Черный ураган. Честный Эйб
Шрифт:
В декабре 1860 года южане нанесли свой первый удар.
Штат Южная Каролина отделился от Союза. К нему примкнули ещё несколько южных штатов, и они образовали новое государство «Конфедеративные Штаты Америки». Это было государство рабовладельцев.
Вице-президент этого государства Александр Стефенс объявил:
«Наше новое правительство основывается на той великой истине, что негр не равен белому человеку; что рабство, то есть подчинение негров белой расе, есть их естественное и моральное состояние. Наше новое правительство впервые в истории человечества
Впервые! Философ Стефенс надеялся, что и в дальнейшем человечество будет исходить из этой «высокой истины».
А пока что южане готовились захватить Вашингтон и навязать свою «высокую истину» всей Америке с помощью оружия.
Весной 1861 года Линкольн попрощался с Хэрндоном.
— Билли, — сказал Линкольн, — мы более пятнадцати лет работали вместе и ни разу не поссорились, правда?
Хэрндон утвердительно кивнул головой.
— Не снимайте вывеску. Пусть клиенты знают, что контора «Линкольн и Хэрндон» не закрылась. Если я уцелею, я вернусь сюда, и мы будем продолжать нашу адвокатскую жизнь.
— Остерегайтесь, мистер Линкольн, — сказал Хэрндон.
— Я знаю, Билли, — ответил Линкольн. — Вы помните спекулянта земельными участками… как, бишь, его звали… Мелвин Хиггинс?
— Как же, «дело против Моффета»… помню.
— Таких хиггинсов тысячи. Это враги, которые подстерегают меня с тыла. Прощайте, Билли!
Тэд, которого папа держал за руку, также сказал:
— Прощай-те, мис-тер Хэрндон. — А потом выпалил: — Извинитезабеспорядоквконторе!
Поезд, в котором папа должен был уехать в Вашингтон, уже стоял возле маленькой кирпичной станции. Паровоз и вагоны были убраны флагами. Задний вагон имел открытую площадку для выступлений, и с неё папа произнёс свою последнюю речь в Спрингфилде.
Речь была произнесена, и станционный колокол уже зазвонил, когда целая ватага фермеров-переселенцев посыпалась из Фургонов с бичами в руках.
— Покажи паренька, Эйб! — кричали переселенцы.
И тут Тэд впервые в жизни оказался перед лицом народа. Папа подхватил его на руки. С высоты папиного роста было видно бушующее море широкополых шляп и клетчатых рубашек.
Тэд махнул рукой, и в ответ послышалось громогласное «ура».
— Это лично тебе, Тэд, — сказал папа. — Поблагодари этих людей. Они тебя любят.
Тэд звонко и отчётливо выговорил «спа-сибо» и заслужил ещё одно «ура»… Поезд тронулся.
Папа вернулся в вагон, поставил Тэда на пол, сунул руку в карман и вытащил оттуда синие тёплые чулки домашней вязки.
— Знаешь, Мэри, — сказал он, — они как раз по мерке…
— Помилуй боже, откуда ты их взял?
— Мне их подарила старая фермерша. Пожалуй, пригодятся. Как ты думаешь?
Мама презрительно отвернулась. Папа воспользовался этим, подмигнул Тэду и сунул чулки в чемодан.
Чем ближе к Вашингтону, тем меньше людей становилось на станциях. Рабовладельческий штат Мэриленд не откололся от Союза, но «лесоруб из Иллинойса» здесь был не в почёте. Разукрашенный
Начальник охраны Пинкертон сообщил, что существует заговор: папу собираются убить в Балтиморе.
— Это относится к вашим обязанностям, Пинкертон, — равнодушно отозвался папа.
Вилли и Тэд ничего не знали о заговоре. Даже мама ничего не знала. Они очень удивились, когда папа сказал, что поедет в Вашингтон сам и будет ждать семью в столице.
Линкольн проехал через Балтимор ночью в обыкновенном поезде, под охраной богатыря-полицейского, вооружённого револьвером. В вагоне были задёрнуты занавески. На вокзале в Балтиморе поезд стоял больше часа. В вагоне все спали, и только гудки паровозов нарушали тишину.
Пинкертон вышел на пустую платформу. К нему подошёл дежурный по станции.
— Всё в порядке, — сказал он тихо, — даю сигнал к отправлению.
В шесть часов утра новый президент прибыл в Вашингтон.
А Вилли и Тэд ехали в специальном поезде, и мама сказала, чтоб они не смели подходить к окнам. На вокзале в Балтиморе остановка заняла всего несколько минут. Вся платформа была наводнена полицией. Где-то кричали: «Да здравствуют Конфедеративные Штаты!», «Смерть лесорубу!» При выезде из Балтимора в поезд полетели камни.
— Это очень хорошо, — мрачно сказал Вилли, — то есть очень хорошо, что папы здесь нет… Пахнет Югом!
Впервые за последние месяцы Тэд почувствовал, что папа окружён врагами и что путь в Вашингтон — это путь на войну.
— Вилли! — сказал он. — И вовсе нет ничего хорошего в том, чтобы быть сыновьями президента.
— Да, — отвечал рассудительный Вилли. — Но нас избрали! Ты боишься?
— Нет, — решительно отозвался Тэд, — я никогда никого не боялся.
Это было не совсем верно. Тэд боялся мамы.
Серым утром 4 марта 1861 года Тэд стоял у окна гостиницы и смотрел на штыки пехоты, которая размещалась вдоль улиц Вашингтона. Людей на улицах было мало, флагов ещё меньше.
Тэд уже начинал догадываться о заговоре. Он случайно слышал, что на всех крышах размещены стрелки-снайперы, которые следят за окнами и балконами на пути следования папы в Капитолий.
Ночью коменданту города донесли, что заговорщики собираются подложить бомбу под помост, на котором Линкольн должен был произнести речь.
Бомбы не нашли, но помост окружили целым батальоном солдат.
— Тэд, не стой у окна! — крикнула мама.
Всё это получалось вовсе не так, как думал Тэд. Он думал, что при въезде в столицу солнце будет сиять на ясном, южном небе. Ликующие жители столицы будут бросать цветы в коляску, в которой они с Вилли и мамой будут ехать на церемонию. На всём пути будут играть оркестры. Генералы в парадных формах будут подходить к семье президента и пожимать руки Вилли и Тэду. Можно будет написать на родину, мальчикам из Спрингфилда, что встреча была замечательная. Тэд уже заранее представлял себе, как лопнут от зависти те, кто думал, что папу не выберут.