Честь Джека Абсолюта
Шрифт:
Хотя таверна, которую офицеры выбрали в качестве своей столовой в Каштелу де Виде, была поменьше, чем таверна в Абрантише, когда дверь распахнулась, перед Джеком предстала картина, почти идентичная той, какую он имел случай видеть. Почти, но не вполне, ибо на сей раз офицеры, сидевшие по обе стороны длинного стола и разом обернувшиеся в сторону опять припозднившегося новичка, были не в повседневной форме, а в своих лучших парадных мундирах. Как, собственно, и сам новичок. Что же до общей атмосферы собрания, то в ней уже не ощущалось никакой антипатии. Наоборот, на большинстве лиц читалось теперь нескрываемое одобрение и лишь на одном — озлобленное недовольство. Стоки угрюмо взирал на оленьи рога, прихваченные с собой удачливым следопытом. Ну а главным отличием этой трапезы от предыдущей являлось то, что восседавший во главе стола майор Хью Сомервилль плотоядно разглядывал вовсе не кастрюлю с жидкой похлебкой. Нет, вооружившийся вилкой и ножом командир намеревался разрезать на куски аппетитно зажаренную оленью ляжку.
— Уж и не чаял дождаться, — буркнул он, увидав Джека, и его можно было понять, ибо помещение наполнял дразнящий, вызывавший обильное слюноотделение запах. — К столу, сэр, к столу!
Джек направился к единственному свободному месту, но прежде, чем он успел сесть, Сомервилль, положив разделочный нож, заговорил снова.
— Джентльмены, теперь мы наконец-то в полном составе, — объявил он, и офицеры, все как один, встали, воздев наполненные бокалы. — Прошу вас возгласить здравицу и выпить за ее величество.
— Да здравствует королева! Господь да благословит ее!
Бокалы были осушены, сноровистые слуги мигом наполнили их. «Вино хорошее, лучше, чембылов Абрантише», — подумал Джек. Он собирался сесть, но заметил, что остальные стоят, и тоже остался стоять. Сомервилль снова глянул на него и сказал:
— А еще я предлагаю присутствующим почествовать троекратным ура человека, которому мы обязаны сегодняшним угощением. За Джека Абсолюта, нового лейтенанта нашего замечательного полка!
— Ура! Ура! Ура!
Глава седьмая
ШТУРМ ВАЛЕНСИИ ДЕ АЛЬКАНТАРА
Вечер удался на славу, что подтверждали и еда, и напитки, и настроение офицеров. Во-первых, оленина, вопреки тайным опасениям Джека, оказалась вовсе не жесткой — повар сперва вымочил мясо в местном вине, а потом еще и щедро нашпиговал его каким-то салом, о происхождении которого предпочел не распространяться. Вино — в этом Джек убедился с первым глотком — тоже было отменным. Секрет заключался в том, что по прибытии на каждое новое место полк принимался за дегустацию самых лучших из обнаруженных в округе вин, а уж потом допивал все остатки, не гнушаясь порой и бурдой, как это произошло в Абрантише. Что же до офицерского братства, то с прежней неприязнью к новичку теперь относился лишь Стоки, Сердитый Боб, как про себя окрестил его Джек. Остальные, включая даже капитана Кроуфорда, поначалу принявшего «самозванца» в штыки, после выигранного пари и прекрасного угощения, оттаяли. Когда отзвучали первые здравицы, разговор сделался общим. Каждый как мог старался внести в него свою лепту. В ход шли самодельные вирши, прочувствованные монологи, армейские байки, а когда взгляды опять обратились к герою сегодняшнего застолья, то на него просто насели с просьбами рассказать поподробнее о своих приключениях. Выпив достаточно для бойкости языка, но не настолько, чтобы тот заплетался, Джек охотно откликнулся на требование собрания и, зная, как популярны в любых кругах общества истории, где фигурируют дикари, поведал подвыпившим сослуживцам о своем пребывании в рабстве у абенаков, а заодно и о том, как, убежав от них, они с Ате пережили суровую канадскую зиму. Хотя ему показалось, что правдивым этот рассказ (нимало не приукрашенный, но и впрямь звучавший невероятно) сочли лишь немногие слушатели, интересным его нашли решительно все, а потому офицеры наперебой принялись возглашать здравицы в честь нового члена их боевого содружества. Джеку и в голову не приходило обидеть кого-то отказом, но, когда на него не смотрели, он тихонько отодвигал свой бокал.
Однако столь похвальная сдержанность более никому не была тут присуща. К полуночи очень многие, уронив на стол головы, уже спали, остальные принялись собирать предметы обмундирования, разбросанные в пылу веселья. Джек хотя и устал, но чувствовал себя великолепно и радовался возможности просто побыть в тесном и дружелюбном кругу. В Риме в долгие дни заточения он мечтал о подобной пирушке и теперь вовсе не стремился к тому, чтобы она поскорей завершилась. Кстати, будучи самым трезвым из собутыльников, он чаще других бросал взгляды в дверной проем, соединявший залу с остальными помещениями гостиницы, поскольку, согласно принятому на этот вечер условию, пирующим надлежало вставать при появлении в поле их зрения дамы. Вставшему последним предлагалось опустошить штрафной бокал, а поэтому не было ничего удивительного в том, что Сердитый Боб, большую часть вечера злобно пялившийся на Джека, в конечном счете свалился под стол, где и затих.
Впрочем, час для дам был уже поздний, и, видимо, потому никто из бодрствующих выпивох не заметил прислонившегося к косяку и с любопытством озиравшего помещение человека. Возможно, не заметил бы его и Джек, но в глаза ему бросились легкий бледно-голубой камзол, кружевная рубашка и шелковый изумрудный жилет. Именно изящный крой этого одеяния сказал юноше, кто стоял в дверях, прежде чем он перевел взгляд на лицо джентльмена, который являлся, пожалуй, единственным полковым командиром, который возил с собой на войну собственного портного.
— Командир Шестнадцатого полка легких драгун полковник-лейтенант Бургойн! — гаркнул Джек во всю мощь своих легких.
Некоторые офицеры зашевелились. Майор Сомервилль поднял голову от стола и пробормотал:
— Что это еще за шутки, приятель? Надо ж такое придумать.
— Хью, а Хью. Вообще-то паренек прав.
Этот низкий, теплый, но властный голос заставил всех, одних быстрее, других как придется, но все-таки поспешая, подняться на ноги. Лежать остался лишь Стоки.
Майор отчаянно сражался со своим мундиром, силясь его натянуть.
— Сэр! Командир! Я прошу прощения, мы…
— Оставь, старина, — отмахнулся Бургойн. — Сегодня день рождения королевы, и я рассчитывал поспеть сюда своевременно, чтобы провести его с вами. Но португальские дороги, увы, мне в том помешали! Однако я полагаю, вы тут сделали все возможное, чтобы не посрамить нашей чести.
Он обвел взглядом стол с остатками трапезы, и его глаза остановились на блюде, стоявшем перед майором. Там лежала основательно искромсанная оленья ляжка.
— Великий Боже, что это?
— Мясо, сэр. Оленина, сэр.
Идеально изогнутые брови поползли вверх.
— Оленина? Глазам не верю! По-моему, я всю неделю глодал одну лишь крысятину. Осталось там что-нибудь? — спросил Бургойн, стягивая перчатки для верховой езды.
Сомервилль с сомнением поднял нож.
— Может быть, я смогу, сэр…
Бургойн подсел к столу.
— Не стоит хлопот, просто передвинь ко мне блюдо.
Когда желанное угощение перекочевало в центр стола, полковник выломил из оленьего бедра кость и вместе с куском хлеба протянул ее доселе никем не замеченному офицеру, который вошел следом за ним.
— Вы ведь все помните моего адъютанта, корнета Гриффитса, а?
Молодой человек слегка поклонился, после чего деловито принялся вышибать из кости мозг. Тем временем Кроуфорд наполнил бокал вином и протянул его через стол командиру. Бургойн кивнул в знак благодарности и пригубил вино, продолжая жевать. Сомервилль прокашлялся.
— Могу ли я предположить, сэр, что ваше прибытие сюда означает… э-э…
— Что сражение наконец-то не за горами? Еще как можете.
Офицеры, все еще остававшиеся на ногах, приглушенно загомонили. Кроуфорд подался вперед.