Червонные сабли
Шрифт:
– Из Ялты.
– Белых много там?
Ваня с досадой отмахнулся:
– Одних князей, баронов, помещиков и фабрикантов триста тысяч. Со всей России сбежались.
– Да что же они там делают?
– Живут... Золота у них полно. Знаешь, почем у нас хлеб? Полторы тысячи рублей фунтик. Рабочему человеку хоть ложись и помирай, - где взять такие деньги? А для всякой царской мрази цены нипочем, веселятся баре, музыка в ресторанах играет, кабаре открыли.
– На что же они надеются?
– Думают, что скоро наступит крах Советской власти и они вернутся в свои поместья.
– А Врангеля ты не видал?
– Один раз было... В Севастополе.
– Какой он из себя?
– Высокий, худой. Кинжал в драгоценных камнях. Шея длинная. Гарцевал на белом коне, как царь. Парад принимал... А я как раз был там.
– Постой, а почему ты в Севастополе оказался? Ты же в Ялте живешь?
– У нас, партизан, такая жизнь: нынче - здесь, завтра - там. Приходится по всему Крыму мотаться.
– Как же ты через фронт прошел?
– Где пешком, где верхом, а где на пузе...
– Ну и отчаянный...
6
С утра до ночи говорили ребята и не могли наговориться. Оказалось, что оба они сироты. Отца Вани, наборщика ялтинской типографии, расстреляли врангелевцы. Парню пришлось кормить семью: мать и двоих сестренок.
Поразил Леньку рассказ Вани Гармаша об одной отчаянной девчонке, которая ловко надувала врагов, пронося у них под носом гранаты и револьверы в корзине. Сначала Ленька не обратил внимания на имя партизанки, но, когда Ваня рассказал, что она любит наряжаться под цыганку и гадать офицерам: «В воде не утонешь, соколик, в огне не сгоришь», Ленька насторожился. Партизанку звали Тоней. Неужели?.. Нет, слишком невероятно... Чудес на свете не бывает.
В вагоне темно и тесно: не разберешь, где чьи вещи. Целую неделю ехали люди вместе, а не знали друг друга и не хотели знать. Укладываясь спать, переругивались. Обедали, повернувшись спиной друг к другу.
По разговорам можно было понять, что в вагоне полно спекулянтов. Ленька мрачнел, слушая их сплетни и пересуды. Вот ехидный старичок с козлиной бородкой, с виду он ласков, а на самом деле ядовитый.
– Не могу взять в толк, чего хотят большевики?
– заводил он разговор.
– Что означают ихние слова: «Кто был ничем, тот станет всем»?
– Хотят всех поравнять: богатых сделать бедными.
– Чего хорошего, а вшей да лаптей на всех хватит, - поддержала старичка толстая баба в платке.
– Оно бы можно жить, - продолжал въедливый старичок, - да ихнего Ленина не пойму... Видишь ли, понадобилась его жене швейная машинка, так что вы думаете? Велел по всем деревням отобрать швейные машины. У моей племянницы отняли. Сказывают, весь Кремль швейными машинками завален.
– Эй, козел, не трожь Ленина!
– не выдержал Ленька.
– В суд, что ли, подашь?
– У меня судья всегда с собой, - и он погрозил деду маузером.
Толстая баба тотчас закричала дурным голосом:
– Гляньте! Молоко на губах не обсохло, а он, фулиган, леворвером пугает.
Спекулянт в черном пальто глядел на комсомольцев желтыми от злости глазами, но боялся вступать в перебранку, проворчал:
– Раньше царь нас пугал, а теперь коммунисты...
– Олух!
– сердито проговорил Ваня Гармаш.
– Царь тебя в ярме держал, а Советская власть дала тебе свободу. Только, видно, зря...
– Мне никто свободы не даровал, - огрызнулся верзила.
– Моя свобода в кошельке. Я сам себе царь, когда у меня деньги есть. А если нету...
– Пролетарий...
– захихикал старик.
– Вот именно, - подтвердила баба.
– Ничего, - сердито сказал Ваня Гармаш спекулянту.
– Мы без тебя Коммуну построим, а таких, как ты, не пустим.
– Каждый должен жить для себя, - не слушая, продолжал верзила.
– И мне ваша Коммуна не нужна. Что это за выдумка ваш коммунизм? Почему я должен кормить чужого дядю?
– Надо поделиться с голодным, если ты человек, - сказал Ленька.
– Поделиться? А самому зубы на полку? Спасибо, товарищи коммунистики.
– Ты - чужой элемент, - начал горячиться Ленька.
– Мы на фронте таких гадов с лица земли стираем, чтобы не коптили свет белый.
7
После этих споров становилось невыносимо. И Ленька задумался, как бы избавиться от этих чужих людей.
Во время очередной остановки узнали, что в третьем вагоне едет комсомольская делегация Кавказа. Прибежали туда и были приняты, как братья.
– Здорово, комсомолия!
– Гаргимарджос, кацо!
Ленька огляделся. Это был пассажирский деревянный вагон с пыльными выдвижными окнами. Но здесь было еще теснее.
– Переходи к нам, кацо!
– предложили кавказцы.
Паренек из Грузии по имени Михо Гогуа обнял Леньку.
– Садись, гостем будешь!
– А может, к нам лучше!
– сказал Ваня Гармаш.
– Там у нас спекулянты едут, выкурим их!
– И коммуну сделаем!
– добавил Ленька.
– Слушай, это здорово, кацо!
– зашумели кавказцы.
– Даешь коммуну!
Когда в последний вагон явилась шумная толпа комсомольских делегатов, толстая баба вылупила глаза от испуга. Спекулянт в черном пальто, старик и остальные мешочники подняли истошный крик. Но их не слушали.
– Душа любезный, не ругайся. Мамаш, освободи место, здесь коммуна будет, - оттеснил толстую бабу паренек из далекой Армении Гаро Карапетян.
– Сгорите вы со своей коммуной!
– захныкала баба и начала вытаскивать узлы и корзины.
Спекулянты стали перебираться в третий вагон. В суматохе кто-то рассыпал сухари. Верзила в черном пальто решил осмеять комсомольцев. Он осторожно поднял с земли сухарь двумя пальцами, обдул его со всех сторон и положил на ступеньку вагона.