Черное солнце
Шрифт:
Поморщившись от утреннего света, Элис открыла глаза и вздрогнула: перед ней, одетая в черную форму с белым накрахмаленным фартуком, стояла Ильза и изумленно смотрела на фрау Кёльнер, спящую в библиотеке на кушетке. Взгляд домработницы был настолько красноречив, что, казалось, будто и вся ее фигура изогнулась в форме вопросительного знака. Не сдержавшись, Эл весело рассмеялась, пожелала Ильзе «доброго утра» и вышла из кабинета. В поисках своего мужа она обошла весь дом, но, как выяснилось, Herr Kelner полчаса назад отбыл на завод компании «Байер» и вернется только во второй половине дня.
Глава 11
Эдвард вернулся около шести часов пополудни.
Завершив свой доклад, Ильза, явно довольная собой, кивнула и вышла из дома на Хербертштрассе, 10.
Все время, пока Милн слушал прислугу, он рассматривал ее лицо и фигуру с высоты своего роста, с интересом думая о том, что в голове или организме иного человека отвечает за это свойство человеческой природы – донос, прикрытый сверху самыми лучшими и благородными – по мнению носителей этого качества – целями. Когда за Ильзой закрылась дверь, он снова напомнил себе, что с ней нужно быть как можно осторожнее, и поднялся на второй этаж, в спальню, где, к его новому удивлению, была Элис.
Сидя на кровати, она что-то увлеченно писала, а закончив, подошла к Милну и протянула ему записку. Не глядя на девушку, он повернулся к большому напольному зеркалу, медленно развязывая темно-красный галстук с тонкими белыми линиями.
– Я запрещаю тебе ночевать в любой другой комнате кроме этой, – Милн произнес фразу предельно спокойным тоном.
– У тебя нет права запрещать мне что-либо, ты мне никто, – стоя за спиной Эдварда, Элисон буравила взглядом его широкую спину.
– Ошибаешься, Агна. Я – твой муж. И в нашей паре именно я – старший агент. И если еще раз в отчете праведной Ильзы о твоем дне я услышу ее сомнения в благополучии нашего брака, я сделаю то, что тебе не понравится, – в зеркале Эдвард успел заметить, как Элис вздрогнула от его слов, но, сжав руки в кулаки, высоко подняла голову.
– И что? – Элисон так высоко подняла голову, словно на ее шее затягивали веревку, а ей хотелось хотя бы еще на мгновение продлить свою жизнь. Это движение Милн не замечал в ней раньше, и потому с удивлением посмотрел на девушку, приближаясь к ней. Их разделяло всего несколько сантиметров, когда наклонившись, Эдвард прошептал:
– Узнаешь, если не послушаешь меня.
Со всей силой, что могла быть в ее ударе, с учетом минимального расстояния, разделявшего их, Эл прислонила к груди Эдварда записку, которую он предпочел не заметить, и которую она все это время сжимала в руке. Получив слабый удар в грудь, Эдвард улыбнулся и, повышая голос, выразительно прочитал написанное Эл вслух: «Рейхстаг горел сегодня ночью. Сейчас пожар потушен. Великолепная четверка подозревает коммунистов, но это провокация Геринга. В городе беспорядки, сотни задержанных и убитых. Точных данных еще нет». Милн отступил от девушки на несколько шагов, прочитал записку еще раз, а затем, подойдя к камину, в котором был разведен огонь, порвал записку и бросил ее в камин.
– Если это и поджог, то доказательств этому нет. Пока нет. К тому же, сообщение уже отправлено, а это – слишком длинное, и эпитет про четверку излишне пышный.
На глаза Элис навернулись слезы, но проходя мимо Эдварда
На следующее утро она заставила себя лежать в кровати до прихода Ильзы, и, убедившись, что прислуга заметила, как она выходит из спальни, снова пожелала ей доброго утра и улыбнулась. За завтраком, накрытым по случаю воскресенья в большой столовой, царила тишина, нарушаемая только шелестом страниц главной нацистской газеты «Фолькишер беобахтер», которую Харри Кёльнер читал каждое утро. На первой полосе сообщалось о том, что в этот день Гитлер выступит на площади Груневальда. А значит, чета Кёльнер будет там.
Глава 12
В день выступления Гитлера на площади в Груневальд собралось не менее тысячи человек, многие приехали специально, чтобы услышать новую речь того, кого позже с легкой руки кого-то из приближенных назовут – и будут звать до конца – «фюрером», что в переводе означает «вождь». Он уже бился в громких призывных конвульсиях, в эффекте которых были заметны уроки актерской игры (к решению и этого вопроса Гитлер подошел со всей возможной педантичностью, обучаясь ораторскому и актерскому мастерству у оперного певца Пауля Девриента), когда Агна и Харии Кёльнер вошли в людское море, застывшее в порыве обожания и послушания перед гнилой силой своего пустого Посейдона.
Его руки еще не тряслись и не дрожали, лоб пока не был изрезан глубокими поперечными морщинами, и многие из тех, кто, как жертвы – вполне возможно, что и ритуальные, об этом лучше всех знал «верный из вернейших», Генрих Гиммлер, первый мистик и основатель концентрационных лагерей, в которых одних только евреев было уничтожено более шести миллионов человек, – будут убиты, но позже, сейчас, вполне возможно, были среди тех, кто с замиранием сердца слушал недавно избранного ими рейхсканцлера. В сухом и холодном ветре этого мартовского утра, который, как кинжал, врезался в каждого прохожего, срывающийся голос Гитлера звучал особенно громко. Позже его «менеджеры» введут в обыкновение разъезды своего кандидата – или разлёты? – в рамках предвыборной кампании, на самолете, чтобы он мог донести свое единственно «верное» слово до всей своей паствы, но сейчас этого еще не было, и, окружив импровизированную сцену, люди с радостью внимали всему, что он им обещал. Стоя рядом с Харри, Агна словно застыла под силой пронизывающего ветра. Пальцы ее правой руки так крепко сжимали меховой воротник элегантного темно-голубого пальто, что, если бы не черные перчатки, то наверняка можно было бы увидеть, как от усилия побелели костяшки пальцев.
Вокруг царило безмолвие, – овцы внимали слову своего бога, – и Агна, поморщившись, все чаще замечала на лицах окружавших ее людей бесконечный восторг. Они никуда не хотели идти, но они были готовы, чтобы их вели. Куда угодно, даже если это была самая черная тьма, темноту которой не может выдержать ни одно человеческое сердце. Боковым зрением Агна заметила, как под очередным призывом оратора рука Харри слегка дернулась, и ладонь сжалась в кулак. Затем пальцы медленно выпрямились, и левая рука Кёльнера спряталась за спину.
Агна уже почти заглянула в лицо мужа, желая узнать, какое оно в этот момент, но рядом с ней раздался какой-то неясный мычащий звук, и справа от нее возникло тело толстого Геринга, вернее, его часть – насколько могла заметить его Агна, еще не успев повернуть голову в сторону внезапного пришельца, одно воспоминание о котором приводило ее в ужас с того самого дня, как она и Харри впервые встретили его в день своей свадьбы на Александерплатц.
Сердце испуганно дернулось, когда она поняла, что перед ней действительно стоит Геринг. Широкая улыбка на его лице скрывала зубы, и для полного сходства с нелепой ухмылкой шарнирной марионетки – какие иногда рисуют дети – ей не хватало скобок, разбросанных по углам глумливого рта.