Черное солнце Афганистана
Шрифт:
Сам же замполит не летал. Пару месяцев назад он прибыл из Кабула, привез «для поднятия боевого духа» несколько десятков коробок мясной тушенки и печенья, хотя на продовольственном складе они имелись в достаточном количестве, и совершил, как отметили летчики, «внутреннюю диверсию». На элементарном заруливании, двигаясь на стоянку, подполковник умудрился отрубить лопастями вертолета хвостовые винты на двух «крокодилах», которые готовились к боевому вылету. А на своем Ми-8 вывел из строя несущий винт…
Начальство, конечно, постаралась замять это, из ряда вон выходящее чрезвычайное происшествие. Рядовому летчику такого проступка никогда бы не простили и многие годы портили бы ему кровь, частенько напоминая о содеянном. А замполиту все сошло с рук. Повреждения списали на «обстрел аэродрома душманами», хотя в тот день никаких обстрелов и не было. С тех пор подполковник Корниловский не летал и в боевых действиях не участвовал.
В благодарность за свое «спасение», подполковник стал весьма подобострастен перед начальством, подчиненных же допекал постоянными придирками и поучениями.
— Так, значит, восемнадцать дырок! Ничего себе! — повторил замполит. — Боевой вертолет умудрились превратить в решето! Воевать как следует не умеете, товарищи коммунисты! А главное, не цените народное добро, сложную и дорогостоящую государственную военную технику, которую вам доверили! С этим надо разобраться, обязательно разобраться!
Хорошего настроения как не бывало. Экипаж стоял, как оплеванный. Незаслуженно обиженный, униженный и без вины виноватый.
На душе у Александра стало муторно. Навалилась усталость. Хотелось завалиться под первый же кустик, махнуть на все рукой, и закрыть глаза. Вздремнуть хотя бы часик…
3
А через несколько дней подполковник Корниловский, уже улыбчивый и дружески приветливый, перед строем поздравлял экипаж Паршина с правительственными наградами.
Энергично пожимал каждому руку и повторял:
— Вы гордость полка! От души поздравляю!
Высшее афганское руководство прислало в штаб Воздушной Армии благодарственное письмо, в котором высоко оценило боевые действия летчиков эскадрильи майора Екимова, особенно по минированию тайных горных проходов и троп на границе с Пакистаном. Такой масштабной операции в высокогорных районах и недоступных горных перевалах никто и никогда еще проводил. Этим минированием было заблокировано проникновение бандитских формирований в Афганскую Республику, доставка моджахедам оружия и боеприпасов. И отдельно благодарили за разгром крупного вооруженного соединения, которое направлялось в долины для поддержки антиправительственных банд Хекматиара.
В том бою, как официально сообщили в полк, было уничтожено шестьдесят четыре душмана, прошедших специальную диверсионную подготовку в лагере под Пешаваром, а также убиты два пакистанских военных советника и ближайший соратник Гульбеддина Хекматиара, один из влиятельных деятелей Исламской партии Афганистана Абдулла Аджиб-хан.
Экипаж вертолета стоял перед строем полка.
Невозмутимо-спокойный командир боевой машины капитан Сергей Паршин, счастливый и растерянно-смущенный летчик-оператор лейтенант Александр Беляк и улыбчивый бортовой техник старший лейтенант Иван Чубков.
Каждый был награжден орденом Красной Звезды.
Александр, смущенно стесняясь, изредка, лишь краем глаза поглядывал на правую сторону свой груди. На его форменной, выгоревшей на солнце, десятки раз стиранной и вновь пропитанной соленым потом, ставшей почти белесой гимнастерке ярким пятном красовался, сверкал густо алой, как кровь, эмалью новенький орден. Легендарная пятиконечная звездочка! Самый уважаемый и чтимый в армии орден. Такие он видел на груди у ветеранов-фронтовиков. Каждый из них, с нескрываемой гордостью рассказывал о своем подвиге, за который и был награжден.
Теперь и у него есть такой же!
Можно бы и погордиться. Есть чем. Но только Александр не умел гордиться, не умел выпячивать себя, показывать и выставлять свои преимущества. Он с детства был скромным и даже несколько застенчивым, призирал любую показуху и тех, кто по его понятиям, публично «выпендривался».
Беляк стоял, смущенный всеобщим вниманием и хвалебными словами в свой адрес, и мысленно благодарил судьбу. Тогда в Уфе, в республиканском военкомате на построении допризывников перед началом прохождения медицинской комиссии невидимая рука судьбы подтолкнула его, он отчаянно шагнул вперед и стал «двадцать вторым» кандидатом в летчики. Именно тогда его затаенная мечта начала сбываться. Он не ошибся и выбрал свой путь. Путь очень правильный, хотя опасный и тревожный, порой невыносимо тяжелый, но по-настоящему мужской и счастливый…
Став авиатором, Александр Беляк как бы перешел в иной разряд людей — тех, которым доступны необычные чувства и яркие впечатления полета. Он стал измерять расстояния иными, не земными мерками. В полете рождалось не иллюзорное, а вполне реальное чувство доступности любой точки земной поверхности. Это чувство трудно объяснить тому, кто сам не летал и не пережил, не ощутил своим нутром всю его необычность и полноту. Крылья самолета и лопасти вертолета изменяли понятие окружающего мира.
Так формировалось у Александра Беляка новое мышление.
Мышление летчика.
И еще Александр мысленно благодарил судьбу за то, что помогла ему удержаться и выстоять на выпускном четвертом курсе, когда его чуть-чуть не оженили. Как хватило сил и внутренней выдержки, чтобы не наломать дров, он и сам до сих пор не знает.
По странной случайности тогда активную роль тоже играл замполит — начальник политотдела училища…
Глава одиннадцатая
1
Их было двое — девушек его сердца. Одну звали — Люба, а другую — Лида. Люба Рогушкина и Лида Золоторева. Одна жила в родной Ломовке, а другая — в Сызрани. Они никогда не видели друг друга, никогда не встречались, и ни одна из них даже не подозревала о существовании другой. Но их жизненные пути, их мечты и надежды, словно лучи невидимого прожектора, пересеклись на нем, на Александре Беляке.
Объединяла обеих девушек не только загадочная и мистическая буква «Л», первая буква их имен, но и совпадение интересов, а именно любовь к одной профессии — медицине.