Черные боги, красные сны
Шрифт:
Но это длилось не более секунды. Снова раздался низкий голос Пава, и она вернулась к реальности.
— Смотри же,— сказал он.
Джирел подняла глаза и увидела, что очертания комнаты тают. Огромное изваяние исчезло, сияющий пол и высокие стены с рваными краями без крыши стали редеть, словно туман, и сквозь их истончающуюся поверхность проступили горы, темные деревья и каменистая, неровная земля. И не успела тишина поглотить эхо низкого, вибрирующего голоса Пава, как встревоженная Джирел увидела, что комната сгинула и они оба стоят в сумеречной стране Ромна.
Что и говорить, страна оказалась и в самом деле невеселой. Куда ни кинь взгляд, все тонуло в сером полумраке, пейзаж вокруг был окрашен в одни только угрюмые серые и черные
Джирел почувствовала себя пленницей, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела эту мрачную страну, где все имело четкие очертания. Даже на самом краю горизонта, где небо смыкалось с землей, все было видно так же отчетливо в этом прозрачном темном воздухе, как и камни у нее под ногами,— здесь совсем не ощущалось расстояние.
О да, это была мрачная страна, мрачная, странная, зловещая, какая только может присниться в кошмарном сне, с этой нереальной прозрачностью воздуха, поглощающего все краски, с этим странно близким горизонтом и слишком отчетливым ощущением замкнутости пространства.
— Это,— раздался голос Пава возле ее уха, и у Джирел нервы затрепетали так, что она невольно вздрогнула,— это и есть твоя страна Ромн, королева! Она много просторнее, чем кажется на первый взгляд, и, уверяю тебя, она достойна твоей силы и твоей красоты, моя Джирел. Конечно, земному человеку эти места могут показаться странными. Но скоро ты узнаешь, насколько она не похожа на привычный тебе мир. Иллюзия ее в том...
— Побереги свой пыл, король Ромна,— прервала Джирел его речь,— Это не моя страна, и потому единственное, что меня интересует, это как выбраться отсюда. Покажи, где лежит путь обратно в мой мир, и я буду благодарна тебе за то, что никогда больше не увижу ни тебя, ни твоей страны.
Огромная рука Пава грубо опустилась на плечо Джирел. Он тряхнул ее так, что широкий подол ее платья всколыхнулся вокруг ног, а огненно-рыжие волосы рассыпались по плечам. Ярость исказила темное, бородатое лицо Пава, и оно сделалось страшным. Снова заплясали огненные искорки в глазах, лишенных зрачков, и Джирел в беспомощной ярости опустила глаза, не в силах вынести его взгляда.
— Ты принадлежишь мне! — пророкотал он низким, звучным голосом, от которого все ее тело затрепетало,— Я забрал тебя из Джори, я взял тебя прямо со смертного одра, я взял тебя из твоего мира, и теперь ты моя. Я знаю, ты сильна, но не пытайся тягаться со мной, Джирел Джори! И я требую от тебя послушания, ты должна беспрекословно повиноваться мне!
Ослепнув от ярости, Джирел сбросила со своего плеча его руку и отскочила — всего на шаг, длинный подол платья мешал ей. Она тряхнула головой, и ее кудри затрепетали, как пламя, и гнев в ее голосе был под стать тому пламени, он был столь горяч, что она сама задохнулась и перешла на полушепот, скорее похожий на шипение рассерженной змеи.
— Не смей ко мне прикасаться, ты, черный обитатель преисподней! Клянусь Богом, будь у меня хотя бы нож под рукой, ты бы за это жестоко поплатился, я бы не дала себя в обиду. Клянусь, я выцарапаю тебе глаза, если ты еще раз хоть пальцем тронешь меня! Неужели ты и правда вообразил, будто я принадлежу тебе, мерзкий колдун? Никогда я не стану твоей — никогда, даже если мне придется заплатить за свободу собственной жизнью. Клянусь своим именем, никогда я не буду твоей!
Джирел замолчала, но не потому, что ей не хватило слов, а потому, что от охватившего ее гнева она просто выдохлась. Глаза ее сверкали желтым обжигающим огнем, а пальцы изогнулись, как когти, готовые вцепиться в плоть врага и изодрать его в кровь.
Глядя на нее сверху вниз, король Ромна усмехнулся. Он сунул ладонь под ремень.
— Это ты так думаешь, Джори! — снова пророкотал он.— Ну так смотри, что я могу сделать с тобой!
Ни один мускул на его лице не дрогнул, но она почувствовала, как он внезапно весь напрягся и в нем забурлила какая-то неведомая сила. Сверкающие красным пламенем глаза впились в нее, и еще раз, в бессильном гневе, она поняла, что вынести его взгляда она не в силах. Было нечто поистине страшное в этом взгляде темных, бездонных глаз, изливавших на нее сверкающую, невыносимую, повелевающую силу. И его воля казалась особенно страшной оттого, что он остался неподвижен и молчал. Воля его невыносимо терзала ей душу. Она должна подчиниться... должна...
Вдруг новая волна обжигающего душу жара окатила ее, ослепила и привела в полное смятение, и в этом взрыве вся мрачная страна Ромн загорелась и растворилась в пустоте, и Джирел уже не могла сказать, что происходит на самом деле, а что ей только кажется. Каменистая земля разъехалась в стороны и исчезла. Темный мир куда-то исчез. А сама она теперь состояла не из плоти и крови, а из раскаленной добела чистой ярости. Сквозь этот раскаленный жар ярости, как сквозь пламя, Джирел видела свое тело, из которого изгнала ее охватившая ее злоба. Облаченная в черный бархат фигура Джирел стояла перед Павом и с вызовом смотрела прямо в его бездонные глаза. Сама же Джирел видела, как тело ее постепенно слабеет. Осанка утратила прежнюю горделивость, всегда высоко поднятая рыжеволосая голова поникла. Она беспомощно смотрела, как покинутое ею тело, утратив собственную волю, идет в сторону Пава, как человек, который сам не понимает, что он делает. Вот фигура ее приблизилась к нему вплотную, тело ее, облаченное в бархат, покорно склонилось и мягко опустилось на колени. О, какая нестерпимая ярость... о, как она унижена! Она, Джирел Джори, у ног Пава! Она с гневом и отвращением смотрела, как опускается ее голова, как склоняется тело, принимая позу, которая не оставляет сомнений в том, что она готова во всем подчиняться его воле.
Джирел стало страшно. О, какая сила, откуда она, словно мощный поток давит на нее,— здесь бессильна даже самая бешеная ярость. В натиске этой страшной силы уже не имело никакого значения то, что тело ее демонстрировало столь унизительную покорность. Она бы подумала, что сила эта исходит от Пава, если бы она могла представить, что человеческое существо способно заключать в себе такую невероятную мощь.
На миг осознание этой силы потрясло ее, как раскат грома. И знание это оказалось слишком жутким, чтобы вынести его в том бестелесном, незащищенном состоянии. Она чувствовала, как эта мощь обжигает ее, словно сильное пламя. Да, ей было страшно, ибо Пав был центром этой дьявольской мощи. Но человек не мог излучать такую бесконечную силу. Кто же в таком случае Пав? Что он такое?
О, как ей было страшно! Ее обнаженная душа пылала в огненном вихре чего-то столь громадного... столь ужасного.
Но вот душа ее вновь соединилась с телом. Ослепительный миг — и она стоит на коленях. И снова исчезло ощущение чуждой силы, зато ее душа загорелась жгучим пламенем стыда и унижения: как это она, Джирел, стоит перед кем-то на коленях! Подобно освобожденной пружине, она вскочила на ноги, отступила назад и впилась горящими глазами в улыбающееся лицо Пава, а внутри ее вновь закипела ярость. Мгновение пережитого ужаса было как масло, подлитое в пламя ее гнева. Теперь душа ее не была обнажена, она не была бестелесна и беззащитна перед той силой, которую она ощутила на мгновение, и гнев, оттого что сила эта ей угрожала и она испугалась ее, слился с яростью, испытанной от унижения перед Павом. Она не сводила глаз, пылавших, как огонь преисподней, со своего мучителя. Но он опередил ее.