Черные боги, красные сны
Шрифт:
Ложась спать, Смит накинул шаль поверх одеяла, алое сверкание придало его снам необычный, фантастический характер.
Он брел по алому лабиринту, брел, оглядываясь на каждом повороте, и неизменно видел сзади мириады собственных отражений, искаженных и тусклых, впереди же не было никого, только змеящаяся бесконечность, окрашенная все в тот же зловещий цвет. Иногда она вздрагивала у него под ногами, а иногда ему казалось, будто он видит ее конец, но это всегда был не конец, а очередной головокружительный поворот...
По огромной шали небосвода ползали алые змеи молний,
Он спал и видел шаль, висящую в голубом полумраке — точно таком же голубом, как и ее фон. И он смотрел на нее и смотрел, пока голубой квадрат не растворился в полумраке, а алый узор не повис в воздухе. А потом алый узор был вырезан на воротах... Это были странные, непривычных очертаний ворота, ворота в высокой стене, едва различимой в мглистом сумраке, голубом с отдельными мазками зеленого и фиолетового, в небывалых вечерних сумерках небывалой страны, где воздух горит цветными туманами и никогда не бывает ветра. Он почувствовал, как ноги несут его вперед, и ворота были совсем рядом, а затем они распахнулись...
Он поднимался по длинной широкой лестнице. Его ничуть не удивляло, что ворота исчезли и что он не помнит, как поднимался по той части лестницы, которая осталась позади, которую можно увидеть, если обернуться, а впереди было видно не больше десятка ступенек, а все, что дальше, терялось в многоцветной дымке.
Он поднимался и поднимался, пока не заметил впереди какое-то смутное движение; мгновение спустя из тумана вырвалась высокая стройная фигура: девушка неслась по лестнице, спотыкаясь и чуть не падая, в диком, безоглядном ужасе. Он видел тень этого ужаса у нее на лице, ее длинные золотистые волосы трепетали в воздухе, и вся она, с головы до ног, была забрызгана кровью; ничего не замечая вокруг, она перепрыгивала через три ступеньки и чуть не сбила с ног нерешительно застывшего Смита. Он инстинктивно сомкнул руки, и девушка обвисла в нечаянных объятиях, судорожно хватая воздух ртом, не в силах даже поинтересоваться, кто остановил ее панический бег; Смит ощутил острый, горячий запах крови.
Все еще задыхаясь, девушка подняла голову; на раскрасневшемся лице ярко выделялись пунцовые губы, спутанные волосы горели фантастическим, почти оранжевым пламенем. В головокружительно долгий, как падение в пропасть, миг Смит успел заметить, что темно-карие глаза девушки мерцают красноватыми искрами, почувствовал в яркой, необычной красоте ее лица примесь чего-то чуждого, не знакомого ему прежде. Ужас, застывший в глазах? Возможно...
— Оно...— Девушка смолкла и судорожно вздохнула.— Оно ее взяло! Пустите меня! Пустите ме...
Чтобы заставить златокудрую фею замолчать, Смит осторожно, но довольно сильно встряхнул ее за плечи.
— Ну-ка по порядку,— скомандовал он.— Кого это «ее»? Что такое «оно»? А что ваша одежда в крови — вы хоть это-то знаете? Вы ранены?
— Нет! — Девушка отчаянно замотала головой.— Нет! Отпустите меня! Мне нужно — это не моя кровь, ее...— Она захлебнулась рыданиями.
Полюбовавшись пару секунд на оранжевый затылок, Смит обреченно вздохнул, сгреб содрогающуюся с головы до ног девушку в охапку и побрел сквозь сиреневую мглу вверх.
Минут через пять туман немного рассеялся, лестница кончилась, и он увидел перед собой узкий зал с высоким сводчатым потолком, нечто вроде церковного придела. Войдя в зал, он заметил слева ряд дверей, свернул к ближайшей и оказался в длинной галерее. Арочные окна галереи выходили в голубой безбрежный простор, под ними тянулась низенькая скамейка; Смит сел на скамейку, усадил рядом с собой мокрую от слез девушку и подпер ее своим плечом.
— Моя сестра,— всхлипывала девушка.— Оно ее пожрало, ее, мою сестру...
— Не плачь, не надо плакать,— неуверенно заговорил Смит.— Это же все сон. Не плачь, никакой сестры у тебя не было и нет, и тебя тоже нет, так стоит ли плакать.
Девушка резко отшатнулась и вскинула огромные, полные слез глаза; длинные слипшиеся ресницы были похожи на звездные лучи, как их рисуют дети. Несколько секунд она молча изучала Смита, на затравленном и все же прекрасном лице читалось искреннее сострадание.
— О!.. Ты же пришел из... из... и ты все еще думаешь, будто это сон!
— Я знаю, что это — сон,— с ребячливым упрямством настаивал Смит.— Я сплю в лаккдарольской ночлежке, вижу во сне тебя и все это, а когда я проснусь...
— Ты никогда не проснешься,— печально улыбнулась девушка,— Ты попал в кошмарный, смертельный сон. Из этого мира нельзя проснуться.
— Как это так? Почему нельзя?
Смита кольнула тревога. Да, он знал, что спит; часто бывает, что спишь и думаешь, будто все это наяву, но сейчас-то он точно знал. Только слишком уж уверенно говорит эта истеричная особа, уверенно и с сочувствием, и смотрит тоже жалостливо, как на собаку с перешибленной лапой, тут и не хочешь, а поверишь...
— Царство сна — не метафора,— продолжила девушка.— Туманные миры, по которым бродят души спящих, существуют реально — или почти реально, их бесчисленное множество. Но сюда — я говорю с уверенностью, потому что ты не первый наш гость,— сюда проходят через врата, открывающиеся только в одну сторону. Человек, получивший ключ, может открыть врата и пройти в этот мир, но он никогда не найдет обратного пути. А вот ты — каким ключом открыл ты врата?
— Шаль,— растерянно пробормотал Смит.— Ну да, конечно же, шаль. Этот чертов орнамент, посмотришь — и голова кругом...
Он зажмурился и прикрыл глаза рукой, заслоняясь от воспоминаний, но зловещие алые извивы пламенели на обратной стороне век.
— Какой орнамент? — В задыхающемся голосе девушки звучала отчаянная надежда.— Ты можешь вспомнить?
— Красный...— Тревога Смита превратилась в самую настоящую панику,— Ярко-алая нить, вплетенная в синюю шаль, совершенно кошмарный узор... и на воротах было то же самое... И все равно это сон, я скоро проснусь, и тогда...
— Но ты можешь вспомнить?
Узкая, с длинными пальцами рука до боли сжала колено Смита.