Чернокнижник Молчанов [Исторические повести и сказания.]
Шрифт:
Потом фонарь снова скрылся в траве, и секунду спустя красноватый свет лег вдоль тропинки, которая вела от ворот к крыльцу.
Затем, один за другим, раздались голоса:
— Здесь… Идите, идите сюда, пане!
— Нашел?
— Вот тут… Осторожней, тут камень!..
— О, дьявол!
В освещенном пространстве мелькнула чья-то спина и опять скрылась.
Кочерга поднялся с крыльца и крикнул:
— Кто там?
Но он чувствовал, что голос его дрожит; он проглотил слюну и, стараясь сдержать свое волнение, опять сурово и громко крикнул:
— Кто там?
А его сердце билось дробно, быстро… Вдруг оно словно остановилось, словно замерло в груди…
Это пришли сюда те люди, те гонители бедных, упрямо ищущие богатства, готовые продать за него свою душу…
До сих пор в нем словно спала эта мысль, а теперь она проснулась…
И вместе с ней, с этой мыслью, в нем заклокотала прежняя злоба.
— Стойте, панове, — крикнул он вдруг зазвеневшим голосом, — а то убью!
Он быстро взошел на верхнюю ступеньку крыльца, откуда было удобнее целить, и поднял пистолет, направляя его на огонь фонаря.
Все его существо вдруг охватило страстное желание сейчас же, сию же минуту убить хоть одного из этих людей.
Но он сдержался.
Не опуская пистолета и не сводя прицела с круглого окошечка фонаря, он крикнул еще раз:
— Кто вы и зачем пришли сюда?
В ответ он услыхал только разговор нескольких человек между собою.
Хотя говорили, спрашивали и отвечали тихо, но теперь он ясно слышал почти каждое слово.
Разговор шел о том, что сегодня пятница и что сегодня нужно, непременно нужно…
Он знал, что нужно.
— Если вы пришли к каменному пану, — крикнул он, — то я не пущу вас, я буду стрелять.
Опять послышался разговор, теперь уже шопотом. Потом разговор затих… Только еле-еле слышался шорох в бурьяне.
Кочерга ясно слышал этот шорох: будто кто-то пробирался к крыльцу по бурьяну, осторожно раздвигая стебли.
Вдруг из бурьяна выскочил человек и перебежав площадку перед крыльцом, схватился рукой за колонну, сразу перепрыгнув через две ступени…
Он бежал вверх по ступенькам, чуть-чуть согнув спину подняв левую руку, согнутую в локте и загораживая ею нижнюю часть лица. В правой руке он держал саблю.
Когда он вскочил на крыльцо, застучав сапогами по ступенькам и забренчав ножнами сабли, из бурьяна раздался голос:
— Не разговаривай с ним долго, Кукушка!
В то же время почти одновременно грянули два выстрела…
Кочерга выстрелил сразу из обоих пистолетов. Из одного он целил по Кукушке, из другого — по фонарю…
Он стрелял из двух рук разом.
Потом он увидел, как Кукушка покатился вниз по ступеням…
— Спрячьте, пане, фонарь, спрячьте фонарь! Разве вы не видите, что он целит по огню? — услыхал он вслед затем голос в бурьяне.
А через минуту тот же голос спросил с тревогой:
— Что?.. Вы ранены?
— Убью! — крикнул Кочерга с крыльца, — слышите — уходите прочь!
— Домой… — донесся до него из бурьяна слабый голос. — В плечо…
А другой голос сказал громко:
— Ну, постой же ты, дид скаженный!
— Убью! — опять крикнул Кочерга, — сам ты скаженный, — добавил он, — а душа у тебя уж давно у вельзевула в кармане.
Он прислушивался, не ответят ли ему чего-нибудь, и решил стрелять, если его выругают. Но теперь голоса слышались уже за стеной глухо и неясно…
Он подождал, пока стихли голоса и шаги, и подошел к Кукушке.
Кукушка был мертв.
Кочерга отнес его тело в тень, чтобы утром не напали на него мухи, и покрыл его ветками бурьяна.
Потом он зарядил пистолеты, для чего сходил в свою комнату, и хотел было опять выйти на крыльцо, но вместо того только постоял перед окошком, поглядел на двор, на лес, на то место, где мертвым сном спал Кукушка, и, тихо повернувшись, вышел из комнаты и пошел по замку из залы в залу.
В замковые окна лился яркий свет месяца и серебряными полосами ложился на полу и на колоннах.
В замке по-прежнему было тихо.
Только изредка, когда Кочерга неосторожно задавал ногой за какой-нибудь предмет и при этом на пол падал осколок камня или кусок штукатурки, по пустым залам разносился гулкий звук и не скоро точно перепархивал, все ослабевая, из залы в залу.
В замке было много статуй. Но все это было не то, что искал Кочерга…
Он искал „каменного“ пана в каменном кресле.
Когда он нашел его, он остановился у колонны и стал шептать молитву.
Ему показалось, что губы пана чуть-чуть кривятся. Месяц освещал пана сбоку, и Кочерге что на щеке пана, обращенной к свету, сквозь мрамор выступал румянец.
Точно мрамор был прозрачный, как хрусталь пли стекло, и внутри его теплился слабый розовый свет.
Кочерга стоял у порога и смотрел на пана, не отрывая глаз и не переставая шептать молитву.
Вдруг он увидал на губах пана кровавое пятно…
Когда он увидал это пятно, ему сейчас же почудилось, будто и впрямь пан оживает, будто в недвижном мраморе просыпается какая-то жизнь…
Кочерга сейчас же вспомнил о тех двух панах, про которых ему рассказывал Зуй, как они просили Вильчинского разрешить им переночевать в замке, и этот „каменный" пан, безмолвно сидящий на своем каменном кресле, показался ему вдруг каким-то особенным существом, ни человеком, ни статуей, а чем-то таким, чему он не находил имени и названия, но что ждет новой жертвы, новой крови…
И он знал, что паны позаботятся об этой: новой жертве.
В замке было по-прежнему тихо.
Месяц светил в высокое, с частыми железными переплетами, окно, и, казалось, этот свет, струившийся сверху, вливал в каменную фигуру пана жизнь и силу, странную, неведомую силу, трепетавшую в серебряных лучах месяца.
Точно эта сила шла откуда-то, невидимо и тихо для людского взора, на людское горе и муку.
Опять Кочерге вспомнились те два пана и другие паны, которые пойдут за ними.