Червонные сабли
Шрифт:
Ллойд-Джорджания дверь открыл
В кабинет случайно.
Мы с Чхеидзе говорим:
«Рады чрезвычайно».
Припев подхватили все:
Гулимжан, гулимжан,
Знаем свое дело.
Весь Кавказ мы за ляржан
Продаем мы смело...
Когда поезд отправлялся дальше, комсомольцы спохватывались, что не успели за день поесть. Отдыхая, мечтали о будущем, обсуждали вопросы, которые надо вынести на съезд. За короткое время сдружились, точно и в самом деле были братьями. И не мешала дружбе смесь характеров, национальностей, темпераментов и обычаев. Спаяла всех мечта о Коммуне и потому все делили поровну: огорчения, радости и последнюю щепотку махорки.
Старушка, которую комсомольцы взяли с собой и приняли в комсомольскую коммуну, с доброй улыбкой смотрела на молодежь, удивлялась и радовалась:
– Детки, кто же вы такие, что за люди?
– Комсомольцы, бабуся... Люди новой жизни: в бога не верим, черта не боимся.
– Во что же веруете вы?
– Во всемирную Коммуну, бабушка!
Ленька гордился в душе, что стал коммунаром. И хотя не было в их походной коммуне светлых дворцов, как в книге Кампанеллы, не играла музыка, а был тряский вагон, бегущий по рельсам, как в будущее, все равно он испытывал счастье. Вот, оказывается, в чем смысл Коммуны - людям помогать!
9
Последнюю ночь перед Москвой Ленька не мог уснуть. Он тихонько вышел в тамбур и стоял у разбитого окна. Прохладный ветерок трепал белесый чуб, а глаза, устремленные вдаль, улыбались.
Уже замелькали подмосковные леса. Первый раз в жизни видел Ленька березы. Ничего не скажешь, красивые деревья - белоствольные и задумчивые. Осень позолотила лес, и зеленые поляны были усеяны желтыми листьями. Потом в предрассветной тишине он услышал курлыканье журавлей. Они летели высоко в небе, перестраиваясь на ходу в большой угол.
«Летим, летим, - словно кричали птицы с голубой вышины, - летим в теплые края! Прощайте до будущей весны!»
Что же это за чудо такое случилось, что едет Ленька в Москву! Самым натуральным образом едет в поезде, все дальше и дальше от фронта, зато ближе к Москве: просто невероятно и верить боязно! А там в Москве учится на рабфаке Тонька. Вот будет свидание! Наверное, удивится и спросит: «Тоже на рабфак?» - «На съезд комсомола», - с достоинством ответит Ленька.
Надо будет с Лениным повидаться - такой наказ дали бойцы. Ленька улыбался своим мыслям. Почему-то ему казалось, что Ленин в буденовке и с шашкой. Знал ведь, еще от Феди Стародубцева слыхал, что не носит Ленин военной одежды, а ходит в пальто, и все-таки не мог думать иначе. Если будет встреча, расскажет про Сережку, про Махметку, про всех друзей, что бьются за правду народную. Хорошо бы рассказать про коммуну комсомольскую.
Рассветало. Над лесом занималось утро. Поезд мчался навстречу заре.
Глава четырнадцатая. В МОСКВЕ
Не сынки у маменьки
В помещичьем дому, -
Выросли мы в пламени,
В пороховом дыму.
1
Утром поезд подошел к длинному перрону, над которым тянулась на чугунных столбах крыша, расцвеченная красными флажками.
Комсомольцы делегатского вагона высунулись из окон, висели на подножках и, весело размахивая кепками, пели:
Наш паровоз, вперед лети!
В Коммуне - остановка...
Горячий по характеру Михо Гогуа не выдержал, спрыгнул на ходу и, дирижируя, прокричал своим коммунарам:
– Да здравствует Москва, город Коммуны мировой!
– Ура-а!..
– дружно подхватили комсомольцы, и опять звучала песня:
Иного нет у нас пути, -
В руках у нас винтовка.
Паровозик из последних сил дотянул перегруженный состав и, тяжело пыхтя, остановился. Беспризорники спрыгивали с крыш, вылезали из-под вагонов.
Кавказцы веселой гурьбой направились к зданию вокзала. Ленька и Ваня Гармаш шагали впереди. Коммунарам нравилось, как звенели Ленькины шпоры, гордились этим и не отставали от него ни на шаг.
Но вот все вошли в вокзал и притихли. Высокие гулкие залы с расписными потолками, с громадными окнами гудели на тысячи ладов. Плач детей, гудки паровозов, смех и говор, свистки милиционеров - все сливалось в сплошной, ни на минуту не умолкающий гул. На длинных дубовых лавках, на каменном узорчатом полу, сидели на узлах бабы в лаптях. Сизый махорочный дым поднимался к потолку.
В первом зале бросался в глаза лозунг, протянутый от стены до стены, - крупные белые буквы на алом полотнище:
Всюду на стенах пестрели плакаты, они призывали бороться с Врангелем, помогать голодающим, ликвидировать трудом разруху.
Дежурный комендант указал комсомольцам на небольшую комнату. Не сразу они заметили над дверью надпись: ПРИВЕТ ДЕЛЕГАТАМ III СЪЕЗДА РКСМ!
Уполномоченный Цекамола, бойкий паренек в кепке, сбитой на затылок, поднялся из-за стола и пошел навстречу делегатам:
– С приездом, товарищи!
– Здравствуй, кацо! Привет! Гаргимарджос!
– С Кавказа? Сколько же вы ехали?
Представителя Цекамола звали Гришей. У него была приземистая, широкоплечая фигура, лохматые черные брови, мягкий басистый голос и светлые добрые глаза. Он каждому из делегатов пожал руку, а на Леньке задержал взгляд. Может быть, позавидовал, что такой мальчишка, а уже воюет, или обратил внимание на задумчивые, не в меру серьезные глаза буденновца.
– А ты, вижу, с фронта? Хороша пушечка, - и показал на маузер.
– Ну пошли, посажу вас на трамвай. Проводил бы, да нужно встречать других делегатов. Доберетесь сами. Сегодня, на ваше счастье, трамвай пустили.
– А пешком можно?
– спросил Ленька.
– Можно, только пятки отобьешь.
– Сколько верст?
– Мы на версты не считаем. До Садово-Каретной, куда вам ехать, остановок десять - двенадцать.
– Гриша открыл холщовый затрепанный портфель со сломанным замком, вынул оттуда пару листков с повесткой дня съезда и дал Леньке.
– Обсудите. Может, какие-нибудь предложения возникнут. А сейчас шагайте за мной.