Червонные сабли
Шрифт:
Можно ли устоять перед таким соблазном? И поселковые мальчишки мчались домой, наскоро хватали все, что может пригодиться на войне, и догоняли юзовскую колонну. Рев младших братьев и сестер, причитания матерей неслись вдогонку. Даже Ленька испугался: как бы не заругал Ока Иванович! Вместо знамени ребята несли плакат с грозными словами:
Даже Илюха рыжий одолел страх и тоже отправился на фронт. На него было смешно смотреть, так он был обвешан вещами: пальто и одеяло взял с собой, прихватил мешок сухарей. На поясе висела фляга. С другой стороны - лопата (окопы копать). Не забыл и кружку, портянки, котелок с ложкой. Пот катил с Илюхи - упарился, бедняга, но не отставал, старался идти рядом с Ленькой.
Ребята разговаривали в строю.
– Не возьмут нас... Комиссию назначат...
– Не имеют права...
– Что ты, бюрократов не знаешь: скажут, малы...
– Врать надо: тебе десять, а скажи двадцать.
– Их не обманешь. Доктор, говорят, по зубам узнает, кому сколько лет.
– Лёнь, скажи, почему у Врангеля такая чудная фамилия: Вран-гель. Врет много?
– Не врет, а торгует.
В толпе ребят послышался смех.
– Чем торгует? Яблоками?
– Россией.
– Вот гад!.. Дай ему бог весело жить, да скоро сдохнуть!
Однако Ленька считал своим долгом объяснить ребятам что к чему:
– У Врангеля ничего нет своего, все ему Антанта дает. И за все это надо платить. Вот Врангель и торгует: Франции отдает Донбасс, Англии - Баку, Японии - Дальний Восток. А себе - Москву.
– А вот этого он не нюхал?
– И Уча показал кукиш.
– Обязательно, говорит, Москву заберу, - продолжал Ленька.
– Не пройдет и полугода, как Москва моя будет... Только была у собаки хата: дождь пошел, она сгорела.
Ребята согласно закивали головами.
5
На станции Юзово воинский эшелон был готов к отправлению, когда с башен бронепоезда заметили вдали массу людей с всадником впереди. Колонна приближалась, и на бронепоезде уже готовы были повернуть в ту сторону орудие, но потом разобрались, что тревога была напрасной.
Сначала думали, что гонят стадо. Ока Иванович даже потянулся рукой к биноклю, но тут Махметка закричал:
– Лёнка едет!
На станции не могли понять, откуда взялось столько ребятишек, да еще с оружием.
– Ты кого привел?
– строго спросил у Леньки Городовиков, когда к эшелону, четко печатая шаг, подошли «новобранцы» и остановились под Абдулкину команду: «Стой: ать-два!»
– Прибыло революционное пополнение, товарищ командарм, - доложил Ленька, спешиваясь и беря под козырек.
– Ты что выдумал? У нас не детский приют...
– Это шахтеры, товарищ командарм, дети трудовой семьи!
Ленька произнес эти слова с такой гордостью, что Ока Иванович смягчился.
– Гм... дети трудовой семьи... Гренадеры.
– Городовиков взглянул на Щаденко и Кучукова, как бы приглашая их в свидетели, потом подошел к Абдулке Цыгану: - Ты зачем привел пацанов?
– Воевать, товарищ командир.
– Воевать? Хорошо. Вот прибыл ты на фронт и выходишь один на один с врагом. У тебя никакого оружия, а у него винтовка. Что ты будешь делать?
– За глотку возьму...
Среди бойцов грянул хохот.
Сдерживая усмешку и стараясь глядеть серьезно, Городовиков прошел вдоль ребячьего строя, остановился перед Илюхой и долго разглядывал его амуницию. Командарм ни слова не произнес, но уже слышался сдержанный смех.
– А подушку ты захватил?
– Не. А что, нужно?
– простодушно спросил Илюха и, забыв закрыть рот, так и стоял с отвисшей челюстью.
– Обязательно. Как же ты без подушки? Иди домой и возьми.
– Это я быстро... У маманьки есть.
Пока шел веселый разговор, харьковский паровоз напился воды из длинного брезентового хобота, набрал в тендер угля и теперь пятился задом, подходя к эшелону.
Когда Илюха, оставив свои вещи на станции, побежал за подушкой, Ока Иванович продолжал разговор с Ленькиными ополченцами. Он заметил самого маленького по росту конопатого мальчишку, который норовил протиснуться в передний ряд, чтобы его заметили. Ворот рубахи у него был расстегнут, и виднелся нательный крестик.
– А ну, подойди сюда, - позвал его Ока Иванович!
– Крест зачем надел?
– Мамка повесила, сказала: если пуля попадет в крест, то спасешься. А я пули не боюсь.
– А шашки?
– Тоже.
– Чего же ты боишься?
– Промахнуться...
– ответил мальчишка под громкий смех.
– Как тебя зовут?
– Филипп Иваныч!..
– Филипок!
– сказал Хватаймуха.
– Взять его к нам, пускай в обозе ездит.
– Сколько ж тебе лет?
– Двенадцать... будет.
– А сейчас сколько? Чего молчишь?
– Неважно, сколько сейчас. Главное - сколько будет...
– Ну вот что, шахтеры, - заключил Городовиков.
– Оружие всем до одного сдать! Двоих беру, - Ока Иванович поглядел на Сашко и Абдулку.
– Остальные - по домам! Воевать можно и здесь: помогайте отцам уголь добывать, боритесь с холерой, чтобы не косили болезни наших людей. Все, хлопцы. Разговор окончен.
– А мы ночью захватим паровоз и уедем.
– Этого нельзя делать!
Ребята стояли, понуро глядя на командарма. Было видно по лицам, что не убедил их Ока Иванович. Они молчали и только стреляли глазами по сторонам, и разве узнаешь, что у этих сорванцов на уме?
И опять заиграли трубы - в поход!
Покачиваясь на стрелках и скрежеща на крутых поворотах, бронепоезд выходил на главный путь. Он должен был идти на фронт первым. И впереди реяло красное знамя с золотой бахромой - подарок юзовского комсомола. Вслед за бронепоездом тронулся буденновский эшелон.
Люди бежали вдоль железной дороги, провожая бойцов. Не смолкали крики «ура», взлетали к небу и падали шапки, мелькали девичьи платки, точно голубиные крылья.
Гречонок Уча, отчаянно работая единственной ногой, ехал на своем старом велосипеде системы «Нурмис». Он не отставал от поезда, держался одной рукой за руль, а другой махал товарищам.