Черный дембель. Часть 3
Шрифт:
К чему приводила месть, я прекрасно помнил: проверил это тогда, в случае с Веником.
Не забыл я ни «вылет» из института, ни исключение из комсомола, ни проданную Артурчиком «Волгу».
«Ты только подумай, Чёрный, какую мы с тобой возможность тогда профукали. Вот на ком нужно было жениться. Тогда бы тебя точно из института не выперли…» Идея Прохорова мне не понравилась. Но я признал её логичной. Ещё тогда, летом тысяча девятьсот семьдесят третьего года у меня в голове зазвучали слова песни из кинофильма «Соломенная шляпка». Фильм покажут по Центральному телевидению СССР только в начале следующего года. Но уже прошлым летом голос Андрея Миронова напевал
В той интернетовской статье я видел изображение Анастасии Бурцевой (чёрно-белую фотографию). Но в первые дни новой жизни в памяти его не воссоздал. Позже вспомнил, что у девицы тёмные волосы и круглое лицо. «Серая мышь», как обозвал Бурцеву Артурчик. Я напомнил себе, что женитьба на Анастасии Бурцевой — не цель, а средство: тот самая опора для Архимедова рычага. А целей для себя я ещё там, в поезде, наметил огромное количество. Но все они в моих планах значились после встречи с убийцей семьи Тороповых. Понимал я и то, что от ЭТОЙ мести не откажусь.
О Птичьей скале нам в прошлый раз рассказали парикмахерши. Случилось это после тех слухов, что прокатились среди гостей пансионата: поговаривали, что в ночь с первого на второе июля с той скалы на торчавшие из воды камни бросилась молодая женщина — покончила с жизнью из-за несчастной любви. Вот только в пансионате ту скалу давно переименовали в скалу Ассоль: будто бы именно на ней стояла героиня романа Александра Грина «Алые паруса» и ждала, когда те самые паруса появятся на горизонте. Благодаря этой выдумке администрации «Авроры» Птичья скала (так её называли местные жители) стала местом паломничества гостей близлежащих пансионатов — особенно после истории с погибшей там женщиной.
Романтический ореол у случая с гибелью женщины продержался недолго: два или три дня. Четвёртого или пятого июля в столовой пансионата уже поговаривали, что та женщина вовсе и не покончила с собой. Утверждали, что женщину со скалы сбросил некий местный житель — его уже арестовали, и он во всём признался. Но это известие не отбило у приезжих интерес к посещению «скалы Ассоль». Потому что других достопримечательностей вблизи пансионата «Аврора» не было. Я сам в прошлой жизни приходил к той скале трижды, на рассвете: проводил там время в обществе светловолосой молодой парикмахерши, любовался на небо и на море. А вот в этой новой жизни я сегодня отправился туда впервые.
Я прекрасно помнил, что к Птичьей скале от «Авроры» вдоль берега не вела ни дорога, ни даже протоптанная гостями пансионата тропка. Поэтому прогулялся по скудно освещённой аллее к шоссе, по которому приехал сюда утром. Приоткрыл металлические ворота, выбрался с территории пансионата. Прошёл мимо автобусной остановки. На перекрёстке свернул в сторону Григорьевки. Неторопливо шагал по освещённой лишь луной и звёздами дороге. Помахивал фонариком, посматривал на тёмные силуэты придорожных кустов. Прислушивался к стрекотанию цикад и к едва слышному с дороги шуму морского прибоя. Вдыхал запах дорожной пыли и аромат морской воды. То и дело зевал — мысли о скорой встрече с Настей Бурцевой не прогнали сонливость.
Напевал, чтобы не уснуть на ходу:
— Женюсь. Женюсь. Какие могут быть игрушки? И буду счастлив я вполне. Но вы, но вы — мои вчерашние подружки…
Я взмахнул фонариком, будто дирижерской палочкой.
— … Мои вчерашние подружки напрасно плачете по мне…
Я усмехнулся и всердцах пнул подвернувшийся под ногу камень — тот будто пушечное ядро улетел в темноту.
Ведущую в направлении моря тропку
К морю я от шоссе добирался минут двадцать. Шагал между холмов, по дну крохотных оврагов. Сквозь тонкие подошвы кед чувствовал ступнями каждый попавшийся мне на пути камень, каждую ветку. Услышал шорох в зарослях травы, усмехнулся: невольно вспомнил, как шарахались от этих безобидных звуков парикмахерши. Артурчик тогда нарочно бросал в траву камни — провоцировал наших спутниц на испуганные крики. На берег я вышел по ровной местности — издали разглядел блеск волн и серую пену у кромки прибоя. Прямо передо мной на небе замерла похожая на серебряную монету луна. Под ней на морской воде мерцала напоминавшая серебристую змею лунная дорожка. Цвета заката уже исчезли с горизонта — признаки рассвета там пока не появились.
Я ещё в прошлый раз заметил, что местность у Птичьей скалы не была не похожа на ту, что я видел в других частях побережья около пансионата. Её словно перенесло сюда из другого региона. Песчаный берег вблизи Птичьей скалы вдруг прерывался. Он уходил резко вверх, будто на вершину рукотворного лыжного трамплина. Песок сменялся на отшлифованные водой булыжники, что выглядели крошками, осыпавшимися с замершего над водой гигантского пирога — Птичьей скалы. Днём здесь всегда кружили птицы (я подозревал, на этой же скале они и гнездились). В темноте под скалой громыхали о камни волны. Этот шум будто заменял ночью громкие вопли чаек. Он заглушил и звуки моих шагов, когда я поднимался на Птичью скалу.
«По пути Ассоль» я шагал не первый. Путь на вершину скалы местные давно разведали и со стороны деревни, и с противоположной. Это лишь с моря Птичья скала выглядела отвесным обрывом. Со стороны материка она казалась высоким холмом: с крутым, но легко проходимым склоном и с относительно ровной площадкой на вершине, где в прошлой моей жизни спокойно разгуливали сразу шесть человек (не в тесноте, без толкотни). На подступах к вершине я погасил фонарь. Я не боялся, что оступлюсь — двигался я медленно, неплохо ориентировался на склоне при лунном свете. Не желал, чтобы о моём присутствии на Птичьей скале узнали посторонние… раньше, чем я сам того захочу. Поэтому я на самую вершину и не поднялся.
Место для нынешней засады я выбрал ещё в Новосоветске — не раз там прикидывал в голове план сегодняшнего мероприятия. Ещё в общаге я вспомнил о каменной ступени (размером с полку в пассажирском вагоне поезда) — там засиживался Артурчик, когда отделялся от нашей компании для «приватных бесед» со своей парикмахершей. Каменный уступ находился в пяти шагах от вершины и в паре метров от края скалы. С него я прекрасно видел и небо, и море: заметил бы и алые паруса корабля, если бы те промелькнули на горизонте. Я спрятался на уступе от взглядов тех, кто придёт на скалу со стороны Григорьевки: почти не сомневался, что Анастасия и её нынешний ухажёр явятся именно с той стороны. Зевнул. Замер в ожидании.