Черные боги, красные сны
Шрифт:
Неотвратимый, запредельный кошмар открыл Смиту глаза, и он увидел Тага. И понял, почему этого не случилось раньше — человеческие глаза предпочитали не видеть ужаса столь чудовищного, смятенный мозг отказывался признать его существование, и лишь слепой, но всевидящий инстинкт отчаянно кричал: «Опасность! Ужас! Мерзость!» Но теперь, когда Смит напрягал все свои силы, чтобы вырваться из безжалостных тисков бешеной, парализующей музыки, за мгновение до прихода последнего, кромешного ужаса он прозрел и увидел.
Дерево оказалось всего лишь трехмерным, вписанным в мглистый сумрак наброском Тага. Жуткие, извивающиеся, как
И если раньше Смит не видел этого непомерного ужаса, то теперь его ошеломленный рассудок отказывался о нем думать, ограничиваясь чистой регистрацией: чудовищно распухшая глыба, клубящаяся над черным небом сумеречного мира, вцепившаяся в землю корнями омерзительного дерева. Таг жадно тянулся к беспомощным, одурманенным жуткой музыкой жертвам; одного за другим хватал он лесных людей, чтобы тут же отправить их в свою ужасную — слишком ужасную для нормального человеческого глаза — утробу. Теперь понятно, куда и почему исчезают эти несчастные.
Жрица подходила все ближе, над ее головой качались огненные цветы, музыка гремела. Окаменевший от ужаса Смит не мог оторвать глаз от нависшего над тусклой землей кошмара. Таг, чудовищное порождение тьмы, вызванное Илларом из бездны в те незапамятные времена, когда Марс был зеленой планетой... Не в силах взглянуть в глаза своей неизбежной судьбе, Смит размышлял о событиях, происходивших так давно, что само время о них забыло. Какой же безмерной, безрассудной отвагой должен был обладать полулегендарный волшебник Иллар, чтобы поставить себе на службу это исчадие ада — слепую, непомерно огромную тварь, алчную до людской плоти, почти неразличимую глазом даже сейчас, если не считать этого дерева, этой страшной красоты.
Все это промелькнуло в парализованном мозгу Смита за краткий, ослепительный миг прозрения, затем перед его ошеломленным взором возникла знакомая фосфоресцирующая белизна, нежные руки стали мягко направлять его движение, повели его прямо к...
Огнедышащие змеи бросились вниз — и в тот же момент беспредельный ужас вывел Смита из тупого оцепенения. Почему? Он не сумел бы ответить на этот вопрос. Окажись на его месте другой человек, эту историю можно было бы считать завершенной. Однако Смит отличался от большинства людей яростной непреклонностью, вся его жизнь была построена на некой незыблемой, как скала, основе. Мертвящий ужас высек из этой скалы искру безудержного гнева, разбудил Смита, заставил действовать.
Жадные, обжигающе горячие щупальца обвились вокруг Смита, оторвали его от земли — и в тот же самый момент правая рука разведчика метнулась к расстегнутой кобуре, метнулась самопроизвольно, механически, словно отпущенная пружина. Он отчаянно пытался высвободить руку с оружием из тесных змеиных колец. Судя по всему, Таг впервые столкнулся с попыткой сопротивления — волшебная музыка, гремевшая в ушах Смита с такой силой, что казалась уже не звуками, а тишиной, перешла в низкий гневный рев. Огненные ветви с удвоенной силой потащили непокорную жертву вверх, к чудовищной мерзости, едва проступавшей в мглистом воздухе.
Высвободить руку не удавалось; теперь Смит пытался хотя бы повернуть ее, чтобы ствол бластера был направлен на судорожно корчившееся дерево. Он смутно догадывался, что нет никакого смысла стрелять в эту жуткую призрачную массу. Таг принадлежит к иному, неземному миру, энергетический пучок пройдет сквозь его тушу, ни за что не зацепившись, как сквозь пустое место. Настоящий, потусторонний Таг связан с нашим миром через дерево, дерево материально, а потому уязвимо. Будем надеяться, что уязвимо. Вот только бы хоть немного повернуть руку, зажатую тесными огненными петлями.
Туманный, еле различимый глазом ужас неумолимо приближался, гневный рев превратился в ровный, монотонный гул, пронизывавший Смита насквозь, сотрясавший каждый атом его тела; примерно так могла бы гудеть неимоверно огромная, неимоверно мощная динамо-машина. Ослепленный и оглушенный, Смит сделал последнее судорожное усилие, развернул руку еще на несколько градусов и выстрелил.
Он не видел, куда ударил пучок яростного голубого пламени, но уже через мгновение по хищному, невозможному дереву пробежала волна конвульсивной дрожи, гул живой динамо-машины взмыл до нестерпимого визга и смолк, сменился оглушительной тишиной.
А затем мир взорвался. Все произошло почти мгновенно: не успел еще Смит изумиться наступившей тишине, как страшный, пришедший не снаружи, а словно откуда-то изнутри толчок бросил его в черную бездну забвения.
Смит приходил в себя долго и мучительно, как после кошмарного сна,— и все время чувствовал на лице какой-то странный, настырный свет.
Кое-как разлепив глаза, он увидел над собой алмазную россыпь звезд и яркое, быстро ползущее пятнышко Фобоса. Марс. «Что же это я делаю здесь, на Марсе»,— думал он. Он лежал, смотрел на Фобос, изредка смаргивал и вылавливал из памяти осколки недавних событий. Когда из этих осколков начала составляться более-менее связная картина, Смит заставил свое нестерпимо болевшее тело принять сидячее положение и удивленно присвистнул. Он находился в центре большой круглой, абсолютно гладкой площадки, покрытой толстым слоем мельчайшей каменной пыли. Площадку окаймляли какие-то завалы, скорее всего — руины Иллара.
Только если прежде здесь были остатки стен, позволявшие угадать контуры древнего города, то теперь какая-то нечеловеческая сила разбросала их во все стороны. А ближе к центру эта загадочная сила попросту перетерла все камни в порошок. А в самом центре всего этого разгрома сидел Н. Смит, целый и невредимый.
Смит пораженно разглядывал зубчатые, залитые бегущим лунным светом развалины; ему казалось, что воздух все еще дрожит от сокрушительного взрыва. У человека не было и нет взрывчатых веществ, способных причинить такие сокрушительные, такие необычные разрушения. Вывод один — это сделала сила, победно гудевшая в Таге, сила достаточная, чтобы смять и спрессовать пространство. Смит понял, что произошло.
Стены сумеречного мира были построены не Илларом, а самим Тагом, и держались эти стены не сами по себе, а с помощью колоссальной мощи Тага.
А затем дерево получило смертельную рану, связь Тага с материальным миром нарушилась, ничем не удерживаемые стены распались, выплеснув при этом неимоверную энергию.
Многократно изогнутое пространство, из которого состоял купол, распрямилось, приняло естественную форму, а заодно вышвырнуло крошечный мирок и всех его обитателей в... Сколько Смит ни старался, он не мог себе представить, что же случилось дальше, в каких неведомых измерениях исчез этот тусклый, убогий мир.