Чёртов мажор
Шрифт:
Папенькин магазин всегда казался мне настоящим древним ужасом. Ателье было дорогим, и одевались в нем старые богатые люди, которые признавали одежду только на заказ. Эти мужчины и женщины были уверены, что их тела не подходят под общие мерки, а эргономический атлас, составленный ещё в семидесятых, существует в мире каких-то других очень стандартных людей. Папенька сидел на своём троне и с прищуром наблюдал за тем, как портные — исключительно мужчины — снимают мерки. Он с царским видом трогал ткани и кивал. И иногда поглядывал на Маню, сидевшую в «её мастерской» — у Мани была своя швейная машинка и куча обрезков ткани.
— Неля! —
— Мария, иди к себе, — папенька вышел, а я вздохнула и подняла на него глаза.
Блудная дочь вернулась. Ругай её, отец.
Папенька смотрел на меня без улыбки и не то чтобы был не рад, нет. Он, скорее, не хотел радоваться. Папенька был готов протянуть ко мне руки, я видела, как он дергается в мою сторону, но… нет. Увы.
— Пап, давай что-то решим? — попросила я.
— Что?
— Это все неправда. Он это придумал, чтобы позлить своих родителей. Просто богатенький мальчик, которому ничего не стоит играть чужими жизнями, ясно? Он не более чем лгун, обманщик и инфантильный дурак, которому до фени и двери, и я, и ты, и всё на свете! Я не уходила к нему, не сбегала и уж точно не беременна! Для него все это только хиханьки и хахоньки, но мы с ним не…
— Неля, — это был не папин голос.
Ты стоял за моей спиной. Ты пришёл помириться.
Райт нау в 2019-м
— Последнее воспоминание, значит… — говорит Марк, сверля меня взглядом. — Ты стоишь и говоришь своему отцу, какой я мудак. А я стою за твоей спиной и слушаю. Ты, блин, спала в моей постели! Буквально несколько дней назад. Ты сама легла, я тебя не насиловал. А теперь стоишь и ноешь родителю, какой я ужасный тип. И почему? Потому что возник микро-шанс, что ты залетела? Какой бред! Мне тогда казалось, что меня использовали! Ты хотела помириться с отцом, смешав с дерьмом меня. Я сел в машину. Поехал. И попал в аварию. И вот я тут.
— За весь водительский стаж у тебя всего две аварии, — улыбаюсь Марку. Я помню, что он был зол и что зол сейчас. И я его почти не виню. — В две тысячи восьмом и в две тысячи девятнадцатом. И ты, выходит, забыл все между этими авариями.
И он не знает, что тогда ничего не «обошлось», а микро-шансом на «залёт» воспользовалась Соня.
Марк до сих пор на взводе, а мне смешно. Теперь ясно, почему он не был особенно любезен, кроме тех часов, что пытался соблазнить. А вообще радует, что, очнувшись, он звал меня. Порой казалось, что мы влюбились гораздо позже аварии, а Марк утверждал, что влюбился сразу. Сейчас думаю, что он прав.
Мы молча смотрим друг на друга, и он снова мрачен и молчалив, но встаёт, обходит стол и садится напротив. От ощущения его близости покалывает кожу, но приходится игнорировать это. Между нами пропасть. У меня — развод, у него — крупная ссора с малознакомой девицей. В принципе, мы оба в состоянии войны, только у него первая мировая, а у меня вторая. Бросьте армию Российской Империи к советским войскам — и они наверняка будут бить врага, не разбирая, немец это или француз. Это просто агрессивный дух патриотизма и желание победы. И да, теперь
Сейчас — тишина, темная ночь, до рассвета никто не выстрелит и не прорежет свистом пули пустоту. Не падет вражеский боец на землю от случайного выстрела, потому что мы устали. Я устала, он устал. Я устала от него, а он не понимает, что не так и почему разум и тело говорят разное.
— Кто вмешался в наши отношения? — вопрос повис, и я его глотаю с воздухом, как кальянный отравленный дым.
— Ты считал, что феминизм и мои подруги.
— А как считала ты?
— Твоя работа и твоя усталость. Ты перестал со мной играть, когда я перестала играть с тобой. Мы стали друг к другу слишком добры. А потом безразличны.
— Ты любишь меня?
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что мне кажется, что я тебя люблю или любил, — его глаза снова наливаются темнотой, и я понимаю, что должна буду опять держать оборону.
— Почему ты так думаешь? Вчера ты хотел меня просто трахнуть, как любую девчонку ради эксперимента…
— Не совсем. Я так думаю, потому что когда я на тебя смотрю, внутри что-то щёлкает, и я не могу отвести взгляд. Хочется придушить тебя или поцеловать. Я не очень хорошо тебя знаю, но мне кажется, что нам вместе круто. И ты, должно быть, решила, будто я хочу трахнуть тебя просто потому, что могу заодно вспомнить прошлое. Нет. Это не совсем так. Мне кажется, я что-то к тебе испытываю. И да, интерес в том числе. Примитивный. Каюсь. И мне кажется, я тебя хочу. Мне кажется, я знаю, что с тобой делать. Знаю твоё тело. Меня тащит от этого ощущения, будто в голове внутренний голос, направляющий меня. Он диктует каждый шаг. От него невозможно удержаться, если бы ты понимала, о чем я — сразу бы сдалась. Я как будто подсел на что-то, что “толкаешь” только ты.
— Не понимаю… — шепчу.
Не хочу верить в эти слова, потому что это очередная невинная речь, заставляющая меня отложить оружие. Человек, который говорит мне все это — не мой муж. Это странный микс из того молодого моего Марка и нового откровенного Марка. Этот тип выкладывает мне всё как на духу, все, что думает. Этот тип не стесняется говорить о чувствах. Его просто не пугает бремя прожитых лет, его не держат в узде глупости вроде якорей «Не говори то, не говори это». Он и правда правильно смотрит на меня, и я знаю, что будет правильно касаться. При этом он интригующе незнаком, и я для него незнакомка, с которой все ново и остро. Он весел и не заморочен, у него нет в голове работы и быта. И он правда выглядит одержимым.
— Поверь, — он приближается и опускает пальцы на мои бедренные косточки. — Я не хочу ничего вспоминать. Мне неважно как мы жили эти годы.
— Но ты вспомнишь…
— Скажи только одну вещь: мы изменяли друг другу?
— Нет.
— Ну вот и хорошо, это все, что мне важно. По какой бы причине я не утратил твоё доверие, я рассчитываю, что верну его. А ты заслужишь моё. Снова.
Его губы касаются моих. Они легкие и неощутимые, но от них тело прошивает теплом и нежностью. И почти сразу без прелюдий язык касается моего. Мы не целуемся, а просто трогаем друг друга, и он морщится, как от электрических разрядов, и иногда отстраняется, чтобы смотреть на меня.