Чертовидцы, или Кошмары Брянской области
Шрифт:
Лаванда покинула Зал Ритуалов. Офиру, бросавшую умоляющие взгляды, с улыбкой проигнорировала. Однако в коридоре нахмурилась. Долбаный Питонин! Квадратный козел! Если бы не он… Она набрала слюну для плевка, но передумала: проявление верблюжьей привычки после визита к верховному выглядело бы двусмысленно.
Блондинка-лейтенант вскинула подбородок и направилась в Атриум Плоти.
Плети, секущие до сладкого зуда спину, бодрили лучше чашечки доброго кофе.
Лжек скрестил руки на плоском животе. Жрецы приготовили маленькие лопатки с зубцами, напоминавшие кухонные терки для твердых сортов сыра.
Она взглянула на отца:
– Я люблю тебя, папа.
Лжек оскалился:
– И потому ты идеально подходишь. Покончите с ней!
Жрецы схватили девочку за руки, пережали ей лодыжки и запрокинули голову. С десяток ртов затянули богохульные сантерические напевы. Лопаточки с нежностью любовников легли на плоть – стирая татуировки Офиры. Серебристые линии нательной живописи снимались с ребенка вместе с кожей и плотью, словно обагренная цедра – с кровавого апельсина.
Щеки. Скакавшие плечи. Дуга спины, живот и груди. Трясшиеся ягодицы. Мокрые ноги.
Кричавшую и лягавшуюся девочку заживо ошкуривали.
Через двадцать минут всё закончилось. Офира лишилась всех татуировок, препятствовавших овладению телом и разумом потусторонними сущностями. Она напоминала жертву несчастного случая на лесопилке: человека, угодившего под струйно-гидравлическую чистку, снимавшую кору с бревен. Девочка тряслась и всхлипывала, готовясь к нырку в пасть вечности. Каждое движение, даже незначительное, причиняло чудовищную боль.
Глаза Лжека блестели, как у страдающего сенной лихорадкой. Он поднялся с кресла. Воздел руки к далекому небу, сокрытому от взора метрами кладбищенской земли.
– О Бессодержательный! О владыка мертвых комет и нор бесконечности! Отрави сей сосуд мудростью бездн! И пройди телесно по миру, чья судьба – корчи под твоей кровоточащей пятой!
Жрецы запели еще громче, один за одним впадая в транс, будто сомнамбулы. Они пускали слюни, имитировали лай, с наслаждением увечили себя лопаточками. Где-то снаружи громыхнуло, словно за много километров от убежища надвое раскололся скальный массив.
А потом куполообразный потолок стеклянно-земляным водопадом обрушился в зал.
Ритуальную группу жрецов и Офиру заживо погребло под тоннами земли.
Лжек с интересом сложил пальцы пирамидкой.
Оползавшая тихим дыханием насыпь задрожала. Осколки и дурная земля со стеблями ядовитой бузины подались в стороны.
Наружу выбралась Офира. Несмотря на комья подтухшей земли, хрупкое тело девочки являло собой образец чистоты. Раны, родинки, старые шрамы – всё растворилось в новой коже.
Выжившие жрецы, звякнув кольчужными фартуками, пали ниц перед божеством, ступившим в телесной форме в юдоль людского рода. Лишь Лжек не преклонил колени. Он взглянул сквозь обвалившийся потолок: сиреневые тона всё еще отравляли клокотавшие далекие небеса. Значит, человеческого тела – даже такого – недостаточно, чтобы целиком вместить тварь из черных глубин космоса. Впрочем, это отнюдь не означает, что контроль невозможен. По губам колдуна змейкой поползла улыбка.
Офира, казалось, к чему-то прислушивалась. Будто к плачу за стенкой. Возможно, именно так отныне звучали ее мысли в этой маленькой черепной коробочке с красивыми волосами.
Они здесь. Они прибыли, хоть и не все. Они приглашены в это вместилище. Молоденькая женщина с разумом ребенка. Ее сознание растворяется в них. Оно вопит, тает, скворчит. Отныне они – она. Девочка взглянула на колдуна. Честолюбие и амбиции из того так и брызжут, как из пульсирующего фонтанчика между двух тел в ночи. Такой может быть полезен.
Офира поднесла руку к лицу – и погрузила пальцы в глазницу, будто доставала из кармана застрявшую бумажку. Чавкнуло. В окровавленной ладошке оказался полураздавленный левый глаз, из которого вытекало перламутровое стекловидное тело. Она воззрилась на добычу.
– Мы желаем зреть чертовидцев лично. – Кроткий голосок Офиры сменил громовой шквал. Казалось, когда девочка открывала рот, разом говорили сотни агонизирующих мужчин и женщин, развешенных на крестах.
Стены Зала Ритуалов прошила опасная вибрация. С остатков потолочного купола сорвался массивный кусок закаленного стекла. Перевернувшись в воздухе, он мягко воткнулся в землю.
– Будет исполнено. – Лжек склонил голову в вежливом поклоне.
Он подобрал одежду дочери, приблизился к непостижимому божеству. На плечи девочки вновь легли отцовские руки.
И на этот раз они несли куда больше тепла.
Булат с кислой миной изучал набор «Новоселье». Рюмки и графинчики. Гутная техника 32 . Мазки «селенового рубина» прорезали молочное стекло. Рот постепенно наполнялся слюной: набор напоминал скульптурные леденцы со вкусом клубники и сливок. Перевел взгляд на прочие экспонаты музея. Литой, граненый и прессованный хрусталь, объятый огнями софитов. Роскошь и красота. Ковровые дорожки к застольям и алкоголизму.
32
Гутная техника – процесс, когда расплавленной стекломассе придают форму вручную.
Лунослав, находясь в рядах выставки «Времена года: безвременье», беспомощно вертел головой. Загадочные хрустальные растения его совершенно не занимали. Может, он и взглянул бы на хрустальный иконостас, на создание которого ушло свыше семи тонн хрусталя, но для этого пришлось бы отправиться в Неопалимую Купину. Так что в другой раз.
Сотрудники бюро находились в Дятькове, районном центре, ютившемся в одиннадцати километрах к юго-востоку от Ивота. Обдирая посетителей взглядами, они торопливыми шагами меряли музей хрусталя – одну из жемчужинок национального туристического проекта «Императорский маршрут», включавшего в себя двадцать субъектов страны.
После зловонных событий в метро прошли сутки, втащившие мир в двадцать пятое сентября. Тело Пелагея в фильтрах и отстойниках водонасосной станции так и не нашли.
Шизофреничный убийца бесследно испарился.
Последние двадцать четыре часа молодые люди разыскивали ту, что могла кинуть им хоть какую-нибудь кость-подсказку. А еще они урывками спали и закидывались супрастином, чтобы сбить аллергическую реакцию на ожоги, оставшиеся после крапивы. Ладони их, к слову, до сих пор выглядели так, будто они пытались погонять шкурку кактусу.