Честное слово
Шрифт:
Галя поселилась в том же уголке, в хозяйской комнате на сундуке, где и раньше. Она была всё так же тиха, молчалива, боязлива. Но её чёрные глаза менее грустно смотрели теперь на свет Божий. Точно она чувствовала за собой какую-то опору, защиту. Прасковья Ивановна никогда не ласкала девочку при своих. Но с утра и до ночи она о ней заботилась. Утром её вымоет, причешет, оденет чистенько, как и Параню. Смотрит, чтобы она помолилась Богу, сама учила их молитвам, смотрела, чтобы девочки были заняты, сыты, по вечерам обшивала их, постоянно приговаривая: «Скоро учить вас буду, девочки. В школу станете ходить. Вдвоём-то хорошо, весело учиться».
Когда бабушка опять было вздумала нападать на сиротку, ссорить её с Параней, то Прасковья Ивановна вступилась горячо и решительно.
– Маменька, вы прежнего не начинайте и до горя нас опять не доводите, – тихим и строгим голосом сказала прачка, – решения своего я не изменю. Галечку никуда не отдам, воспитаю и выращу, как я перед Богом её матери честное слово дала. А если вы сироту обижать станете, то возьму обеих девочек и уеду в деревню.
Старуха начала было ворчать, но скоро примолкла: она поняла, что дело обернулось не в шутку. Пожалуй, Прасковья Ивановна исполнит свою угрозу, – так решительно и строго говорила она.
Мало-помалу свекровь как-то съёжилась, замолчала и отступилась от сироты. Но шипела втихомолку и потихоньку давала ей пинки и толки.
Между тем дело в прачечной опять пошло хорошо. Все заказы не только вернулись, но и поступали новые.
Прасковья Ивановна была очень весела, довольна, очень поздоровела, хотя и работала не покладая рук с утра до ночи. При каждом новом заказе она непременно говорила своим домашним:
– Это нам Бог на долю сиротки послал.
С мужем она часто вела разговоры, которые он не понимал, и не умел ответить на её задушевные мысли.
– Вот, Ваня, я теперь и спокойна, здорова. Работа, слава Богу, идёт хорошо, заказов много. А всё оттого, что у меня совесть спокойна, что я по честному слову всё сделала.
– Кажись, нечего тебе было беспокоиться и прежде… Сама себя изводила напрасно.
– Нет, Ваня, самое главное в жизни – это спокойная совесть. Жить честно, сколько можешь добра делать, никого не обижать, где можно помочь, утешить… Тогда всё пойдёт хорошо и работать весело.
– Точно мы кого-нибудь обижали или жили дурно… Я, слава Богу, не пью и даже не курю. Все в работе… Чего же тебе ещё?
– У меня, Ваня, была совесть не спокойна… Замучила она меня. Обижали мы девочку-сиротку… Я её чуть не погубила… А ведь я клятву, честное слово ейной матери дала и не выполнила… Легко ли было моей душе-то.
– Ах, опять ты про старое… Потому что ни меня, ни маменьки не спросилась…
Но Прасковья Ивановна горячо перебила мужа и сказала ему серьёзно:
– Когда человек умирает, некогда за советом бежать, надо спрашивать только своё сердце… Вот моё сердце заговорило тогда дать честное слово, и хорошо. Я не каюсь. Слава Богу, что так сделала… Когда раздумаешься этак одна, точно светлое что пойдёт по душе, солнышком согреет… И плакать захочется… От радости это, Ваня, не от горя…
– Мудрёная ты у нас, право, Паша. Как-то ты всё думаешь по-своему, по-другому, чем мы. Твоё, конечно, дело: ты хозяйка… А только правду маменька говорит: чужая девочка нам большая обуза.
– Не обуза она нам, а прибыль, – ответила Прасковья Ивановна, улыбнулась и больше разговаривать не стала.
Они с мужем жили согласно, но никогда не понимали друг друга.
Жизнь в прачечной текла по-старому. Только Галя и Параня под заботливыми взглядами матери сближались, чаще играли вместе. И так милы они были вместе – одна здоровенькая, весёлая, говорунья, другая тихая, уступчивая.
Бабушка по-прежнему ворчала и сердилась, но невестки своей серьёзно побаивалась и при ней никаких историй не устраивала.
Дела мастерской шли блестяще. Не прошло и года, как Прасковья Ивановна получила один большой выгодный заказ, который совсем поправил её дела. Получив его, она, довольная, радостно заявила всем:
– Это на долю сиротки Бог посылает. Теперь учить надо девочек.
Честное слово исполнено
В семье Новиковых пронеслась ещё одна гроза. Но только эта гроза была мимолетная, без тяжёлых последствий и ужасных опустошений. После неё скоро прояснилось небо и показалось красное солнышко.
Год за годом прошло пять лет. Сначала Прасковья Ивановна отдала Параню и Галю в городское училище. Галя училась превосходно и всё время шла первой ученицей и тянула изо всех сил свою резвую подружку. Параня была очень ленива, непонятлива и терпеть не могла учиться. Немало поплакала она над ученьем и книгами.
Обе девочки выросли, возмужали, и каждая по-своему была славная и миленькая. Параня была высокого роста, толстушка, румяная, с ямочками на щеках, с большими серыми добрыми глазами, с густой русой косой. Галя – маленькая, худенькая, серьёзная, с задумчивыми чёрными глазами, с короткими вьющимися волосами.
– Вылитая мама. Ах, как ты на неё похожа, Галечка! И волосы, и взгляд, и улыбка, и голос… – не раз говаривала Прасковья Ивановна, приглаживая непокорные кудри девочки, а та нежно и доверчиво прижималась к тёте, как она всегда называла Прасковью Ивановну.
После окончания городской школы решено было обеих девочек отдать учиться швейному мастерству.
Каково же было всеобщее удивление, когда однажды, явившись из школы, Прасковья Ивановна объявила своим домашним:
– Я Галечку отдам в гимназию.
Бабушка даже руками всплеснула и вскрикнула:
– Что это ты, Прасковья, в своём уме?
– Что это право, Паша, ещё придумала? – как эхо отозвался её муж.
– Учительница Галечки меня вызывала и сказала, что девочка очень способна к науке и что её непременно надо дальше учить. Нельзя её так оставить. Она даже взялась сама её подготовить за лето даром.
– Из каких же это мы капиталов чужую девчонку, как барышню, обучать станем?! – язвительно спросила бабушка.
– На её долю Бог пошлёт… – ответила спокойно Прасковья Ивановна.