Черный пес Элчестера
Шрифт:
Датчанин выл и извивался, пытаясь вывернуться из железной хватки державших его ворот пальцев, но Фрэнки был воином, и тренировки с тяжелым оружием налили силой его руки. Рыбак рыдал, размазывая слезы по лицу.
Незадачливого работорговца никто не стремился утешить и успокоить. Бывший пленник отнюдь не горел желанием унимать истерики своего тюремщика.
– К берегу!
– коротко приказал норманн, подводя моряка к штурвалу.
– Я...Я не умею, благородный господин...
– зачастил тот.
– Это Хлоди, он...
– Тогда
– О нет, господин! О нет!.. Я попробую...я видел...
– Далеко ли суша?
– Мы должны идти мимо германского побережья, прекрасный ярл, а это недалеко...совсем недалеко... Только сохраните мне жизнь, и я до конца своих дней буду молиться за вас!..
Будешь. А как же...
– Если к восходу солнца я не увижу над морем германских колоколен, ты будешь молиться за меня в аду, - холодно пообещал Фрэнсис, оставляя напуганного Харди у штурвала.
А сам вернулся в каюту, где еще не успело остыть тело Хлоди.
Несостоявшийся раб не испытывал к убитому ни малейшей жалости. Методично собирая свое золото в кошелек, пересчитывая монеты, лорд сам поражался удивительному спокойствию, накрывшему душу. Словно белая холодная тишина, что зимой осып алась на поля Элчестера - из тяжелых бесстрастных туч, - заволокла и его сердце.
Аккуратно извлечь занозы из саднящих ладоней с помощью кинжала...
Последний штрих - надеть два перстня на пальцы...
И перешагнуть через труп, выходя на палубу.
...На рассвете, тонкой светлой трещиной расколовшем купол ночной тьмы, оба человека на борту заслышали шум прибоя. А когда солнце лениво глянуло вниз, на землю, рассмотрели и белый песок пляжа, и возделанные поля, а далеко за ними - колокольни соборов, окутанные нежными красками зари. Розовые лучи и голубые тени восхода прозрачными мазками ложились на палитру мира...
– Спускай лодку, - негромко приказал Фрэнсис.
Глава IX.
В солнечном луче, падавшем на потемневшие, но чистые доски видавшего виды стола танцевали пылинки. Беленькие аккуратные занавески казались золотистыми, насквозь пронизанные душистым летним светом, и чуть колыхались, вздуваясь от ленивого ветерка, что долетал с небольшой речушки неподалеку. Вместе с ним с реки доносились мирные звуки: скрип мельничного колеса, звонкие голоса мальчишек, удивших рыбу с лодок, воркование голубей.
Пчела залетела, покружила над столом одно гулкое мгновенье - и вылетела прочь, прямо по солнечному лучу, ввысь.
Стремление к солнцу...
Фрэнсис скупо усмехнулся, проводив ее взглядом. Он рассеянно крутил на столе золотую монету, наблюдая, как она попеременно подставляет свои блестящие бока свету, как походит на самом пике кружения на призрачный шарик, с одной ослепительно сияющей половинкой, и с другой - тускло-желтой.
Быть может, это - образ человеческой души. В ней сочетаются сияние и серость, в ней...
Но ведь монетка очень быстро крутится, не так ли?
И потом, на нее падает свет...
...только с одной стороны...
Значит ли это, что души людей рассекает эта грань, лишь когда их обладателей подхватывает вихрь перемен?
Но разве от игры света и тени золото перестает быть золотом там, где его не касается свет?.. Разве оно не самоценно? Так что же собой представляет пресловутая "другая сторона" монеты? Темная сторона души?.. Если ее осветить, она сумеет сверкать ничуть не хуже...
Что в таком случае считать освещением?.. И, кстати, тогда в вихре перемен у души не будет темной стороны, как у призрачного шарика вертящейся монеты - тусклой половинки...
Можно ли в таком случае обвинять в чем-то людей?.. Если в конечном счете все сводится к вопросу игры тени и света? А они так от многого зависят и так призрачны... Кто из нас выберет, где закрутится его монета?.. И как будет выглядеть его душа, кто знает?..
Кто крутит монеты?.. И если все так наглядно, быть может, стоит лишь найти подходящий "ключ", и сумеешь познать все тайны...
Если такое в принципе возможно...
К чему терзания и обвинения? Мы выглядим так, как выглядим, и крутимся, пока есть силы...
Монета вращается сама, первый толчок лишь дает ей повод...
Так что стоит ли думать о добре и зле?.. В конце концов, разве они не более чем иллюзия и точка зрения?..
Дик... Что ж, обещание Дику - это нечто вроде долга перед собственным чувством чести. А не перед мифическим добром.
Ведь мальчишку можно понять...
Фрэнсис молча сидел, и с застывшей мрачной усмешкой наблюдал за танцем монеты, поражаясь своему спокойствию.
Чувства умерли. Кончено!
На стол упала тень, и трактирщик водрузил перед молодым человеком кружку, полную пенного пива. Коричневатая, как ржаная мука, шипучая шапка, благоухая прохладным, горьковатым хмелем, ползла вниз по скользким, тусклым бокам высокой металлической кружки.
– А вы, господин рыцарь, какими судьбами здесь, в нашем местечке?..
– полюбопытствовал кабатчик.
– Городок у нас небольшой...
Фрэнсис не ответил. Вместо этого он кивком головы велел толстяку сесть и сухо спросил:
– Поблизости есть какие-нибудь крупные города?.. Где устраивают турниры?..
Мужчина понимающе усмехнулся:
– Крупные города? Как не быть, господин рыцарь, как не быть! Вверх по Везеру, как из нашего залива в устье войдете, можно подняться до Бремена... А вот восточнее, за болотами, если к Эльбе идти, то Гамбург... Но турниров, благородный рыцарь, сейчас никаких нет: слышали, наверное, что наш герцог, - правитель нашей Саксонии, то есть, - сейчас с герцогом Фридрихом Швабским воюет?.. Будь прокляты эти Гогенштауфены! В войну уходят все наши налоги! Ведь, богом клянусь, благородный рыцарь, подумать только: мутить все герцогства из-за зависти!..