Чернокнижник Молчанов [Исторические повести и сказания.]
Шрифт:
Когда казаки спускались куда-нибудь в лощину, сразу охватывало свежестью; почва становилась мягче, трава сочней и гуще и постепенно переходила в осоку; слышно было, как журчала где-то вода; из-под копыт лошадей вдруг вылетали чибисы и долго летели следом с резким криком, потом круто сворачивали в сторону и, еще раз крикнув на прощанье и сверкнув на солнце белым зобом, быстро скрывались из глаз.
И опять все было тихо; только трещали кузнечики, и, казалось, все, сколько их было кругом, — все старались сообщить кому-то об одном и том же и выбивались из сил, чтобы перекричать друг друга.
К вечеру жара стала спадать. Солнце уже было недалеко от горизонта и бросало через всю степь длинные, косые лучи. Словно кто-то невидимой кистью накладывал на все сочные штрихи и тени, и каждый бугорок теперь был ясно виден. Рельефнее выступили вдали очертания ветряков; они казались лиловыми, как и самая даль, почти незаметно сливавшаяся с небом. Только выше небо начинало рдеть первым нежным румянцем заката. Со стороны, противоположной солнцу, бледным облачком выступала луна.
Кузнечики стихли. Большой степной ворон медленно, лениво махая неуклюжими крыльями, пролетел над головами казаков, как-будто хотел рассмотреть их поближе; потом поднялся выше, крикнул там и полетел навстречу другому ворону, вдруг появившемуся неведомо откуда. Скоро их собралось пять или шесть, и они все кружились над отрядом и долго, пока не скрылось солнце, слышалось их отрывистое:,Крум… крум“.
— Чего кричит чортова птица?.. — сказал Кастырка, ни к кому не обращаясь.
— Кричит, — сказал Вус.
Шкиль поднял голову и посмотрел вверх. По своему обыкновению он ничего не сказал и только, пыхнув трубкой, выпустил целый клуб дыма, окутавший его сразу, как облаком.
Между тем уже завечерело. Начинали кричать перепела. Лошади пошли бодрей и фыркали.
Казаки поправились в седлах и зорче стали вглядываться перед собою.
Скоро вдали показалась усадьба Свентицкого.
Видно Было, как где-то вверху, — должно-Быть, в замке, — на башне светилось окно.
Отряд остановился.
— Не спит, чёртов сын, — прошептал Вус — колдует.
— А не хай! — крикнул Кастырка и выехал вперед.
— Хлопцы, помните вашу клятву… За тех, что в овраге. За мать Украйну!..
— Погодите, пан сотник, — буркнул Шкиль. — Зачем кричать?.. Погодите, я кой-что знаю.
Он порылся у себя за пазухой, достал оттуда холщовый мешочек и медленно стал его развязывать.
— Что это такое? — спросил Кастырка.
Шкиль глянул на него искоса одним глазом и опять буркнул:
— Это мне дал один пустынник; это земля с могилы одной ведьмы.
И он вытряхнул из мешочка на ладонь немного какого-то бурого порошку или песку и бросил его через себя, через плечо.
— Это меня научил тот самый пустынник, — пояснил он, — и теперь пусть там хоть целый полк колдунов, они нам ничего не сделают. Это — заговор от чертей и от всего такого.
— Уж я знаю, — заметил Вус, — ты мастер, Шкиль.
А Шкиль уж спрятал мешочек и раскуривал люльку.
Он ничего не ответил Вусу.
Казаки поглядывали на Шкиля и одобрительно переговаривались между собою:
— Знает…
А сам все молчит.
— С ним не пропадешь…
Когда отряд совсем близко подошел к замку, со стены раздался грозный окрик:
— Эй, кто там? Чего вы тут шатаетесь, полуношники?!
Вус толкнул Шкиля в бок локтем.
— Ну, Шкиль, скажи им, что надо.
Шкиль вынул изо рта трубку, выколотил ее о каблук и спрятал в карман. Затем почесал в затылке: Все это сделал он не спеша.
— А вот же и дурак ты, сторож— начал он, дурак и есть, потому что когда бы ты был умный человек, то не стал бы лаяться на своих. Здравствуй, Зигмусь!
И он приподнял шапку и помахал ею в воздухе, что, разумеется, было совершенно излишне, так как впотьмах Зигмусь его совсем не видел. Но Шкиль придумал это приветствие дорогой, когда был день, и теперь уж не мог отступить от заранее составленной программы.
— Здравствуй, здравствуй… Хе-хе!..
Над стеной между зубцами поднялась темная фигура.
Шкиль хлестнул коня и выдвинулся немного вперед.
— Та, — сказала фигура, — да это никак Шкиль. Здравствуй и ты казак.
— Что пан дома?
— Дома.
— Ну отворяй ворота, мы с добычей.
— Погоди, я схожу до пана.
Темная фигура скрылась со стены, потом через несколько минут снова появилась на прежнем месте.
— Сейчас.
— Ничего, мы подождем.
Где-то во дворе хлопнула дверь; взвизгнула собака, послышалось ругательство. По стенам замка замелькали световые пятна — от фонаря или факела.
— Держитесь крепко, хлопцы— шепнул Кастырка.
— Держитесь, — повторил за ним Шкиль, не сводя глаз с ворот и осторожно вынимая пистолеты.
Ворота вздрогнули и, скрипя, медленно отворились.
Несколько человек, почти безоружных, стояли за ними. Один светил факелом.
Зигмусь крикнул со стены:
— Въезжайте, только не все. Пусть въедут шесть или столько, чтобы внести, что привезли.
Хитер, собака, — пробормотал Вус. — Ну-те, хлопцы, ступайте кто-нибудь, а мы за вами.
Семеро казаков отделились и въехали на мост. По деревянной настилке моста застучали копыта.
— Пошел! — крикнул Кастырка сзади.
При месяце сверкнули клинки сабель. Раздались крики, брань. Зигмусь выпалил со стены из мушкета; выстрел далеко эхом прокатился по степи.
Казаки ворвались во двор.
Мост и площадка перед ним сразу опустели. У ворот только валялся смоляной факел, и его трепетное пламя обливало край стены красноватым светом. В открытые настежь ворота смутно виднелись группы лошадей, спины и шапки всадников. Изредка, словно полоса света выскакивала снизу, блестя поднимались сабли.