Четвертая Беты
Шрифт:
— Ладно, как хочешь.
В дверях Поэт шлепнул Дана по спине и шепнул:
— Я тебя обидел. Извини, брат.
С очередного рандеву Дан возвращался одновременно обрадованным и озабоченным. Радость его имела причину простую, пилот астролета сообщил ему, что высадил в соседней Дернии двух разведчиков, и передал Дану их позывные и примерные координаты, Дан даже успел уже выйти с ними на связь, сознание того, что на планете есть свои, внушало уверенность… правда, одиночества он не ощущал, но земляне были не просто свои, они означали и земное могущество. Радости Дана сопутствовало и некоторое беспокойство, ведь языковое обеспечение десанта Разведки было поручено ему, и почти неодолимые трудности, с которыми он встретился при выполнении задания, заставляли его сомневаться в конечном результате. Дело в том, что при Изии знание иностранных языков не только не давало никаких привилегий и не приносило ни малейшей практической пользы, но и служило веским аргументом для того, чтоб в любую минуту быть обвиненным в шпионаже. Более того, изучение языков было запрещено, пособия и словари изъяты… правда, в бывших тайных хранилищах, открытых указом в первые же дни после прихода Марана к власти, нашлись и словари, и книги, беда была в другом, невозможно оказалось отыскать людей, которые преподали бы Дану, или, вернее, его аппаратуре, фонетику, с превеликим трудом удалось обнаружить нескольких человек с довоенным знанием языка, в течение полутора десятков лет не только тщательно скрывавших свои познания, но и попросту пытавшихся их забыть. Даже дипломаты не могли помочь, ведь дипломатические отношения с Дернией, да и большинством других государств, были при Изии разорваны, все сотрудники соответствующих учреждений уничтожены, как если не реальные, так потенциальные шпионы, и восстанавливать теперь контакты с соседями приходилось новым людям. Дан предупредил центр о дефектах своих записей, но все же беспокоился. Несравненно больше, впрочем, его заботило другое. Машинально следя за дорогой, Дан снова повторил про себя фразу, которую передал ему пилот. «Шеф велел тебе быть предельно внимательным и осторожным. На основе анализа твоих данных он пришел к выводу, что обстановка в Бакнии нестабильна». «Почему нестабильна, с чего он взял?» — обиделся Дан, и пилот флегматично ответил: «Шефу видней». «Но почему?» «Почему — не скажу, но ему видней. Он никогда не ошибается в своих оценках, это известно всей Разведке, просто ты его еще плохо знаешь»…
Мнение Железного Тиграна испортило Дану настроение. Правда, в глубине души он надеялся, что шеф все-таки ошибается, но… Даже сообщение о начинающемся строительстве орбитальной станции у Торены и нежное письмо Ники не утешили его. Из каких его данных следовал подобный вывод? Напротив, обстановка упрочилась… так, во всяком случае, ему казалось. После того, как было предъявлено обвинение, Марану удалось ввести в Правление Серта Гала и наконец обеспечить себе большинство голосов. Тогда он сложил с себя чрезвычайные полномочия, Правление утвердило его решения, его уход и катастрофа перестали быть синонимами. Лайва и иже с ним помалкивали, на рожон не лезли, правда, по городу ходили слухи о Мстителях, но в этой болтовне не содержалось ничего конкретного… Нет, в политическом отношении дела шли не так плохо… Вот в экономическом… Дан задумался накрепко.
Тогда, в Вагре, Ила Лес вовсе не преувеличивал, урожаи в Бакнии действительно падали с каждым годом, последний был самым низким за добрых полсотни лет. Несколько дней назад в «Утре Бакнии» было опубликовано краткое письмо Марана… статьи в Бакнии назывались письмами, писать Маран умел, прочитав статью, Дан выпросил у него повесть о Ринате, которая, по существу, представляла собой довольно большой роман, и был поражен, ничего подобного он не ожидал… но суть письма потрясла его не меньше… с бестрепетной прямотой Маран писал о падении урожаев, о распаде сельского хозяйства, о голоде, который из деревен наползает на города… Въехав в Бакну, Дан стал останавливать машину на каждом углу и заходить в лавки. Во дворец он пришел в совсем уже похоронном настроении, которое отнюдь не улучшилось при виде Марана, расслабленно развалившегося на диване с полной чашкой в руке. На столе стояла откупоренная бутылка тийну, чего Дан не видел давным-давно.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного.
— А не особенного?
— Они меня чуть не съели. Так сказать, в сыром виде, без соли и приправ.
— Кто — они?
— Все. Кроме Лета, разумеется.
— Члены Правления? — не поверил Дан. — Ила Лес, Ган, Серт Гала…
— Угу.
— За что?
— Я предложил раздать землю. Или хотя бы распродать, но у наших крестьян сбережений нет, то есть это надо делать как бы в долг, и тогда им придется полжизни расплачиваться. Многие не захотят связываться. Или не рискнут. Можно бы еще снабдить людей деньгами, безвозмездно, но казна, как тебе известно, пуста. Так что просто отдать разумнее. Да и честнее.
— Землю? Какую землю? Кому?
— Всю. Всем.
— Да брось ты этот телеграфный стиль, говори толком.
Маран выпрямился и поставил чашку на стол.
— И ты не понимаешь? — спросил он безнадежно. — Неужели это так сложно? Взять всю землю… конечно, не городские территории, а поля, луга, рощи таны и тому подобное… поделить между крестьянами, пусть работают, растят зерно и плоды, а потом продают урожай. Чем больше вырастил, тем больше продал, чем больше продал, тем больше заработал, чем больше заработал, тем больше вырастил на следующий год и так далее… Это же элементарно. Нет?
— Вообще-то да, — согласился Дан.
— Наверняка найдутся и такие, которые земли не захотят, поедут в города — так пусть едут, надо отпустить всех желающих.
— А что, до сих пор не отпускали? — удивился Дан. — Когда мы с Никой жили в деревне, оттуда забирали в город.
— Так то забирали. А самовольно покидать деревню запрещалось.
— Рабство какое-то!
— Конечно, рабство. И поверишь, в третий раз я вношу предложение разрешить крестьянам уезжать, и в третий раз они его проваливают. При чрезвычайном статусе как-то руки не дошли… О чем я только думал!.. Болван!
— А почему проваливают?
— Ну! Рон Лев! Это закабаление освящено именем Рона Льва!
— Ну и что?
— Это тебе «ну и что». И мне. А им… Я говорю, Рон Лев ведь ввел столь суровые меры на период войны. А вообще он предполагал передать землю народу, ради чего и перестреляли землевладельцев. А кто же народ, если не крестьяне? Так Серт и Ган обвинили меня в упрощенчестве, оказывается, я примитивно толкую положения Рона Льва. Вся соль, понимаешь ли, в том, что «государство — это народ». А если это не так? У нас государство не народ, а Лига. Кучка людей, доступ в которую затруднен донельзя. А! Пошли они все… Над этой страной тяготеет проклятье. Мы катимся в пропасть, Дан. Вот ты в курсе, что последний урожай был смехотворным, но что из этого следует, знаешь?
— Знаю, — сказал Дан тихо. — Голод.
— Голод это еще не все. Собрано так мало зерна, что мы ничего не смогли поставить тем немногим государствам, с которыми имеем торговые контакты. А это значит, что мы ничего не получим от них взамен. Скоро начнется другой голод: голод на металл, голод на горючее… Нам никто не доверяет в долг. Если нам не удастся наладить земледелие — мы погибли, а эти старые догматики… — Он сердито стукнул ребром ладони по дивану.
— Маран, а как было раньше?
— Когда раньше?
— При императоре.
— Да так же, как пять веков назад. И почти, как сейчас. Были землевладельцы и крестьяне, которым полагалась определенная законом доля. Не знаю, как пять веков назад, но при императоре это было два мешка зерна плюс сколько-то там плодов. С одним добавлением: после сбора урожая хозяин обычно выдавал наградные. Сколько и кому, зависело от его личных понятий и пристрастий. И однако это было вовсе не так мало, у хорошего работника доля нередко удваивалась, даже утраивалась, если с урожаем везло. Излишек можно было продать. После Перелома наградные отменили, произвол, мол, мы просто увеличим долю. Но не сейчас, чуть позже, когда наведем порядок.
— И это «чуть позже» так и не наступило?
— Естественно. Откуда? Урожаи-то все падают.
— Почему?
— Я думаю, что как раз из-за отмены наградных. Чего стараться, так и так два мешка.
— То есть Ила Лес там, в Вагре, по сути дела, хотел восстановить систему наградных?
— Вроде того. Между прочим, при императоре крестьяне были свободны. Захотел, собрался и уехал. Поработал в городе, скопил сколько-то денег, вернулся, откупил у владельца кусок земли и сам стал хозяином. Конечно, это удавалось не каждому, но случалось. Нечасто, правда, у нас земля дорогая, ее мало, а вот в Латании, например, таких мелких крестьянских владений больше, чем крупных, баронских.