Червонные сабли
Шрифт:
– Во что?
– Не во что, а как: брюки погладь, бороду сбрей, харю умой.
– Чем же я брюки поглажу, кирпичом, что ли?
– Чем?
– озорно сверкая глазами, спросил матрос и подскочил к постели.
– А вот чем!
Он приподнял матрац и, к удивлению всех, вытащил оттуда брюки-клеш, выглаженные в стрелочку.
– Ай да морячок! Что же ты раньше не сказал?
Кто-то заметил, что у Макарки совершенно развалились лапти.
– Комиссар финансов босиком? Непорядок!
– сказал Митя Азаров.
– Купить ему гусарские сапоги.
– Бросьте, ребята, - смутился Макарка.
– С какой стати мне привилегия?
– В лаптях на съезд?
– строго спросил матрос.
– Да лапти - наша постоянная обувка, - оправдывался Макарка.
– Хватит, - заявил матрос, - находилась Россия в лаптях...
– Голосую, - объявил Митя Азаров.
– Кто за то, чтобы купить Макарке ботинки на коммунарские деньги? Кто против? Кто имеет особое мнение и воздержался? Нету. Принято единогласно.
– Почему единогласно?
– не сдавался Макарка.
– Я против...
– Замри, нарком! Пошли на Сухаревку.
Всей коммуной отправились на знаменитый московский базар.
Неоглядное людское море плескалось в каменных берегах огромной площади. Прилегающие к ней переулки и улицы впадали на площадь, точно реки, и они тоже были запружены народом. В самой середине, как старинный парусный фрегат, поднималась к небу краснокирпичная многоярусная Сухарева башня. Неумолчные волны людского прибоя шумели вокруг нее. Облезлый трамвай, непрерывно звякая, проходил под арку сквозь башню и разрезал толпу на две половины. Впрочем, они сразу же снова сливались за трамваем. Всюду орали граммофоны, пели слепцы, кричали торговцы старой мебелью, продавали пшено в стаканах, театральные перламутровые бинокли. Тут же из-под полы меняли доллары на золото, спички - на фунты стерлингов, муку - на керосин.
Сухаревка! Здесь доживал свои дни старый мир и, доживая, чадил, отравлял гнильем. Сюда стекалась тайная контрреволюция: недобитые белогвардейцы, прогоревшие княгини, темные дельцы и спекулянты. Здесь можно было купить все - от глиняных вологодских свистулек до портрета царя Николая II. Продавались здесь и дорогие собольи шубы, картузы времен Наполеона и картинки «жития святых».
Горланил, смеялся, пел и плакал безжалостный и живучий Сухаревский мир. Вот пробирается сквозь толпу с лотком на голове продавец жареных пирожков с кониной. Кто-то подкрался сзади, сшиб лоток с головы, и, пока торговец метался, не зная, кого ловить, пирожки расхватали. Не осталось даже тех, что в суматохе были втоптаны в грязь.
Бродили делегаты по рынку и диву давались: сколько же накипи человеческой еще пряталось по щелям жизни и как это было опасно для революции! Митя Азаров широким жестом показал на бурлящую людскую толпу.
– Ребята, кто знает, что сказано Лениным про стихию мелкой собственности?
Ваня Гармаш поправил очки, подумал и ответил:
– ...Что она каждый день, каждый час и каждую минуту рождает капитализм.
– А еще что?
– И Митя сам дополнил: - Что эта Сухаревка в душе каждого мелкого собственника есть основа капитализма. А ты, Иван, молодец, подкованный товарищ.
На эти слова Гаро отозвался очередной шуткой:
– Молодес как соленый огурес.
Митю Азарова отвел в сторону жулик в кацавейке.
– Предлагаю честную игру, - и достал из-за пазухи потрепанную колоду карт.
– Отзынь на два лаптя!
– сказал Митя и оттеснил жулика локтем. Тот не обиделся и отошел.
Подходящих ботинок для Макарки не находилось. Попадались какие-то старушечьи, с фальшивыми, картонными подметками. Искали долго, обогнули Сухареву башню, где торговки сидели на чугунах с теплой картошкой. Вдруг Ленька услышал насмешливый окрик, явно обращенный к нему:
– Эй, коммуния, пламенный привет! С голоду не померли?
Ленька оглянулся - и остолбенел: в ряду спекулянтов стоял верзила в пальто, а с ним баба в платке и старичок с козлиной бородкой - те самые, которых высадили из вагона коммунары. Как же они очутились в Москве? Да еще так быстро? Ленька потянул за рукав Ваню Гармаша. Михо Гогуа схватился за кинжал. А спекулянты, чувствуя себя в родной стихии, потешались над комсомольцами:
– Эй, секим-башка, кинжал не потеряй!
У Леньки лицо взялось красными пятнами.
– Не встретились вы мне на фронте, паразиты!
– У нас свой закон: кто не работает, тот и ест!
– кричал верзила, с треском откусывая от спелого яблока и весело подмигивая комсомольцам.
Пришлось проглотить обиду, и коммунары пошли дальше. Каждый невольно думал: как еще много врагов, и впереди борьба и борьба!
Наконец попались подходящие ботинки фасона «бульдог». Макарка примерил и стал выше: ботинки были на толстых высоких каблуках. Коммунары смеялись, поворачивали товарища то в одну, то в другую сторону, хвалили обновку:
– Теперь ты настоящий нарком.
Макарка стеснялся своей радости. Всем стало весело оттого, что сделали человеку добро. А тут подвернулась красная рубаха - ее купили для Вани Гармаша.
– Носи, Ванюха, на страх Врангелю.
На радостях, решили пожертвовать часть денег в пользу узников капитала: по базару ходили ребятишки с железными кружками на красных лентах.
– Макарка, выкладывай казну!
А дальше - кутить так кутить - решили выпить по бутылке бузы.
В это время на Сухаревку примчались грузовики с латышскими стрелками. Красноармейцы быстро оцепили базар, и началась проверка документов.
– Забегали, шкуродеры!
– радовался Ленька, глядя, как заметались спекулянты, пряча куда попало свой товар.
– Будете знать, что Советская власть не дремлет!
Обратно шли с песнями. На углу Садово-Самотечной увидели ломового извозчика, стегавшего кнутом лошадь: телега застряла колесом в трамвайной стрелке. Под веселые возгласы взялись за телегу со всех сторон и подняли ее вместе с извозчиком.
– Вот черти, - удивлялся возчик.
– Тут же пудов сто, не меньше.
– Эге, папаша! Мы целый мир подняли, а это для нас пустяки.