошо знал, какие мощные воздушные потоки постоянно стекают вниз и устремляются вверх, особенно здесь, в горном Афганистане, и какие не очень приятные сюрпризы они могут доставить неопытному пилоту. Только попади в «подхват»!
Сам Екимов, уже побывал в «подхвате». Испытал на своей шкуре. Натерпелся страху. Знал о таком природном феномене в высокогорных районах, читал в сообщениях из зарубежных источников. Но почему-то особого значения не придавал. А в спешном процессе освоения выездной программы, когда готовились к перелету в Афганистан, о таких аэродинамических особенностях не информировали даже теоретически…
2
Сначала ничего не предвещало беды.
Полет проходил вполне нормально. Уверенно набирая предельную высоту, басисто гудели двигатели, ритмично шелестели лопасти. Настроение было приподнятым — не каждый день приходится преодолевать высочайшие горные массивы. Но, как говорится, держал ушки на макушке.
Ярко, по-летнему светило солнце. С высоты открывалась широкая панорама. Ослепительно поблескивали покрытые ледниками хребты, темнели впадины и расщелины, пугающе торчали скалы и обрывистые выступы. Тень вертолета мягко скользила по ледяным полям, скалам, расщелинам. Внизу, под винтокрылой машиной, широко распластав крылья, царственно парил орел. Он, казалось, не обращал никакого внимания на гудящую железную птицу.
Включив внутреннее переговорное устройство, Екимов спросил у летчика-оператора:
— Как самочувствие, капитан?
— Нормально, командир, — ответил Александр Зайцев, штурман эскадрильи, постоянный напарник Екимова в полетах. — Но высота дает о себе знать. Кислорода стало в воздухе поменьше.
— Это и чувствуется, — подал свой голос в переговорном устройстве бортовой техник, старший лейтенант Андрей Зубин. — Раслабуха сплошная по всему организму идет.
— Тут нам не Кавказ! — сказал Екимов.
— Летим гораздо выше, чем на Кавказе, — подтвердил Зайцев.
— Орла слева внизу видишь? — спросил Екимов.
— Красавец! — ответил Зайцев. — Идет параллельным курсом.
— А как наш?
— Порядок, командир! Выдерживаем направление по карте, — доложил штурман и добавил. — Впереди по курсу главный хребет.
— Вижу! К нему и подлетаем.
И вдруг все разом изменилось. Майор поначалу даже не заметил, как чуть-чуть резче, чем обычно в таком полете, потянул ручку управления на себя. На Кавказе привык одолевать вершины и на этот пустячок сразу даже не обратил внимания. Но именно этого «пустячка», этих «чуть-чуть» оказалось вполне достаточно. Они оказались необратимыми, роковыми.
Мощный боевой вертолет в одно мгновение оказался непослушным. Ручка управления, словно этого только и ждала, она, как живая, самопроизвольно и активно пошла назад, на Екимова. Такого еще никогда не было. Майор оторопел. В следующее мгновение Екимов пытался остановить ручку, парировать ее самопроизвольное движение назад. Но к удивлению ничего не получалось. Ручка дошла до самого крайнего положения и встала намертво. Он в отчаянии напряг мышцы, оперся спиною в кресло летчика, но ручка не поддавалась. Она стала «дубовой», словно ее заклинило. Хоть плачь, хоть кричи.