Честь воеводы. Алексей Басманов
Шрифт:
— Ты охолонись и не зыркай на моих сродников. Мог бы и раньше увидеть, ежели бы по весне приехал.
— И то, и то, — согласился Аким. — Да я, батюшка Игнат, как в прежние годы торги вели, хочу твоим словом заручиться на сию зиму. Времена ой как перекосились, — частил он.
— Так ведь в прошлом-то году ты, Аким, в обман пустился. За оставшуюся у меня рухлядь псковитяне полторы твоей цены дали.
— Торг он разный бывает, а коль обмишулился, так ноне покрою. Важно, чтобы рухлядь была достойная.
— То моя забота.
После ночёвки Аким уехал на другие заимки. А у Фёдора появилось в душе смутное предчувствие беды. Аким показался ему
Но прошёл месяц, в течение которого Фёдор спал вполглаза, ловил ночные шорохи, а жизнь на заимке шла своим чередом. Фёдор с Донатом вывезли из леса дрова, заготовили брёвен на амбар, начали ставить его. Дни пролетали в трудах и заботах, и незаметно наступило Рождество Христово. Отпраздновали его чинно. Зажгли лампады перед образами, помолились иконам, за столом посидели, хмельного пригубили. А как ушла Рождественская неделя, Ефимья взялась укладывать охотничьи торбы. И вот уже их уложили в лёгкие сани и сборы закончены, колчаны полны стрел, лыжи натёрты воском. Две лайки нетерпеливо рвались в лес. Пора в путь. Но Фёдор вот-вот готов был признаться, что у него пропал охотничий пыл, что он хотел бы остаться на заимке, дабы защитить своих близких от беды, которая, как ему казалось, приближалась к лесному гнезду. Да как сознаться в своих предчувствиях, коль сие стыдом обернётся? И Фёдор зажал душевное смятение в кулак. Лишь прощаясь с Ульяшей, горячо прижал её к груди, многажды целовал и шептал:
— Ты поберегись, и Стёпушку защити, и Доната от дому не отпускай.
— Мы побережёмся, родимый, побережёмся, — отвечала Ульяна.
— А мы, может, и раньше вернёмся, после Крещения и прилетим.
С тем и покинул Фёдор заимку. А вскоре рядом со спокойным Игнатом развеялись у него все страхи-опасения. Сказочно красивый и таинственный лес бодрил дух, вливал силы. Охота началась удачно. С утра до сумерек били белку. Собаки то и дело оглашали лес призывным лаем. И летели в цель меткие стрелы, и падали на снег пушистые зверьки. Фёдор лишь поначалу уступал Игнату в меткости стрельбы, да вскоре наловчился, и редкая стрела летела мимо цели за «молоком». Кроме белки, изредка удавалось выманить из дупла горностая. Попадались и соболи, но за этим ловким и хитрым зверьком охотникам приходилось изрядно побегать. Случалось, до десяти вёрст продирались через чащу, и напрасно.
— Ишь какой проныра, — возмущался Игнат и прятал в колчан стрелу.
На исходе третьей недели Фёдор проснулся среди ночи, чего ранее никогда не было. Он увидел кошмарный сон. На лбу у него выступил холодный пот, щемило сердце. Будто наяву он узрел, как на заимке горит баня, а в ней мечется от окна к двери Ульяна с сыном на руках. Пламя вдруг вырвалось из-под тесовой кровли, объяло всю баню, она превратилась в восковую свечу и быстро догорела. Поднялся ветер и разнёс пепелище. Фёдор громко застонал, схватился за голову. Он поверил, что сон вещий.
Проснулся Игнат, спросил:
— Чем маешься?
Фёдор поделился с ним тем, что увидел во сне, и воскликнул:
— Господи милосердный, пусть это будет лишь адово сновидение!
Игнат, однако, сказал:
— Иди на заимку. Возьми Грая, он доведёт тебя.
И Фёдор суетливо, но всё-таки быстро собрался в путь. Игнат вышел из зимника следом и наказал собаке:
— Беги к Ефимье, Грай! К Ефимье!
Умный пёс повилял хвостом и, как только Фёдор встал на лыжи, натянул
Сон Фёдора оказался вещим.
В минувший полдень на заимке появились две пароконные упряжки. Кони примчались к самому крыльцу, и из крытых саней выскочили пять воинов. Трое, с саблями наголо, ринулись в дом. Они влетели в горницу, где семья Игната собралась на трапезу. Здесь же была и Ульяна с сыном. Женщины в страхе замерли, дети испугались, и старшие попытались убежать.
— Всем сидеть! — крикнул матёрый бородатый воин, похожий обликом на чёрного ворона. — Кто княгиня Ульяна Оболенская? Ко мне!
В простой крестьянской одежде Ульяна мало чем отличалась от Ефимьи и Ксении. Но старший воин отметил её, крикнул:
— Вот ты быстро одевайся!
— Зачем? Что вам надобно? — наконец собралась с духом Ульяна. — Я никуда не пойду без мужа!
— Где боярин Фёдор Колычев? — спросил Ворон.
— Он в Новгороде, — не замешкавшись ответила Ульяна.
— Ложь сие, — возразил Ворон. — Нет его в Новгороде. Мы оттуда по государеву делу. Ты и муж твой — клятвопреступники. Быть вам перед государевым судом. — И Ворон схватил Ульяну за руку, потащил из горницы.
На беду заголосил Степа.
— Пусти, злочинец! — закричала Ульяна и вырвалась из рук Ворона, рванулась к сыну. — Дитятко! — крикнула она и тут же осеклась. «Господи, да они же и сынка изведут!»
Но было уже поздно. Ворон распорядился:
— Тишка, возьми змеёныша! — Сам крепко ухватил Ульяну за руку и заломил её за спину.
Воин, что был моложе Ворона, взял с лавки нагольный тулупчик и накинул его на плачущего Степу. Ефимья кинулась защищать его.
— Это моё дитя! — крикнула она.
Но третий воин встал на её пути и сильно толкнул. Ефимья упала на лавку близ печи.
— Сиди, пока и тебя не увели, — зло бросил он.
Воины наконец выбрались в сени, уводя Ульяну и унося её сына. В это время Донат, который ладил топором корыто в нижней клети, услышал шум-крики наверху и, как был с топором в руках, взбежал по лестнице. Увидел воинов и с криком: «Эй, тати, берегитесь!» — взмахнул топором, опустил его на плечо Ворона, рассёк до груди, и тот упал замертво. И второй воин, что нёс дитя, получил удар обухом по голове, упал. Но в сей миг вбежали те воины, кои оставались у саней, и один из них с ходу вонзил саблю под левую лопатку Доната. Он взмахнул руками, словно пытаясь взлететь, и рухнул на пол.
Воин, что вбежал снизу, по имени Кряж, спросил оставшегося в живых воина Василия:
— Как это вас леший угораздил под топор попасть?
— Чего пустое пытаешь? Княгиню держи! — И он толкнул Ульяну к Кряжу.
Тот подхватил её, вскинул на плечо, словно куль с житом, поспешил вниз, бросил Ульяну в сани, повернулся к Василию, который нёс Степу, спросил его:
— Спалить, что ли, осиное гнездо?
— Я те спалю! Игнат ничего не ведал о своих жильцах. Тащите Ворона и Тишку в сани и убирайтесь. А то и нам здесь лежать, как вернутся Фёдор с Игнатом, — распорядился Василий и добавил: — Меня в пути догоняйте. Близ князя я не задержусь. — Он набросил на Ульяну и Степу овчинную полость, ловко привязал её сыромятными ремнями к саням, вскочил на передок и яростно крикнул: — А ну пошли, каурые! — И кони с места пошли рысью.