Чернокнижник Молчанов [Исторические повести и сказания.]
Шрифт:
И пану сразу стало легче…
Море стона и плача выкинуло пана на берег и ушло назад— туда, откуда пришло оно, и уж больше не мучило пана…
— Скорей, скорей… — говорил он эконому, — возьми ключи… выпусти их на волю.
Эконом помог ему встать и отвел в замок.
В тот же день пан снял оковы с казаков и выпустил их на волю.
Разбойник Омелько
(Украинская легенда.)
Пан Грач собрался ехать к пасхальной заутрене.
Когда он занес уже ногу в стремя, на крыльцо выбежала его экономка, старуха Ганна.
— Ой, пане, — крикнула она, — погодите-ка, нате вам пистолет!.. Знаете, около замка неспокойно!
Пан Грач вскочил в седло и перегнулся на бок, чтобы подобрать повод. Лошадь под ним нетерпеливо перебирала передними ногами, подгибала голову почти к самой груди.
— Пошла до дому, — сказал пан Грач; — если в случае чего, так я управлюсь и с саблей. А с пистолетами неприлично являться в церковь в такой день.
И пан Грач хлестнул коня нагайкой, поднял его на дыбы и, повернув на задних ногах к воротам, кольнул лошадь шпорой и легкой рысью выехал со двора.
Ганна взобралась опять на верхнюю ступеньку крыльца и,
поднимая голову, чтобы лучше было видно пана, кричала.
— Ой гляди, молодчик, ой уж не к добру разгарцовался!..
Когда пан Грач добрался до старого замка, уже совсем стемнело.
Пан Грач сам знал очень хорошо, что около старого замка неспокойно. Часто там случались грабежи и разбои. Замок давно уже пришел в ветхость, и в нем никто не жил. Но иногда ночью видели огонь в полуразрушенной каплице [4] ), примыкавшей к главному зданию…
4
Каплица — католическая часовня.
Он вынул саблю и поехал шагом, внимательно оглядывая дорогу.
Смутно сквозь ночной сумрак различал он колеи на дороге и следы лошадиных копыт, белевшие от набравшейся в них и замерзшей воды.
Кругом было тихо. Только в овраге, по берегу которого шла дорога, под снегом журчала вода.
Вдруг конь вздрогнул… Ему почудилось, что впереди его фыркнула лошадь…
Пан Грач остановил лошадь, поднялся немного на стременах и заглянул через голову лошади.
Перед ним смутно обрисовалась темная фигура всадника.
— Бей! — раздалось в темноте в тот же момент.
С боку пана, около оврага, совсем близко вспыхнул маленький огонек.
Пан почувствовал, как лошадь вздрогнула под ним всем телом и зашаталась. Он быстро соскочил с седла, и сейчас же лошадь, точно ждала этого, рухнула, убитая наповал.
Кто-то схватил пана за обе руки около локтя сзади. Он хотел сопротивляться, но пальцы, сжимавшие его руки, казалось, врезались ему в тело.
И, почувствовав вдруг прилив негодования, он воскликнул:
— Трусы! Вы нападаете сзади, врасплох!.. Бейте, коли так!..
Но его не убили.
Ему скрутили руки веревкой и повели…
Один разбойник шел с ним рядом, другой ехал впереди.
Пан слышал, как фыркала его лошадь, встряхивая гривой, как хрустел тонкий лед под копытами.
Его привели в темную келью. Тут было совсем темно, и пану показалось, что за ним вошло несколько человек… Вся келейка наполнилась шумом шагов, звяканьем шпор, лязганьем сабель…
— Зажги огонь! — крикнул разбойник.
О кремень застучало огниво… Посыпались огненные брызги, освещая то пальцы с зажатым в них то край рукава.
Потом затлел трут. Пан видел склоненное над трутом усатое лицо и слышал, как разбойник дул на трут, а когда вспыхнул огонь, пан увидел у стены большое мраморное распятие и около — двух разбойников.
— Омелько! — воскликнул он.
Краска бросилась ему в лицо, маленькие, круглые глаза засверкали. Он повел плечами, потянул правую руку, стараясь высвободить ее; но руки его были связаны крепко.
Когда-то Омелько ходил с паном Грачом и другими панами в славном войске запорожском в Польшу, в Крым. Потом Омелько отстал от товарищей, передался полякам, но не ужился и с поляками и сделался разбойником.
Пан Грач знал, что на душе у него столько убийств, что вряд ли и сам Омелько помнил их все.
Омелько молча вынул пистолет из-за пояса, молча взвел курок.
— Я не отпущу тебя, — сказал он, — пока ты не дашь писульки, чтобы твоя экономка выдала мне сто золотых, и пока мой хлопец не привезет их сюда…
И, целясь пану прямо в лоб, он крикнул хлопцу: —Развяжи ему руки!.. Пусть пишет!..
Пан Грач должен был написать записку.
Что же ему оставалось делать? Правда первое его желание, когда ему развязали руки, было броситься на Омелько, но он вспомнил про великий завтрашний праздник, про торжественное служение в церкви, про других панов, несомненно, уже поджидающих около церкви его приезда, их разговенье… И он сказал поспешно:
— Хорошо, давай, я напишу записку…
Омелькин хлопец уехал, и пан Грач остался с Омелько с глазу на глаз. Он оглянул каплицу и заметил в углу около распятия висевшую на стене саблю и пару пистолетов.
Омелько заметил этот взгляд.
— Только шевельнись, — угрюмо проворчал он, — и живой не встанешь.
Пан Грач нахмурился.
— Молчи лучше, — проговорил он, — теперь Страстная суббота. Говорят, — и при этом пан Грач повел глазами на распятие, — говорят, Он…
И вдруг он остановился.
— Гляди, Омелько, — воскликнул пан. — Он как живой!..