Червонные сабли
Шрифт:
Врангеля бить!
Что делать, чтоб с топливом быть?
Врангеля бить!
Что делать, чтоб одетому быть?
Врангеля бить!
Митя объяснил, что стихи эти написал для народа поэт революции Маяковский...
И опять шли направо и налево бесконечные улицы, переулки, площади.
А вот и центр Москвы - лавчонки Охотного ряда, громоздкая церковь Параскевы Пятницы и Большой театр. Диво дивное, что это был за дом! Восемь громадных колонн, а над ними под самой крышей летела колесница и четверка бронзовых коней. Ну точь-в-точь пулеметная тачанка! Рассказать хлопцам в эскадроне - ни за что не поверят.
Театр еще был закрыт. Митя повел делегатов на Красную площадь.
– Ну, теперь глазейте и рты раскрывайте, - загадочно усмехаясь, сказал Митя.
– Царь-пушка увидим?
– заинтересовался Гаро.
Сквозь овальные ворота Иверской часовни вышли на Красную площадь. Она была замощена брусчаткой и отдавала металлическим блеском. Такой простор открылся перед комсомольцами, и столько здесь было диковинного, что все невольно остановились. От памятника Минину и Пожарскому до маячившего вдали собора Василия Блаженного и дальше тянулась справа зубчатая кремлевская стена. За ней виднелся круглый купол здания с красным флагом наверху. Митя сказал, что в том здании живет Ленин и проходят все заседания Совета Народных Комиссаров.
У Леньки сильно забилось сердце. Он вспомнил Федю Стародубцева, чья могила так далеко отсюда...
– Митя, а где та башня, что «Интернационал» играет?
– спросил негромко Ваня Гармаш.
– Спасская. Вон она, самая высокая, с часами. Знаете, братцы, какие там стрелки? Каждая в два человеческих роста.
– Пах, пах!..
– восхищался Гаро и, придерживая рукой шапку, чтобы не упала с головы, смотрел туда, где на самом шпиле блестел двуглавый орел и кружились, горланили тучи галок.
Неожиданно раздался гром оркестра. На Красную площадь выходила колонна рабочих с Красным знаменем. Впереди шагал барабанщик и весело ударял колотушкой по гулкому боку огромного барабана. Рядом с ним шел литаврист и оглушительно бил в медные тарелки.
– Нашенские!
– сказал Митя Азаров, и комсомольцы любовались тем, как шагали в колоннах рабочие, - наверно, шли на субботник.
По обе стороны Спасской башни виднелись две белые часовни. А возле въезда под Спасскую башню в Кремль стоял часовой с винтовкой.
Ленька не знал, в какую сторону смотреть. Нет, это просто невероятно, что он, юзовский пацан, ходит по Москве и видит Кремль!.. Васька, Васька, посмотри, куда приехал твой друг!
Ребята с чувством страха обошли Лобное место, где казнили Стеньку Разина. Потом комсомольские делегаты спустились к Москве-реке, пошли по набережной. Река спокойно текла в низких берегах, заросших травой, и видны были полузатопленные баржи в воде.
По Каменному мосту перешли на другую сторону реки, откуда виднее был Кремль. На холме возвышался дворец чудесной красоты. Видны были старинные соборы и стройная, высоченная звонница Ивана Великого.
Ребята устали от долгой ходьбы; а когда снова вернулись на Красную площадь, вспомнили о театре.
– Эх, опоздали!
– воскликнул Митя, и все припустились бегом.
Ленька на ходу придерживал маузер. Рядом бежал Макарка в лаптях. Мчались так, что обгоняли извозчиков.
Хорошо, что до театра было недалеко. Когда они, запыхавшись, подбежали к подъезду, там уже горели фонари. Из фаэтонов вылезали седоки в бобровых шапках, шли, торопясь, красноармейцы, рабочие, свой брат - пролетарий.
5
В дверях стояли сердитые тетки в униформе с золотыми позументами. Ваню Гармаша билетерша не захотела пропустить - надо было снять телогрейку.
– Не могу, - тетенька, - шепотом сказал ей Ваня и хотел объяснить, что у него рубашки нет, но не сказал.
– Не просите, - сказала билетерша.
Ребята потребовали вызвать комиссара. Но оказалось, что в театре даже комиссара нет, - вот до чего докатились! Митя не уступал билетерше.
– При царе из нас кровь пили, хватит!
Чуть не силком удалось прорваться. Ребята помчались по лестницам на самую верхотуру: спектакль уже начинался.
Пока поднимались на последний ярус - дух вон! А потолок там навис так низко, что рукой можно достать. Глянули через барьер вниз - и чуть голова не закружилась. Высоко! Притихли Ленькины друзья, и сам он растерялся. Куда ни погляди, блестит золото, все обито красным бархатом. Сказка, да и только! Шесть ярусов балконов, и все в золоте. Вот он каков, бывший буржуйский театр - ничего для себя не жалели богачи, а рабочих, поди, вовсе не пускали. Их, недобитых буржуев, и сейчас немало. Вон сидит барыня в шляпе с цветами из стружки, она держит в руке бинокль на перламутровой палочке и смотрит на людей. Самая натуральная буржуйка, потому что порядочный человек такую шляпу не наденет.
Правду говорил матрос: сверху видны одни лысины да шапки. Сидят жирные старики, а рядом окопная братия в буденовках и гимнастерках.
Митя Азаров и здесь объяснял, что кому было непонятно:
– Во-он там царь сидел. Ложа называется.
– Где?
– спросил Гаро, и все посмотрели туда, куда указывал Митя.
Высокая ложа с бархатными красными портьерами была сверху видна хорошо. Там сидел некий бородач, тоже наверно, буржуй. Но потом Ленька всмотрелся и увидел Макарку. Он еле виден был из-за барьера - одна голова торчала.
– Макарка, гляди сюда!
Но тат не услышал, зал гудел голосами.
«Ну и театр!
– думал Ленька.
– Да он не просто большой, а самый большой на свете!» Он хотел посчитать лампочки на люстре, но она погасла, и лишь поблескивали в темноте висюльки-стекляшки.
Теперь лампочка горела у одного суфлера. Из его будки слабый свет падал на занавес и освещал его. Вверху, над занавесом, видны были нарисованные ангелы с трубами и выделялся яркий лозунг, такой родной и волнующий: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»