ЧЕРТЫ НАРОДНОЙ ЮЖНОРУССКОЙ ИСТОРИИ

Костомаров Николай Иванович

С конца XI века торки, берендеи и печенеги начали входить в русскую жизнь и составили часть южнорусского народонаселения. В 1054 и 1060 годах они являются во враждебном отношении к русским. Под последним из годов говорится об их изгнании, но через 20 лет видно, что они жили около Переяславля; позже являются они на правой стороне в городе, называемом их именем Торческ, стоявший на устье Роси. Новый прилив этого поселения в Русь совершился при Владимире Мономахе в 1116 году, когда жившие на Дону соплеменники прежде пришедших в Русь были разбиты и изгнаны половцами. Торки вместе с печенегами явились тогда в Русь. С тех пор эти народы, разделенные на три отрасли — торки, берендеи и печенеги, — составляли народонаселение берегов Роси (Поросье) и участвовали в междоусобиях князей. Имя черные клобуки [85] было для всех общее и давалось им русскими по внешнему признаку (Изсл. Пог. V, 194). Кроме этих трех отраслей встречаются другие названия, как, например, коуи, каепичи, турпеи и другие; иные назывались по родоначальникам, например, Бастеева чадь; о других, как о каепичах и о коуях, можно заключать отчасти то же. Часть их обитала на левой стороне, около Переяславля, в Черниговской области, под разными племенными и местными именами. Нельзя думать, чтоб они были совершенно кочевой народ: когда они установились в Южной Руси, то кроме городов, служивших им приютами, они жили и деревнями, следовательно, должны были заниматься обработкою земли. Так, в 1128 году, когда разнесся слух, что половцы, заклятые враги торков, бросились на них, ведено загонять их в Баруч и другие города на левой стороне Днепра. Народ полукочевой и воинственный, они составляли войско князей, и не имея прочной симпатии в краю, переходили то к той, то к другой стороне. В половине XII века, когда наступал разгар междоусобий, они тогда решали судьбу края. Их важное значение видимо особенно во время распрь Изяслава Мстиславича с Юрием. Так, при самом водворении Изяслава и перевесе его над Ольговичами в 1149 году их голос решает избрание Изяслава (ты наш князь, а Ольговича не хотим). Как важны были они для Изяслава Мстиславича, видно из следующего места: в 1150 году говорится: аще уже в Чернью Клобукы въедем, а с ними ся скупим, то надеемся на Бога, то не боимся Гюргия, ни Володимера. Князья искали возможности привлечь их на свою сторону, надеясь торжествовать. Под 1154 годом говорится, что об Изяславе плакали кияне и черные клобуки: здесь упоминание о черных клобуках показывает, что они играли важную роль в истории края. Они пользовались уважением по своей воинственности. Изяслав Мстиславич, посылая к угорскому королю и обнадеживая его в том, что сам он силен, дает знать, что его стороны держатся черные клобуки. В 1161 году князь Ростислав посылает к Святославу просить прислать своего сына в Киев, чтоб этот сын узнал людей лучших торков и берендеев. В 1159 году измена их Изяславу Давидовичу и переход на сторону князя Мстислава Изяславича решили судьбу княжения. Изяслав, видя себя оставленным берендеями и торками, должен был отказаться от искушения княжить в Киеве. Точно так же в 1172 году Мстислав и союзные ему князья должны были уступить силе Андрея Боголюбского, когда увидали, что Черный Клобук под ними льстит, то есть не держатся прямо их стороны. В 1192 году Святослав должен был воротиться из-за Днепра из предпринятого похода против половцев, потому что Чернии Клобуци не восхотеша ехати на Днепр. Их было значительное число (иначе они бы не имели такого важного значения) уже потому, что упоминается о многих городах, им принадлежащих. В 1156 году берендеи, имея у себя города по Роси, просили у князя Мстислава Изяславича еще по городу за то, чтобы оставить сторону Изяслава Давидовича. В 1177 году упоминается о шести городах их, взятых половцами. Ведя сначала жизнь кочевую, они мало-помалу приучались к оседлости; получая от князей, в награду за помощь, города, служившие им для убежищ, куда они помещали свои семейства и пожитки, вместе с тем они получали и земли, к этим городам принадлежавшие. О многочисленности их можно тоже судить по величине отрядов, которые они могли выставлять. В 1172 году Глеб посылал для подъезда отряд в 1500 человек. Несколько раз упоминается о больших отрядах их, отправленных в поход, например, в походах против половцев. В 1183 году Святослав киевский отряди молождшее князе перед своими полки… и Мстислав Володимирович и Берендее все с ним, было 2100. В 1185 году уведевше Кончака, [86] бежавша, посласта по Кунтувдея, в 6000.

85

Черные клобуки (тюрк. каракалпаки — черные шапки) — древнерусское название кочевых тюркских племен (берендеев, торков, печенегов и др.), которые с конца XI в. жили в южных и юго-восточных владениях Киевской Руси (по Роси, Днепру, в районе современных Черкасс).

86

Кончак — половецкий хан, внук Шарукана. Во второй половине XII в. объединил под своей властью племена восточных половцев. В 1172 и 1180 гг. поддерживал северских князей в их борьбе с другими княжествами. Осуществил ряд походов в Переяславскую землю (в 1174, 1178, 1183 гг.), в Киевскую и Черниговскую земли (1185 и 1187). В 1184 г. потерпел поражение от русских князей на р. Хорол. В 1185 г. разбил на р. Каяле и пленил новгород-северского князя Игоря Святославича. Позже осадил Переяслав, но потерпел поражение. Борьба Игоря Святославича и других князей против Кончака легла в основу «Слова о полку Игореве».

Кажется, будет справедливо в этом чужом племени, поселившемся среди русского населения и слившемся с ним впоследствии, искать предвестников казацкого общества. В XII веке в южнорусском Киевском крае воинская толпа, решавшая судьбу князей и края, состояла уже не из одних русских (славян), но и из инородцев, вошедших в русскую жизнь. Князь совершенно зависел от расположения к нему дружин и полка сбродной военной толпы; оттого князь должен был делиться с дружиною и своими выгодами, и оттого в числе похвал, расточаемых князьям, постоянно приводится и то качество, что добрый князь не собирал себе имения, но раздавал дружине: бе бо любя дружину и злата не собирашеть, имения не щадяшеть, но даяшеть дружине (Л. 139). Когда Киевом овладевали князья, прежде установившиеся в других землях, то привозили с собою из тех земель и мужей своих, которым и раздавали должности; эти мужи смотрели на новое свое назначение как на средство к личным выгодам и приобретали ненависть народа, поддерживаемую и теми знатными туземцами, которые по причине появления новых гостей лишались сами того, что давалось пришельцам. Как скоро князь умирал или был изгоняем, его мужи подвергались народной злобе: их грабили, а иногда и убивали. Так было при Святополке Изяславиче. Так со Всеволодом Олеговичем явились его приверженцы, вероятно из Чернигова, и когда Ольговичи должны были, в лице Игоря, уступить Изяславу Мстиславичу, киевляне ограбили и мужей Игоря. То же делали с суздальцами после смерти Юрия Долгорукого.

Все эти случаи показывают, как подвижно было население Киева и земли его. Мужи — бояре и дружина, располагавшие судьбою края, то появлялись, то исчезали, то возвышались, то падали; в Руси не могло образоваться ни прочной княжеской власти, ни родовой аристократии, ни еще менее — народоправления.

Несмотря на такой порядок, не благоприятствовавший гражданственности, начала образованной жизни в материальном и духовном отношении, развиваемые христианством, не давали народу впасть в кочевую дикость. Сношения с Византией и Западом и давние торговые связи продолжали поддерживать стремление к гражданственности. Христианство распространило в народе понятие о духовной жизни и знакомило народ с книжным учением. В удельный период, до татар, в Южной Руси переводились и читались византийские книги, большею частью религиозного содержания; были и свои оригинальные писатели, не только духовные, но и светские, как это показывает песнь Игорева. Так образовалось в Южной Руси слияние гражданственности и духовного просвещения с дикостью и кочеваньем, начал свободы общественной с деспотическим произволом. Князья выбирались и признавались народным голосом, но народное значение сосредоточилось только в случайной толпе удальцов; утеснения и противонародные поступки власти наказывались судом массы, но масса эта была неправильно организована; отсутствие сословности, родовой аристократии, привилегии сословий, вместе с тем произвол случайно сильного и унижение слабого и незначительного — во всех этих чертах народной жизни виден зародыш будущего казачества.

В конце XI века Южнорусская земля обозначается уже по отделам своей народности: в Чернигове образовалась своебытная земля, в Волыни также, и в Червоной Руси. Судьба народа в этих отделах Южной Руси ускользает из истории, ибо летописи гораздо более заняты Киевом, а по отношению к другим областям говорят только о князьях. На Волыни центром сделался Владимир. Князь Ярополк Изяславич, посаженный Всеволодом, был изгнан сыновьями Ростислава, внука Ярославова; а потом выгнал Ростиславичей великий князь Всеволод и посадил там сына своего Владимира. Ярополк привел поляков, чтоб возвратить свое прежнее владение. Владимир уступил Владимир с Волынью Давиду и удержал Луцк, которого жители сами сдались; но потом Ярополк изгнал с помощью поляков Давида Игоревича и помирился с Владимиром Всеволодовичем; но, продолжая воевать с Ростиславичами, в 1086 году был убит под Звенигородом.

Во всех этих сказаниях участия народа не видно; ясно только, что судьба этого края не имела ничего прочного и власть над ней не определена и находилась в распоряжении случайно сильнейшего. Князья, с помощью ляхов-соседей, могли утверждаться, не спрашиваясь жителей. Но постоянное стремление утвердиться в известном городе показывает, что существовало в народе понятие о старейшинстве некоторых городов в своей земле. Эти города были Владимир и Луцк. В 1089 году явилось самобытное княжение Святополка в земле дреговичей, в Турове. [87]

87

Дреговичи — одно из восточнославянских племен (союзов племен), обитавшее по р. Припять и в более северных областях днепровского Правобережья. Упоминается в «Повести временных лет». Считают, что название связано с древнерусским словом «дрява» или «дрега» (болото) и указывает на характер местности, где жило это племя. Самыми крупными городами были Туров, Клецк, Слуцк и др. Земли дреговичей составляли отдельное княжество с центром в Турове. В Х в. вошло в состав Киевской Руси.

Время, когда Киев и вся Русская земля состояла под управлением князя Всеволода, летописцем-современником обозначено особенно ярко: его набожность, уважение к монахам и священникам и христианское благочестие приобрели ему похвалы (любя правду, набдя убогыя, воздая честь епископам и пресвуторам, излиха же любяше черноризци, подая ниже требованье их, беже и сам в здержася от пьянства и от похоти). Но управление его рисуется тем же летописцем не в привлекательном виде: наш любити смысл уных, совет створя с ними; си же начата заводти и негодовали дружины своея первыя и людем не доходит княжея правды, начаша тиуны грабити, людей продавати, сему неведущу в болезнех своих. [88]

88

Быть может, о такой беспечности князя, какая выставляется во Всеволоде и которая была нередка в князьях южнорусских, говорят старые песни, например, в песне о Чуриле Пленковиче, где к князю киевскому приходят сначала молодцы звероловы жаловаться на пришельцев, чужих охотников, выловивших зверей; потом являются другие, рыболовы, жалуются, что пришельцы выловили рыбу; наконец, явились сокольники и кречетники из поречных островов под Киевом и говорят, что набежали пришельцы и похватали ясных соколов и белых кречетов… На первые жалобы князь стольный киевский пьет, ест, прохлаждается, их челобитья не слушает. Он спохватился тогда только, когда ему принесли весть о его соколах, потому что это ближе к нему, как его собственность личная, а не народная.

Здесь под уными разумеются новопришлые, люди недавно возвысившиеся и не связанные родовыми отношениями старины с народом: они, естественно, более думали о собственной выгоде, чем о правде. К умножению народного неблагополучия явились болезни — люди умирали различными недугами; осень и зима 1092 года были до того обильны смертностью, что в течение времени от заговенья на пост перед рождеством Христовым до мясопуста продано в Киеве 7000 гробов. Половцы делали набеги на села и города Южной Руси, преимущественно на левой стороне Днепра, но иногда прорывались на правую. Народ пугали разные явления, считаемые предзнаменательными, как, например, рассказывали, что когда Всеволод был на охоте за Вышгородом, [89] то упал с неба превеликий змий; было землетрясение; думали видеть указание чего-то страшного для будущего в круге, явившемся посреди неба; от засухи земля казалась сгоревшею, воспламенялись боры и болота от неизвестных причин. Отовсюду приносились в Киев рассказы о разных чудесах и знамениях; но ничто до такой степени не казалось странным и непостижимым, как вести, приносимые из земли кривичей, из Полоцка: говорили, что там бесы разъезжают по улицам на конях, и кто только выйдет на улицу, того сейчас поразят, и тот умрет; начали и днем являться они на конях — только никто их не видел, — говорит летописец, — но конь их видети копыта (суеверие литовское: в литовской демонологии духи в виде всадников — обыкновенное страшное явление).

89

Вышгород — город возле Киева. Впервые упоминается в летописи под 946 г. как резиденция княгини Ольги — «Ольжин град». О политическом и экономическом значении Вышгорода — важного торгового центра Руси — сообщает византийский император Константин VII Багрянородный в своей книге «Об управлении империей», написанной в середине Х в. С 1078 г. Вышгород — центр удельного Вышгородского княжества, подчиненного киевским князьям.

Ожидаемые народом бедствия разразились действительно только при Святополке Изяславиче, сделавшемся князем киевским. Пришедши из Турова, он раздавал должности тем, которые сопровождали его оттуда. Они держали с ним совет; к киевлянам не было доверия. Половцы отправили послов к Святополку просить мира. Одни советовали примириться, но пришедшие с Святополком туровцы, соперники партии киевлян, настаивали на войне. Святополк пригласил Владимира Всеволодовича из Чернигова; отправились воевать, но в войске их не было согласия. Дружина каждого князя расположилась по-своему наперекор другим. Князья были разбиты у Триполья, и половцы страшным полчищем рассеялись по Русской земле, грабили, брали в плен. Так был взят город Торчский, населенный торками; его сожгли и повели жителей в плен: то был обычай половцев. «Тогда много страдали христиане (много роду хрестьанска стражюще), — говорит летописец: печальны мучими, зимою оцепляеми, в алчи и в жижи и в беде, опустневше лици, почерневше телесы, незнаемою страною, языком испаленым, нази ходяще и боем, ноги имуще сбодены тернием, со слезами отвещаваху друг ко другу, глаголюще: аз бех сего города; а другиа: аз сея веси; тако съупрашаются со слезами, род свой поведающе и вздышюще, очи возводяще на небо к Вышнему» (Лавр. Сп., 96). Вдобавок ко всеобщему горю в 1094 г. явилась саранча (прузи) и поела весь хлеб на корню. Сверх того сын Святослава, Олег, сдружился с половцами и при помощи их выгнал Владимира Всеволодовича из Чернигова, где княжил некогда отец Олега.

Тогда явился один энергический человек среди всеобщего разложения: Владимир Всеволодович, прежде княживший в Чернигове, а по изгнании оттуда Олегом — в Переяславле. Он умел, по крайней мере, дать отпор половцам, подвинул на ополчение и разбил врагов и тем поколебал их уверенность в своем превосходстве. Владимир был единственный человек в удельном периоде, задумавший установить прочную связь между княжествами. В 1094 году Олег из Тмутаракани с толпою половцев явился в Северской земле и выгнал Владимира, который перешел в Переяславль. Отсюда возникла между ними вражда. Когда Владимир старался подвинуть все силы русского мира для противодействия половцам, Олег мешал этой цели и держался с половцами, так как они ему доставили Чернигов. В Переяславле убили двух половецких князей, пришедших туда для заключения союза. Владимир не хотел было решаться на такое предательское дело, но дружина Ратибора, киевского тысячского, приговорила убить их, ибо они несколько раз преступали клятву. Дружина киевского тысячского, быть может, здесь имела значение веча киевского, и Владимир должен был ее послушать. От Олега требовали выдачи одного из княжичей половецких, но он отказал. Тогда Владимир приглашал Олега вместе с князьями собраться в Киев и там положить ряд пред епископами и игуменами, и мужами и людьми градскими, как оборонять землю Русскую от поганых. Это было нечто в роде сейма всех земель, ибо мужи должны были находиться из других княжений и люди градские, вероятно, были не одни киевляне. Олег отвечал, что ему непристойно отдавать себя на суд епископам, игуменам и смердам. Неизвестно, в каком смысле сказал он последнее слово: назвал ли он презрительно смердами мужей, дружинников и людей градских или в самом деле там должны были быть и смерды. После этого вспыхнула война и разыгрывалась в Ростовской области, захваченной Олегом. Между тем половцы ворвались в Киев, ограбили и зажгли предместье и Печерский монастырь. В 1097 году война кончилась тем, что Олег должен был смириться. Назначенный съезд в Любече постановил, чтобы все князья довольствовались своими отчинами. Это постановление не было общим правилом навсегда: чтоб всякий князь, коль скоро он князь, непременно владел волостью; оно относилось только к существовавшим тогда княжеским отношениям. Главная цель этого съезда была — ополчение против половцев и взаимное действие против них; уклад княжеских владений был только средством к удобнейшему ведению войны с внешними врагами, а не целью (и сняшася Любячи на устроенье мира и глаголаша к себе рекуще: почто губим русскую землю, сами на ся котору деюще? а половцы землю нашу несут розно, и ради суть, оже межю нами рати? Да поне отселе имемся во едино сердце и блюдем русские земли, кождо да держит отчинну свою (Лавр. Сп., стр. 109); и притом не все князья получили волости: дети Святополка и Владимира не получили; о полоцких и вообще кривских князьях и о Новгороде нет помину. Вслед за тем Святополк и Давид Игоревич, князь Владимира-Волынского, привлекли к Киеву червонорусского князя, Василька, [90] предательски взяли его, и он был ослеплен Давидом. Владимир поднял войну за такое беззаконие и подошел к Киеву. Киевляне могли испытать на себе наказание, ибо когда Святополк взял Василька, то спрашивал об этом киевское вече, и киевляне предоставляли своему великому князю на волю, как поступить с задержанным князем. Поэтому Владимир, идя карать за злодеяние, имел право мстить киевлянам. Действительно, в Киеве были люди, которые в угодность своему князю советовали ему поступить предательски с Васильком. Святополк хотел бежать. Киевляне его остановили, отправили к Владимиру посольство и помирили князей, с тем чтобы они отправились наказывать Давида. Выгнали Давида, и Святополк посадил детей своих на его место. Вслед за тем Святополк хотел отнять Червоную Русь у Ростиславичей. Тогда Волынь сделалась сценою войны, без сомнения разорительной для жителей. Вмешались в дело угры, которых призвал Святополк, вмешались половцы, призванные Давидом. Половцы одолели. Но волынцы стали против Давида и передавались киевскому князю. Наконец, при посредстве Владимира, эта усобица прекратилась тем, что Давиду дан Дорогобуж, — оставили его таким образом без наказания за злодеяние над Васильком и только предали смерти мужей — его советников.

90

Василько Ростиславич (?—1124) — князь теребовльский (1092–1124), сын тмутараканского князя Ростислава Владимировича. Васильке Ростиславич вместе с братом Володарем Ростиславичем вел борьбу за независимость удельных княжеств Галицкой земли от великого князя киевского, а также от Венгрии и Польши.

После прекращения распрей Владимир Всеволодович, сделавшийся главным двигателем событий, душою века, соединил князей и дружины их в поход против половцев в 1103 ив 1110 годах. Оба похода были очень удачны. Не ограничивались только охранением пределов Русской земли от набегов, а сговорились войти в степь, где половцы кочевали на востоке от русских пределов, между Ворсклою и Доном, хотели навести на них страх и охладить надолго, если не навсегда, отвагу, с какой они нападали на Русь. Ополчение состояло не только из княжеских дружин, но и из простого народа, смердов, взятых с «рольи»: дело было народное. Когда дружинники возражали на совете, что не следует отрывать весною смердов от рольи, Владимир отвечал им: «удивительно, как это жалеете смердов и лошадей их, а того не помышляете, что половчин наедет весною, отнимет у смерда коня, и самого с женою и детьми повлечет в неволю, и гумно зажжет». Чтоб придать этому ополчению религиозное значение, Владимир пригласил священников с образами: они шествовали пред полком и пели кондаки честному кресту и канон пресвятой Богородице. Это имело нравственное влияние: русские одержали победу над половцами; город половецкий Шарукань сдался, а город Сугров сожжен. На реке Сальнице половцы претерпели сильное поражение. Рассказывали, что русским князьям помогали ангелы и срубливали неверным головы невидимо! Когда привели в Киев пленников, то они говорили: «как можем мы с вами биться, когда другие ездят поверху вас в светлом оружии, страшные, и вам помогают!» Говорили, что самый поход против половцев внушен был свыше: Владимир ночью видел при Радосыне видение в Печерском монастыре — огненный столп, стоявший на трапезнице; он переступил над церковь и потом полетел по воздуху за Днепр, по направлению к Городцу: этим указывался воинственный путь русским против врагов креста Христова. Этот поход произвел сильное впечатление на народное чувство. Его-то, как видно, воспел вещий Боян; [91] его слава — говорит летописец — разнеслась по странам дальним, «ко греком и утром, и лехом и чехом, дондеже и до Рима пройде!» Рим представлялся в народном воображении пределом известного, особенно славным и почтенным местом, далее которого почти не восходили географические знания. Уважение к Риму поддерживалось в народе жившими в Киеве в значительном числе католиками.

91

Боян, Баян — древнерусский поэт-певец, неоднократно упоминаемый в «Слове о полку Игореве». Имя Бояна встречается и в «Задонщине». В интерпретации этого имени учеными обозначились две основные тенденции: собственное имя конкретного древнерусского поэта-певца; нарицательное слово, обозначающее певца, поэта, сказителя вообще.