Черное солнце Афганистана
Шрифт:
— Летчики-молодчики, привет! Послушайте новый анекдот!
Александр Беляк, не открывая глаз, улыбнулся. Слегка хрипловатый голос штурмана звена Василия Друзьякина ни с кем не спутаешь.
— Так вот, значит, встречаются хоккеист и два подружки-проститутки, — начал Василий. — Одна жалуется: «В нашем деле самое неприятное, когда аборт». Вторая поддерживает ее: «Аборт — это совсем хреново, подружка». Тут грустно вздыхает и вставляет свое слово хоккеист: «Верно, девки! Совсем хреново, когда — о борт! Да еще клюшкой по спине, а то и по морде!»
Вертолетчики смеялись.
— О борт это тебе не аборт!
— Да еще клюшкой по харе!
— Ну, Вася, ты даешь!
— Еще один хотите? — спросил Друзьякин, быстро раздеваясь.
—
Василий снял задубевшую от пота рубашку, стащил через голову пропотевшую майку и вздохнул:
— Как хорошо тута!
На него зашикали со всех сторон.
— Ты нам зубы не заговаривай!
— Давай, трави, свой анекдот!
— Ладно, мальчики, слушайте. Встречаются два друга-товарища. Оба технари-инженеры, учились вместе, но долго не виделись. «Ты еще не женился?» — спрашивает один. «Нет! — отвечает ему другой. — Ищу себе трехфазную жену». — «Как это трехфазную?» — «А так, — поясняет ему друг, — чтоб работала на три фазы: на кухне она была хозяйкой, в гостях — леди-красавица, а в постели — проститутка!» Через пару лет встречаются снова. «Ну как, — спрашивает первый, — нашел трехфазную жену?» — «Нашел, — отвечает ему товарищ и грустно добавляет, — только у нее сдвиг по фазе». — «Как это у женщины может быть сдвиг по фазе?» — недоумевает товарищ. «Да самый настоящий, понимаешь! На кухне она — леди-красавица, ни к чему не прикасается, в постели — полная хозяйка, не лезь и не приставай, а в гостях и на гулянках — проститутка!»
Вертолетчики заулыбались, весело зашумели.
— Три фазы это здорово!
— В самую точку!
— Так что, мальчики, мотайте себе на ус, выбирайте и сами проверяйте каждую фазу! — закончил под общий одобрительный смех Василий. — А я пошел нырнуть, чтобы смыть пот и муть!
Разбежавшись, Друзьякин подпрыгнул и, вытянув руки вперед, шумно плюхнулся в воду.
Беляк тоже улыбнулся анекдоту. Ловко сказано и мудро! В жизни по всякому бывает. И еще невольно задумался. Многие ребята из его выпуска уже обзавелись семьями. Сам Александр жениться пока не очень торопился, но на примете у него были серьезные кандидаты в жены. Их было двое. Две девушки, которые волновали его. И обе носили имена на букву «Л». Такое странное совпадение! Таилось в этом что-то мистическое, загадочное и судьбоносное. Скрывалась какая-то важная тайна.
Его девушек, звали — одну Люба, а другую Лида. Обе — красивые, одна другой лучше. Но в то же время, они — такие разные! Такие непохожие! Только первые начальные буквы в их именах и объединяли их. И еще то важное обстоятельство, что обе целились и стреляли своими чарующими стрелами в его сердце. И — попали. Еще как попали и крепко запали! А больше — ничего между ними общего нет.
А выбрать надо одну из двух, и выбирать надо самому, и принимать окончательное решение самому, и не тянуть резину. Затягивать слишком долго с решением этого вопроса чревато опасностью потерять обеих. «Парней так много холостых», — всплыли в сознании слова из популярной песни. Могут запросто увести. Обе — что надо! Как же ему не промахнуться, не ошибиться? Отсюда, из Афганистана, ничего не увидишь и не узнаешь…
2
— Беляк?
Александр по голосу узнал своего командира. Быстро повернулся, поднял руку.
— Тут я, капитан!
— Как вода? — обычным равнодушным тоном спросил Паршин.
— Горно-ледяная, — ответил за него Серебров. — Топай, Серега, к нам!
— Почему не подогрели? — спросил Паршин.
— Твоей задницы не хватало, — сказал Серебров.
— Почему именно моей?
По равнодушному тону и невозмутимому виду Паршина трудно было представить, что всего несколько минут назад он выслушивал весьма нелицеприятные слова в свой адрес от командира эскадрильи.
— Потому что сейчас она самая горячая, — пояснил Серебров. — Тебя в штабе шибко выпороли розгами, вот и надо твою задницу остудить, а ее жаром нам воду согреть.
—
Паршин не спеша начал раздеваться, аккуратно складывая свою одежду, изрядно выгоревшую на солнце, на которой пропотевшие части обозначались крупными темными пятнами. Поднял голову вверх, посмотрел на небо, улыбнулся.
— Солнышко припекает как в Ялте!
Его постоянное внутреннее спокойствие и уравновешенность «человека без эмоций» еще совсем недавно там, на родине, в Советском Союзе, были постоянно предметом шуток и веселых розыгрышей. Но здесь, в Афганистане, в непривычной боевой обстановке, когда каждый день приходилось сталкиваться с опасностью, попадать под обстрелы, рисковать жизнью, видеть кровь и смерть, именно кремнистая невозмутимость и постоянная уравновешенность капитана Паршина служили предметом восхищения и тайного подражания. Одним своим присутствием он вселял веру в военное счастье, в то, что терпение и выдержка сберегут от смерти. И летать с ним, как давно убедился Беляк, было легко и надежно.
Паршин прыгнул в арык, шумно поплескался, смывая пот и грязь с чуть грузного тела. Рядом с ним, выскользнув из зарослей камыша, оказалась крупная змея. Она плыла по течению, высунув над водою голову и сверкая черными бусинками глаз.
— Сергей, змея! — закричали ему с берегу. — Берегись!
— Отворачивай влево! Гадюка справа по курсу!
— Места всем хватит, пусть плывет, — невозмутимо ответил Паршин.
Змея поспешно проплыла мимо. А Паршин, наплескавшись вволю, неторопливо вылез на берег и расположился на горячей земле между Беляком и Серебровым.
— Уф, как хорошо!
— Печет сильно, Серега, поджариться можно запросто, — предупредил Серебров и сочувственно спросил: — Отмахнулся?
— Ага, — равнодушно ответил Паршин, как о чем-то малозначительном, и добавил: — В штабе был советник, обещал все уладить с афганцами.
Александр порадовался словам командира вертолета. Значит, пронесло! А то оказались без вины виноватыми…
Над ними, плавно шумя лопастями, пролетели и пошли на посадку два десантных вертолета Ми-8 отработавших боевое задание, а следом и пара «крокодилов» — так ласково называли вертолеты Ми-24.
3
Майор госбезопасности Григорий Афанасьевич Гришин — советник афганской госбезопасности ХАДа, — прошелся по своему небольшому, но вполне уютному кабинету. Обставлен он был по-европейски: двухтумбовый письменный стол, стулья, книжный шкаф, сейф в углу. На столе телефон. Ничего лишнего. На стене — две карты. Одна, географическая, цветная, республики Афганистан, с обозначениями границ провинций, а вторая — провинции Нангархор.
Выглядел Гришин молодцевато и моложе своих сорока лет. Спортивно-подтянутый, крепкий телом. Сильные мышцы, накачанные постоянными тренировками, проступали сквозь легкий, военного покроя, светлый костюм.
За распахнутым широким окном простирался тенистый фруктовый сад. Ветка с полуспелыми, светло оранжевыми персиками, согнулась под тяжестью плодов, и, словно протянутая рука, доверчиво тянулась в комнату. Вовсю бушевало знойное лето. Вдали на безоблачной синеве неба вырисовывались вершины гор, чем-то похожие на нарядные папахи туркменов. Майор не раз бывал в Туркмении, и, в знак уважения, тамошние чекисты подарили ему белую мохнатую папаху.
Гришин недавно вернулся от вертолетчиков. То, что он там увидел и услышал, его, мягко говоря, удивило и встревожило. Командир эскадрильи Екимов, с которым его познакомили накоротке еще в те дни, когда они только обосновывались на Джелалабадском аэродроме, нравился майору своей открытостью и деловитостью. Под стать ему были и офицеры эскадрильи, за исключением партийного руководителя и афганца-начальника аэродрома, которые сразу чем-то насторожили Гришина, хотя, впрочем, он мог и ошибаться. За годы службы за рубежом майор привык доверять внутреннему чутью и мысленно пометил, что с этими двумя надо бы повнимательнее разобраться…