Червонные сабли
Шрифт:
– А это вам в коммунию, чтобы с голоду не подохли.
Старик с козлиной бородкой и другие мешочники тряслись от смеха. Толстая баба так смеялась, что стала вытирать платочком слезы. Верзила взвалил на плечи сундук и сказал своим: «Пожили с товарищами, пойдем к гражданам!» - и они заспешили в голову поезда, к третьему вагону.
Получились так, что спекулянты выгадали, они получили лучшие места. Но комсомольцы не унывали, им тоже было хорошо: паразитов вытряхнули, легче стало дышать.
Однако коммунарам не повезло. Как видно,
– Коммуна горит!
– Ха-ха-ха!
– С носом остались, голубчики!
Машинист решил отцепить вагон. Деревянные части быстро разбили на дрова, а каркас спихнули под откос.
– Пешочком шагайте, - потешались спекулянты.
– По шпалам до Москвы!
– Верхом друг на дружке, прямо в Коммуну!
– Ах так, вы еще смеетесь над нами!
– крикнул Ваня Гармаш.
– А ну, хлопцы, вперед на Версаль!
– Правильно, товарищи! Почему паразиты должны смеяться над рабочим классом!
– поддержал Ленька, и комсомольцы пошли на штурм третьего вагона.
– А ну, свора псов и палачей, вылезайте!
Полетели из вагона мешки со спекулянтским добром.
– Самоуправство!
– хрипела толстая баба, вцепившись в мешок.
– Где мой сахар? Сахар украли!
– Вот он, твой сахар, лови!
– Жаловаться будем! В Москву напишем!
– грозил кулаком старик с козлиной бородкой.
Ответом ему был смех всего эшелона, потому что у спекулянта лопнули галифе чудовищных размеров, и обнаружилось, что брюки у него были тайником для провоза муки, которая сыпалась теперь на рельсы.
Поезд тронулся. Вслед ему неслись проклятия и угрозы. Кое-кто из торгашей снова прицепился и ехал. Только верзила, баба и старик с козлиной бородкой, злые и растерянные, стояли на путях.
– Счастливо оставаться!
– кричали им из вагонов.
– Подождите следующего поезда, у вас запасы большие.
Освободившись от спекулянтского груза, поезд, казалось, побежал веселее.
8
Кавказская делегация была разноязыкой и пестрой. В нее входили чеченцы, чьи родные горы уже были свободны от белогвардейской неволи, грузины, где люди еще томились под властью националистов и меньшевиков. От Армении ехал на съезд бедовый кареглазый паренек Гаро. Он работал в депо в городе Карсе, был активистом, а для маскировки, чтобы перейти запретную линию границы, нарядился чабаном. На нем были разноцветные шерстяные носки, чарохи из сыромятной кожи, затянутые кожаными шнурками, а сверх того рыжая чабанская папаха - сачахлу.
Комсомольцы Кавказа везли с собой кишмиш, айву, овечий сыр и лаваш. Гаро первым открыл свой хурджин и стал угощать друзей.
– Шамовка есть!
– восклицал он весело.
– Леня-джан, Ваня-джан, кушай кишмиш, ешь айва. Лаваш не дам.
– Почему?
– подшучивали над Гаро свои.
– Ленину везу. Бабушка Ором говорила: «Гаро, сам не ешь, Ленину дай».
– А я от верного человека знаю, что Ленин все подарки детишкам отдает, - сказал Ленька.
А Гаро ничуть не смутился и сказал:
– А мы тоже детишкам дадим. Бери лаваш, даешь коммуну.
– Мой инжир тоже бери!
– воскликнул Михо Гогуа.
И все наперебой стали выкладывать из корзин и сумок все, что у кого было.
– Пускай будет настоящая коммуна!
Когда к Ленькиному куску сала прибавили еще конфискованное у спекулянтов, а потом обменяли два ведра яблок на соль, общий котел получился внушительным. Сами коммунары удивились и обрадовались - голодных детей можно накормить, и самим хватит.
Только Ване Гармашу нечего было внести в коммуну. У него не было ничего, кроме пачки врангелевских денег, которыми снабдили его на дорогу партизаны. Но белогвардейские банкноты годились разве что на цигарки. Тогда пришла на помощь Ване его смекалка. Он раздобыл на полустанке котел. Его установили на «буржуйке», налили воды, и в котле весело закипел чай.
Тотчас по всему эшелону разнеслась радостная весть: в комсомольском вагоне бесплатно выдают горячий чай. Потянулись туда с кружками и котелками. А потом коммунары сварили суп и тоже раздавали бесплатно всем желающим, а в первую очередь голодным ребятишкам. Беспризорники спускали котелки с крыши на веревке:
– Братишка, налей погуще!
Трудно было сказать, кто радовался больше: те, кого угощали супом и чаем, или сами коммунары, которые сбились с ног от хлопот, зато были счастливы: людям помогли.
Во время больших остановок, когда паровоз запасался водой и топливом, комсомольцы устраивали агитконцерт. Под самодельные музыкальные инструменты из расчесок, железок и дудок, под звуки настоящего трехструнного саза Гаро Карапетяна Михо с кинжалом в зубах отплясывал лезгинку. Ему вторили певцы, они исполняли известные куплеты о грузинских меньшевиках Чхеидзе и Церетели, которые выступали против большевиков и обратились к Антанте за помощью. Песенку эту знали все делегаты Кавказа, хотя Ленька слышал впервые и от души смеялся.
Мы садился на ишак
И в Париж гулялся.
Клемансо, такой чудак,
Очень нам смеялся.
Михо изображал то Чхеидзе, то Церетели, и получалось смешно. А хор дружно подхватывал:
Гулимжан, гулимжан,
Знаем свое дело.
Весь Кавказ мы за ляржан
Продаем умело...
Отовсюду сбегались пассажиры, смотрели представление, хлопали в ладоши, подбадривая Михо Гогуа, который ходил на носках, как балерина, и пел: