Чернокнижник (сборник)
Шрифт:
И вдруг Душан остановился, как над пропастью: вспомнил, что не должно было быть речки в знакомом ему ущелье!.. Холодок протек между лопатками.
Озирнулся он — и лес не тот: не редкий дубняк, а седостволый — чинаровый.
Повернулся Душан, заспешил назад. Вьется ущелье; не смолкает говорливый поток, нет и следа осыпи! Наконец, показалась открытая полоса ее; с трудом взобрался Душан на перевал и снова спустился: опять шумит речонка, опять чинаровый лес кругом…
Замерло сердце у Душана! Ночь заходила;
Начали проступать звезды: мерцало их очень мало и определить направление было нельзя.
Душан наугад пустился вниз по течению.
Стал всходить месяц; пепельно-синий свет залил вершины гор и все ущелье. Речка начала дымиться; среди деревьев расползался туман — будто мертвецы в саванах перебегали от ствола к стволу, от черной глыбы к другой… в ветвях над головой сверкали огненные глаза, тянулись посыпанные сине-зеленой чешуей длинные руки.
Спотыкаясь о камни, торопливо шел Душан дальше. Лес, наконец, как отсекло — впереди раскинулось темное поле; тропка сделалась шире, стала полого забирать в гору — значит, близко находилось селение.
Долго ли, коротко ли — завиделось впереди что-то обширное, белое; всмотрелся Душан — хаты рассыпались по скату горы. Позднее время стояло — ни огоньков не видать было, ни лаю собачьего не слышалось. Из последних сил прибавил хода Душан, почти побежал к селению.
Добрался до первого дома и прямо к окошку метнулся — хотел постучать в раму — ан нет ее, дыра в стене чернеет; сунул Душан в нее голову — нежитью дохнуло, гнилью… не имелось и двери. Душан поспешил к другой хате — и та стояла пустая, заброшенная, месяцем посеребренная. Такими же и остальные оказались — в давно брошенное селение человек попал!
Что тут будешь делать? Дальше идти сил нет, да и куда же? В лес спускаться ночевать — еще страшнее, холодно, сыро!.. Огляделся Душан, наметил домик получше других и заглянул в него.
И в нем от двери и окон оставались только дыры. В одно окошко свет месячный вливался: ни лавки, ни чурбана в горенке не было, как метлой была выметена; в дальнем углу печь большая стояла.
Перекрестился Душан, переступил через порог и за перегородку заглянул — там другая горенка, только поменьше, тоже совсем пустая, имелась.
Скинул Душан с плеч котомку, очертил с молитвой ножом между стеной и печью на плотном земляном полу круг и стал в нем устраиваться на ночь. Хоть и раскрыт был со всех сторон приют, а все же спокойнее, чем в лесу!
Сунул Душан сумку в изголовье, положил рядом с собой штап и нож, растянулся на полу и как потекла усталь из ног в землю… Приник немного погодя ухом — тишина везде нерушимая!.. месяц желтый прямо в лицо глядит, окно словно в воде на полу отражается… И как камень ко дну пошел Душан — уснул!
Обеспокоило что-то во сне сердце
Горенка по-прежнему задымлена месячным светом; у стены бугорок краснеет — большой кусок мяса как будто; нож блестит в него воткнутый…
Заморгал глазами Душан и сел.
— Сплю, что ли, я?.. — Пусто ведь было в хате, не лежало ничего у стены?
И только повел так в мыслях — похолодел весь: из-за угла печи фосфорные глаза на него уставились; показались густые усы и сизое широкое лицо.
С минуту вглядывался человек в Душана; на бритые щеки всползла усмешка.
— Проснулся, брате? — сипло выговорил. — Здорово же ты спал! Добро пожаловать; вставай, вечерять вместе будем!..
И засопел, причмокнул; потом повернулся, грузно пошел к мясу и сел.
— Иди же?.. — повторил.
У Душана отлегло от сердца: не тронул его незнакомец, вечерять зовет, значит, добрый человек!
Есть Душану не хотелось — все кости разломило от ночного похода… лег опять.
— Спасибо!.. — ответил. — Сыт я… притомился очень!..
Что-то проворчал человек, стал есть один… будто лошадь рядом ячмень захрустела.
Опять потонул — уснул Душан.
Во второй раз проснулся он.
В хате темней стало — месяц закатываться начал; между стеной и печью, шагах в двух расстояния, на корточках сидел тот же человек; руки его были вытянуты, он не то шарил что-то, не то старался дотянуться до Душана; волчьи глаза освещали лицо — оно стало совсем черно-синее.
— Брате, подойти поближе ко мне?.. — пробормотал незнакомец. — Слово тебе скажу великое!..
Упал головой назад, на сумку, Душан и ничего не слыхал и не видал больше…
Утром поздно поднялся он — солнце давно заливало светом хату. Потерь он ладонями лицо и сразу вспомнил происшедшее.
Смотрит — нет ничего кругом, горенка пуста по-прежнему.
Поднялся Душан, заглянул в соседнюю — и там никого… в выбитое окно лиловые шишки бурьяна засматривают. Перекрестился Душан.
— Какой чудной сон пригрезился?!.. — подумал.
Вышел на улицу; радость охватила от тепла, от света, от благополучия. Огляделся он, узнал на синем небе свои далекие горы и зашагал вниз, по направлению к ним.
Под вечер Душан сидел за чашей вина на постоялом дворе в том селе, куда думал попасть накануне, и рассказывал, что с ним случилось.
Его слушали, дымя длинными черешневыми трубками, несколько сивоусых селяков.
— Не сон ты видал!.. — проговорил один, прижимая пальцем табак. — Упырь это к тебе являлся!.. Счастье твое, что догадался круг святой очертить: иначе лежать бы тебе сейчас в той хате покойником!..
Париж, 1926 г.