Червонные сабли
Шрифт:
3
В Харькове на вокзале и во всех прилегающих переулках и скверах было тесно от людей. Здоровые лежали вперемежку с тифозными, неделями ожидали поезда. Ленька не мог найти себе места для отдыха. Было объявлено, что поезд, идущий с Северного Кавказа, опаздывает на двое суток.
Лишь на другой день перед вечером дежурный по вокзалу нараспев оповестил, что поезд на Москву прибывает на первый путь и что посадка на него будет производиться по мандатам, выданным ЧК или военной комендатурой. Остальные документы и билеты недействительны.
На станции поднялся галдеж, люди бегали то в одну, то в другую сторону, тащили узлы, сундуки, перевязанные веревками.
Безбилетники выбирали удобные позиции для штурма подходившего к станции поезда. Многие из них зашли с противоположной стороны и сидели на рельсах в боевой готовности.
Но когда к вокзалу, тяжело пыхтя, подошел состав, перегруженный сверх меры, пропала надежда занять место даже на крыше. Залитую мазутом нефтецистерну и ту облепили мешочники.
И все же, едва поезд затормозил, как тысячи людей со скарбом и ребятишками ринулись к вагонам. Бойцы военизированной охраны пытались сдержать стихию, но ничего не могли поделать. Людям, натерпевшимся горя, не были страшны никакие препятствия.
Ленька с вещевым мешком бросился в толпу. Но его кто-то ударил локтем в грудь. Он снова ринулся в гущу людей, стараясь просверлить толпу головой, но добился лишь того, что буденовка застряла, и он едва ее выдернул. Кинулся было с другой стороны, но его прижали сундуком к стене вагона.
Ленька испугался: этак можно остаться. А вокруг люди кряхтели, лезли один через другого, и не было никакой возможности подойти к вагону.
Мимо пробегал дежурный по станции. Ленька поймал его за рукав и показал свой грозный мандат, но тот даже не взглянул на бумагу.
– Ничем не могу помочь, - и указал на кипящий людской водоворот, от которого шатались вагоны.
– Такую толпу из трехдюймовки не пробьешь.
– Да ты погляди, куда я еду!
– кричал Ленька, размахивая мандатом.
– Я должен вовремя быть в Москве.
– Что же, мне дивизию вызывать...
– Я могу салют дать вот из этой пушки!
– кипятился Ленька, доставая маузер.
– Не разыгрывай Тараса Бульбу. Много вас тут, начальников.
– Ты настоящая контра, вот кто ты! Еще в июле не хотел отправлять нас на фронт!
Дежурный пошел не оборачиваясь. И тогда Ленька услышал позади себя резкий и строгий голос:
– Товарищ дежурный, вернитесь!
Ленька оглянулся и увидел двоих командиров с чемоданами в руках. Один постарше, постриженный ежиком, был в гимнастерке и в ботинках с обмотками. Если бы не орден Красного Знамени на груди, Ленька и не обратил бы на него внимания. На другом тоже не было знаков отличия, и он выглядел значительно моложе.
Дежурный по станции не подчинялся военным властям. Но, повинуясь требовательному тону, остановился.
– Вы почему не поможете раненому? Что у вас за документ, товарищ?
Строгий военный прочитал Ленькину бумагу и по-доброму улыбнулся:
– Во Второй Конной служите?
– У Городовикова, - произнес Ленька с чувством достоинства.
– У Оки Ивановича.
– Командиры переглянулись, и старший сказал своему спутнику:
– Что же нам делать? Надо помочь комсомольскому делегату.
В его глазах промелькнули веселые искорки, точно он придумал что-то озорное. Впрочем, так оно и было на самом деле. Он подозвал двух красноармейцев. Вчетвером они подхватили Леньку на руки и через головы протолкнули в теплушку. Там его смяли, двинули в спину сундуком, сбили с головы буденовку. Все же он из вагона успел заметить, как двое командиров махали ему руками, желали счастливого пути.
«Ну и ну, - думал Ленька, потирая ушибленные места, - не иначе взводный, а то еще выше - командир батальона помог сесть! Хороший человек, дай ему бог доброго здоровья!»
Знал бы Ленька, что это был не взводный и не командир батальона, а сам командующий Южным фронтом Фрунзе, только что приехавший в Харьков принимать командование. Знал бы это Ленька, наверно, не поверил бы...
4
Поезд тащился так медленно, что можно было шагать с ним рядом пешему человеку. За сутки отъехали совсем мало, а верстах в двадцати от Белгорода вагоны встряхнуло так, что с верхних нар свалились люди и вещи. Тормоза запищали, поезд попятился, опять рванул, да, видно, не было сил. Паровозик подавал сиплые гудки, просил помощи.
– Выходи!
– Зачем еще?
– Поезд подпихивать...
Пассажиры неохотно вылезали из вагонов. Беспризорники на крышах грызли семечки и плевали вниз.
– Дожили, что паровоз приходится подталкивать.
– Волов хорошо бы запрячь, враз вытянут.
– Прекратить разговоры! Раз-два - взяли!..
Паровозик выбивался из сил, таща вереницу вагонов. С обеих сторон эшелона цепочкой растянулись пассажиры, ухватились половчее и, упираясь ногами в шпалы, кто плечом, кто спиной, багром, поддетым под колеса, помогали паровозику преодолеть подъем.
С полверсты люди катили вручную железнодорожный состав. А когда вытянули, послышались веселые команды: «По вагонам!» И все бросились к поезду. Состав снова оброс пассажирами и стал похож на цыганский табор. Вагоны в нем разные - румынские с овальными крышами, русские с плоскими, высокие, узкие, дырявые от пуль, обгорелые. В самом хвосте болтался сильно разбитый вагон-теплушка. Как видно, побывал он и в крушениях, и в перестрелках, двери болтались и громыхали, сквозь щели свистел ветер.
В этом вагоне-калеке ехал Ленька. Даже близкие друзья не нашли бы его сейчас в душной тесноте вагона. Он спал на полу, согнувшись и засунув руки в рукава шинели. Под головой торчала суконная буденовка, а маузер был спрятан под гимнастеркой. Чей-то сапог упирался Леньке в щеку, люди перешагивали через него, а он ничего не слышал, спал вторые сутки подряд.
Какой-то верзила в черном пальто с каракулевым воротником пнул его ногой.
– А этот почему не помогал толкать поезд?
– Не трожь его, - вступилась за спящего старушка.
– Пущай отдыхает. Видишь, совсем дитё, а тоже военный...
– Дитё... Привыкли на чужой спине в рай ехать.
– Должно-ть, контуженный, - продолжала объяснять старушка.
– Сколько едем, все командует, бедняга. Из лазарета, поди...
– Дезертир, - простуженным голосом проговорила баба в теплом платке.