Черный парус беды
Шрифт:
Полавировав между столиками, я подошел к балюстраде. Облокотился на нее. Втянул в себя свежий, с ноткой йода воздух. Море угадывалось в нем едва-едва, теряясь среди цветочных ароматов.
– Славно-то как!
Я дышал и не мог надышаться, чувствуя, как ко мне возвращаются силы, а с ними и бодрость духа. Дышал и обозревал окрестности. Пожалуй, мы поступили опрометчиво, отдав предпочтение залу. Вид действительно фантастический! Океан, россыпь огней на берегу, всполохи рекламы.
Прямо подо мной был порт. А вон и «Золушка»…
На пирсе рядом с яхтой стоял грузовичок, заляпанный лейблами, как джип «кэмел-трофи» грязью.
Из каюты «Золушки» в кокпит выбрался Чистый. Так вот он где! А я-то думал, что, пока я корчился в кабинке, Костя вернулся за столик.
Потом в кокпите появился еще один человек. Он хлопнул Чистого по плечу и сбежал по трапу на пирс, Там он сел в машину, зажглись габаритные огни, и грузовичок укатил.
Костя запер дверцы каюты и тоже сошел на берег. Аккуратно повесил на крючки цепочку, преграждавшую вход на яхту.
Я встретил его у лестницы, ведущей к дверям ресторана.
– С кем это ты балакал?
Костя поморщился:
– Хреново стало, пошел на «Золушку за таблетками. На, возьми, тебе, я вижу, тоже погано. – Он протянул мне пеструю коробочку. – С пережора в самый раз. Подхожу к лодке, а на меня этот монстр прет. Привез консервы, а на борту никого.
– А что за консервы?
– Говядина.
Мой желудок опять пригрозил мне выволочкой, и я поспешил спросить:
– Чего он хотел?
– Денег, чего же еще? А я, представляешь, забыл, что заказ делал. В общем, пришлось принимать груз. А этот хмырь, вместо спасибо, еще и накинуть попросил. Вот ему! – Костя оттопырил средний палец. – Ну, пошли к нашим? Ты как, ничего?
– Угу.
И мы пошли к нашим. Федька и Козлов с Джоном встретили нас ухмылками.
– Жив, здоров и невредим, мальчик Вася Бородин! – объявил Чистый.
Уж не знаю, оценил ли кто его знание михалковского «Дяди Степы». Мне точно было не до этого. При виде уставленного блюдами стола я торопливо содрал облатку и заглотил сразу две таблетки. Но полностью оправился я только минут через сорок, причем настолько, что даже смог отведать пирожных с взбитыми сливками и мороженого с тертым какао. Ничего особенного.
* * *
– Есть хочется, – сказала Мила.
– У меня только вода.
Я достал минералку и протянул Шелестовой. Она сделала несколько глотков.
– Все равно хочется.
С тех пор, как мы покинули побережье, нам не встретилось ни одной живой души. Только птицы – крикливые и озабоченные. Ни Козлова, ни Федора…
Чем ближе мы подходили к подножию давно потухшего вулкана – главной вершине острова, тем меньше нам попадалось рукотворных ям и рвов. Зато пещеры, о которых толковал Козлов, почти не встречались. Две, три, да и были это настоящие пещеры или просто дыры глубиной метра два, бог весть. Мы с Шелестовой не проверяли. У нас была другая цель – мы искали людей.
Никого.
Штурмовать каждый встречный взгорок смысла не имело, поэтому двигались мы не по прямой, а зигзагами. В этом, помимо сбережения сил, был и такой резон: что удобно нам, удобно и другим. Если, конечно, они не дураки распоследние, поскольку только умный в гору не пойдет. Альпинисты не в счет.
Логика логикой, а все равно – никого.
– Надо возвращаться, – сказал я. – Если Петька и Полуяров живы… – я невольно запнулся, потому что прозвучали мои слова как-то очень зловеще. – Рано или поздно они вернутся на «Золушку». Жрать-то всем охота.
– Мне – есть, – уточнила Мила.
– Да хоть кушать! Только, знаешь что, давай той же дорогой не пойдем – сократим. Кажется, мы здорово увалились вправо, так что если рванем вот здесь, – я показал, в каком именно направлении предлагаю рвануть, – то срежем угол.
Шелестова не стала спорить, да и с чего бы, и мы тронулись. Она и в дальнейшем ни разу меня не попрекнула, что для женщины, в общем-то, нехарактерно. Хотя было за что, пусть я и хотел, как лучше!
Сначала все было нормально, под нашими ногами обнаружилось даже какое-то подобие тропинки, но потом мы оставили ее и поднялись на взгорок. Спустившись с него, вынуждены были подняться на следующий. А за ним еще один…
Да сколько же их тут? Остров-то крошечный, максимум три мили в поперечнике, а, кажется, что каждая миля на десять умножается.
Я проклинал себя: что там насчет горы и умного? А ведь есть еще одно золотое правило: самый короткий путь – путь известный. Забыл? Получай!
И все же мы сделали это! С очередного гребня мы увидели океан. Оставалось всего ничего – спуститься по склону и бережком-бережком к «Золушке».
Я шел первым. Штормовые сапоги – не лучшая обувка для того, чтобы лазить по скалам. Подошвы скользили, и чтобы не шлепнуться мордой о камень, приходилось двигаться, согнувшись и чуть боком, правой рукой касаясь земли.
– Ой! – раздалось за спиной.
Я обернулся. Споткнувшаяся Шелестова силилась вновь принять вертикальное, хотя и несколько скособоченное положение.
– Осторожнее, – сказал я, потому что надо было что-то сказать.
Мила не ответила, потому что отвечать было не обязательно.
– Ах, ты!
Это был уже мой крик. Коварный камешек вывернулся из-под ноги, я упал на спину и стал сползать вниз.
За два шага до этого я ступил на осыпь, спускавшуюся к самому берегу, и теперь каменное покрывало пришло в движение, ну, и я вместе с ним.
Ничего опасного в этом не было. Я же видел, что нет впереди ни расщелин, ни валуна, о который я мог бы размозжить голову. Впрочем, так как сползал я ногами вперед, говорить следовало бы о ногах и том, что между ними. В общем, бояться было нечего, как бессмысленно было пытаться остановиться, зацепившись за что-нибудь. Коли уж случилось, пусть так и несет.
В облаке пыли я благополучно достиг берега, где «покрывало» соизволило успокоиться и замереть. Я еще подождал немного, встречая плечами мелкие камешки, продолжавшие скатываться сверху. Потом и тех не стало.