Черногорец на русской службе: генерал Бакич
Шрифт:
132 А.В. Ганин. Черногорец на русской службе: генерал Бакич
отряда в глазах чугучакского губернатора значительно понизился, причем губернатор позволял себе даже отказывать в приеме самому Баки- чу, что было оскорблением для всего отряда537. Кроме того, по решению президента Китайской республики защита русских граждан осенью 1920 года была поручена китайским местным властям. Российский посланник и консулы декретом от 23 (10) сентября 1920 года прекратили свои функции538. Долбежев тогда же уехал на Дальний Восток, оставив в качестве своего заместителя некоего Балабанова539. Теперь судьба Бакича и его отряда оказалась целиком в руках китайцев. Судя по сохранившимся описаниям, Бакич пытался поддерживать в отряде дисциплину и военную организацию, хотя это было непросто. В лагере была запрещена продажа китайской водки540. Как вспоминал один из русских беженцев, живших в Чугучаке, «на линейках и во время парадов перед генералом выстраивались люди в шкурах, без шапок, кто в штанах, а кто и без штанов; они стояли вытянувшись, изобразив на лицах верноподданные чувства, а генерал-лейтенант Бакич с блестящей свитой под гром шпор проходил вдоль шеренги и, с трудом разыскав у кого-нибудь на ногах сапоги, бросал:
– Т-ты! чистить надо! П’ачему не чистишь?
А там, за этой вытянувшейся шеренгой, торчали кривые, готовые рухнуть крыши, развевались по ветру развешенные вместо дверей овчины и кошмы, стояли оборванные женщины и хилые, больные ребятишки»541. По свидетельству того же автора, Бакич проявил мало распорядительности и хозяйственности для обустройства отряда в лагере, что, учитывая первоначальный характер его военной службы, когда он занимался почти исключительно хозяйственными вопросами, кажется невероятным и не может иметь оправдания. Единственным благоприятным для Бакича объяснением
– А.Г.) мечтал о лаврах спасителя России от большевизма и прилагал большие старания к сохранению своего отряда. Он верил в непрочность советского правительства, ждал приглашения из России идти туда и помочь восставшему против большевиков народу»542. Осенью 1920 года в Чугучаке имели место первые случаи грабежей с участием русских беженцев. Стали появляться целые банды, активно действовавшие в окрестностях города. Подобная ситуация не могла не вызвать серьезного беспокойства китайских властей, не имевших достаточно сил для наведения порядка.
На чужбине
133
Летом 1920 года на территории Алтайской и Семипалатинской губерний вспыхнуло мощное антибольшевистское крестьянское восстание, в котором приняло участие свыше 15 000 человек. В середине осени 1920 года после неудачи восстания в район Чугучака через Монголию пришел отряд повстанцев под командованием офицера Сибирского казачьего войска есаула Д.Я. Шишкина численностью до 800 человек, половина из которых сохранила оружие543. В лагере на Эмиль их считали большевиками и относились недружелюбно. Шишкин, вставший на сторону Дутова и полковника Савина, был весной 1921 года арестован при содействии Бакича и попал в китайскую тюрьму в Урумчи544, его дальнейшая судьба неизвестна545. К весне 1921 года шишкинцы как отдельная группа рассеялись, отчасти пополнив отряд Бакича.
На 13 ноября, по данным штаба помощника главкома войск Республики по Сибири, у Бакича осталось не более 3000 человек, причем до 45% составляли офицеры546. По данным самого Бакича, на 27 (14) сентября в его отряде состояло 6 генералов, 150 штаб-офицеров и 1250 обер-офицеров, всего 1406 человек без учета нижних чинов547. По данным разведки штаба Туркестанского фронта, внимательно наблюдавшей за положением белых в Западном Китае, к 30 декабря 1920 года в отряде состояло 2730 человек при 108 винтовках548. Обеспокоенность советского руководства наличием значительных организованных и закаленных годами борьбы антибольшевистских сил вблизи границ Советской России понятна, тем более что сами белые не теряли надежды «с честью», как писал Бакич549, вернуться на родину и свергнуть большевистский режим. Особенно активно в этом направлении работал А.И. Дутов. Именно с деятельностью Дутова в советской историографии связывалась подготовка восстания в Нарынском уезде в ноябре 1920 года550. Дутов поддерживал связь с лидерами басмачей, предпринимал попытки организовать антибольшевистское подполье в рядах РККА. Активная антибольшевистская деятельность Дутова и его непререкаемый авторитет в казачестве стали причинами его физического устранения чекистами 6 февраля (24 января) 1921 года.
В одном из своих последних приказов за № 207 от 30 (17) января 1921 года атаман Дутов писал о Бакиче уже в совершенно ином тоне, чем ранее: «С начала интернации551 Отряда моего имени, начальник его, генерал Бакич, совершенно пренебрег основным военным законом - держать связь со старшим, и за восемь месяцев пребывания в
134 А.В. Ганин. Черногорец на русской службе: генерал Бакич
Китае ни разу не потрудился запросить меня ни почтою, ни телеграфом, ни посылкою фельдъегеря, или командируя офицеров, имея к тому все средства. Из Чугучака в Кульджу и Суйдин еженедельно приезжают торговцы и беженцы, и они охотно взяли бы на себя труд передать мне письма и донесения. Каждый русский, приехавший из Чугучака, считал своим долгом зайти ко мне и представиться, и мой к ним всегдашний вопрос - нет ли писем мне от генерала Бакича - получал обычный ответ: нет. Между тем, ген[ерал] Бакич посылал телеграммы в Пекин, в Читу и Харбин и получал ответы. Мне же что-либо сообщить считал излишним. Ген[ерал] Бакич имел серебро, романовские деньги и другие средства и свыше 1000 одних только офицеров, что безусловно давало ему полную возможность завязать со мною правильные почтовые сношения, но, очевидно, это было для ген[ерала] Бакича невыгодным. В начале нахождения в Китае, в Чугучаке, распространился слух о моем расстреле красными и вообще смерти. Мне известно, что г.г. офицеры и казаки, интересуясь судьбою своего атамана, заходили в Штаб, спрашивали его обо мне, но Штаб, его начальник, совместно с начальником Отряда, упорно молчали и, не отрицая слуха, ничего не сделали для выяснения его. Судьбе угодно было сохранить меня, и я сам известил отряд о своем месте нахождения. Приказы, кои я посылал в Чугучак, частям не объявлялись, так как де не было бумаги. Оправдание неудачное - ибо деньги на бумагу были в отряде, а бумага в Чугучаке есть, доказательством чему служит покупка мною бумаги у чугучакских торговцев. Генералу Бакичу, а тем паче его начальнику Штаба должно быть известно, что в воинских частях существует еще и такой порядок: приказ, нужный для объявления, посылается с вестовым по частям, где его или переписывают или просто прочитывают. Из дальнейшего будет ясна причина сокрытия моих приказов - просто надо было изъять имя Атамана Дутова из жизни и все внимание сосредоточить на господине генерале Бакиче. Не имея совершенно средств, не имея перевозочных материалов, я тем не менее смог дважды командировать офицера в лагерь на реке Эмель (так в тексте.
– А.Г.) и, кроме того, пользовался и телеграфом, и попутчиками, дабы связаться с Отрядом. Оба моих офицера благополучно прибыли в Суйдин и выполнили поручения. Командир моего Атаманского полка нашел же возможным прислать двух своих офицеров с донесениями. Полагаю, что Начальник Отряда имел больше способов в своем распоряжении для связи. Мне, измученному походами, и больному, нужен был эки
На чужбине
135
паж, я обратился к генералу Бакичу и получил отказ; тогда как командир полка, полковник Савин, нашел же способ прислать мне два фургона. И так во всем. Генерал Бакич пишет мне письмо - «Дорогой Войсковой Атаман», изъявляет мне восторги, что я жив и т.п.; на деле же все обратно. При отъезде моего штаб-офицера [П.П.] Папен- гут, ген[ерал] Бакич заявил, что он прекращает всякие сношения со мною, и что Атаман Дутов кончил свою деятельность. Что ген[ерал] Бакич прекращает свои сношения - это для меня не новость, ибо он их и не начинал, а были лишь остатки самой обычной вежливости - ответ на мои письма и запросы. Что же касается прекращения моей деятельности - это дело мое, а не генерала Бакича. Я - русский, а не иностранец, как ген[ерал] Бакич, и для меня интересы России дороже всего. Я прекращу свою работу лишь за смертью. Генерал Бакич и его начальник штаба заявили моему штаб-офицеру, что они не верят в возможность ухода в Россию и что он делает все, чтобы убедить начальников частей в невозможности дальнейшей борьбы его отрядом. Все порывы истинно русских людей, желавших продолжения борьбы за правое дело, генералом Бакичем наказуют- ся заключением в китайской тюрьме или, как, напр[имер], генерала Никитина, откомандировывают от отряда. Начальник Отряда со своим Штабом до того не заинтересован в том, что делается в пограничной полосе России, что разведка совершенно откинута, и, когда в июле 1920 года, во время Алтайского движения, командиры частей просили средства на разведку и изъявляли желание принять участие, генерал Бакич категорически отказал в этом. Полки сами на свои средства посылали агентов. Когда генерал Анисимов изъявил желание информировать отряд, ген[ерал] Бакич отказал ему в пуде серебра на это дело. Печальная история ухода Красного Креста из лагеря есть непонимание генер[алом] Бакичем своих прав. Считаю уместным напомнить ген[ералу] Бакичу, что я, передавая ему отряд, подписал приказ, определяющий его права, как командира неотдельного корпуса, между тем, ген[ерал] Бакич в переписке с А.А. Булыгиным передергивает «Положение о пол[евом] управлении]», присваивая себе права чуть ли не Главнокомандующего. Мне известно, что в части попал приказ, где были указаны права ген[ерала] Бакича как командира корпуса отдельного - это умышленно неправильная перепечатка. Зимняя заготовка баранов обошлась отряду в среднем по 11 рублей за голову, между тем любой скотопромышленник из Кульджи перегнал бы баранов в Чугучак за половинную плату. Баран
136 А.В. Ганин. Черногорец на русской службе: генерал Бакич
в Илийском крае на серебро стоит 3 р. 50 к. или 4 рубля. Не вижу экономии в расходе серебра, и, вместо того, чтобы за 60 000 рубл[- ей] серебра купить 5000 баранов, можно
На чужбине
137
ния им в полном объеме воинской дисциплины. Но в то же время генерал Бакич усиленно подчеркивает, что его отряд - военный, когда дело касается заработка отдельными чинами или организации ими какого-либо коммерческого предприятия. Подполковник Папен- гут был свидетелем прибытия в Чугучак офицера любимой генералом Бакичем Сызранской дивизии. В 30° мороз в одной рваной шинели, надетой на рваное белье и имея на ногах куски кошмы, вместо сапог. Что же тогда делается с казаками? Волосы становятся дыбом. Попытка реквизировать частною инициативою созданный кожевенный завод закончилась крахом завода, и, вместо получения 11 000 овчин, полученных от съеденных к 1 августа баранов, выдано было на полк по 10 плохо обделанных шкурок, но штаб получил полностью. У меня имеются данные, что генерал Бакич в начале интернации пытался увести отряд в Пекин, о чем шла усиленная переписка с русским посланником. Я совершенно не был уведомлен об этом, между тем, более 80% отряда составляют оренбургские казаки, и их Атаману, очевидно, небезынтересно было знать, куда ведет их начальник, поставленный тем же Атаманом. Знакомясь с жизнью отряда по приказам, я из 108 номеров мне присланных, усмотрел, что 31 приказ посвящен судебной части, т.е. 30% всех приказов составляют судебные дела и приговоры - это тогда, когда нет бумаги. Да разве судом исправляют виновных? Господин генерал! Надо уметь поставить себя так, чтобы не судный приговор заставлял исполнять приказы, а уважение к начальнику. Обычно все арестованные отправляются в ямынь (китайскую тюрьму). Ведь всем известно, что из себя представляет китайская яма, и в нее сажать тех русских, кои 5000 верст прошли с огромными лишениями, неся с собою огромную любовь к Родине. За что такое издевательство над русскими да еще в чужой стране, с полудеспотическими законами?! Я страдаю душою за всех русских Чугучака и Эмеля. Генералу Бакичу, как сербу, может быть, неясны мои побуждения, но я не могу больше допустить издевательства над русскими - славянами. Я оценил заботы генерала Бакича об отряде, бывшие в Семиречье и в начале интернации, - благодарил приказом и произвел в генерал-лейтенанты, но генерал Бакич забыл, что, принимая от меня производство, он тем самым подчиняется мне всецело. Генерал Бакич принял все меры к тому, чтобы разложить отряд и держать его полуголодным и голым, очевидно, надеясь, что к весне подчиненные уйдут от генерала] Бакича, и он сможет поехать на Дальний Восток, выполнив свою
138 А.В. Ганин. Черногорец на русской службе: генерал Бакич
задачу, окруженный почетом. Эти расчеты ошибочны, и настоящий приказ мною послан как в Пекин дипломатическому корпусу, так и в Харбин к генералу Анисимову. Генерал Бакич забыл, что отряд носит мое имя, и я не могу допустить, чтобы оно трепалось зря. Генерал Бакич, получив мои подробные сообщения и приказы, ответил на них краткою бессодержательною бумагою, приложив стихи Ан- ненковского сочинения. Считаю подобное отношение к высокому государственному делу освобождения России - издевательством. Мною был командирован на р. Эмель штаб-офицер для поручений при мне капитан Папенгут, и он доложил мне, что ген[ерал] Бакич запретил ему доклад от моего имени командирам частей отряда и не допустил капитана Папенгута на заседание, бывшее у генерала Бакича с командирами] частей по поводу поручения капитана Папенгута, между тем последний офицер удостоверением был уполномочен говорить от моего имени. Я не могу понять, как генерал Бакич, состоя начальником отряда моего имени, решился не допустить заместителя моего. Это и оскорбление мне, и нарушение воинской вежливости. На оперативный приказ о выходе в Россию генерал Бакич ответил полным отказом, заявив, что отряд не пойдет в Россию, и что он не боеспособен. На приказ о выдаче серебра для общего дела спасения России, переданный лично ген[ералу] Бакичу капитаном Папенгут, генерал Бакич ответил отказом, и на вторичный приказ мой по телеграфу положил свою резолюцию, которую привожу как в доказательство понимания генералом Бакичем русского дела и русского языка: «Телеграмму читал и на совещание начдивов обсуждалось; отряд находится в очень тяжелых условиях, и болие, чем рание (здесь и далее - так в тексте.
– А.Г.), решено было - нет возможности пока ничего уделить: офицеры, казаки и сольдаты го- лие и босие». Начальник] Отряда Ген[ерал-] Лейт[енант] Бакич, 23 окт[ября] 1920 г. Дважды генерал Бакич не исполнил моего боевого приказа, хотя бы и прикрылся совещанием начдивов. Исходя из всего этого, я не могу более быть равнодушным к делам отряда моего имени на реке Эмиль, и ради спасения казаков и русских людей, интернированных у Чугучака, принимаю решительные меры. Русская пословица говорит, что «рыба тухнет с головы», а потому я, властью, мне данной, отрешаю от должности начальника отряда моего имени на реке Эмиль - генерал-лейтенанта Бакича и его начальника штаба, ускоренного выпуска Генерального штаба генерал-майора Смольнина…»552
На чужбине
139
Приведенный выше документ совершенно не соответствует по своей форме приказу; скорее, это личная исповедь Дутова или даже публичное обращение к самому Бакичу. В тексте, наряду с искренней болью за судьбу оренбургских казаков, ощутимо проскальзывает и обида уязвленного самолюбия Дутова. При этом автор сам себе противоречит, обвиняя сначала Бакича в отсутствии связи, а затем критикуя письма Бакича в свой адрес. Нельзя не отметить и то, что Бакич с начала 1920 года не находился у Дутова в подчинении, а подчинялся лишь Анненкову. Дутов сам стал заложником ситуации, созданной им и Анненковым в Семиречье, когда оренбургский атаман фактически самоустранился от руководства армией. Но поскольку Анненков себя дискредитировал насилиями его подчиненных по отношению к чинам бывшей Отдельной Оренбургской армии, Бакич в Китае посчитал себя независимым и от Анненкова, и от Дутова. К тому же ни первый, ни второй реально не сделали ничего, чтобы помочь многочисленному отряду Бакича. Приказ о походе на Советскую Россию Бакич вполне обоснованно посчитал авантюрой. Что касается приказа об отрешении Бакича, то Дутов допустил в тексте несколько серьезных ошибок, дезавуировавших этот приказ в глазах Бакича. Прежде всего он позволил себе опуститься до личных оскорблений, выставляя Бакича малограмотным человеком и инородцем, хотя в безграмотном ответе по телеграфу мог быть повинен телеграфист, а не сам Бакич, а что касается национальности Бакича, то, она, разумеется, имела значение в формировании его личности и черт характера, но говорить о том, что боевому генералу русской службы, георгиевскому кавалеру и герою двух войн были чужды интересы России, по меньшей мере оскорбительно. Еще один промах Дутова - выпад против начальника штаба Бакича генерала Смольнина, который закончил никак не ускоренный, а полный курс академии Генерального штаба, причем с лучшим результатом, чем сам Дутов. Тем же приказом Дутов назначил начальником отряда генерал-майора А.С. Шеметова, начальником штаба - полковника Кострова.