Четвертый хранитель
Шрифт:
Это только так называлось — «Стояние», — а на самом деле почти полгода шла маленькая, но постоянная прибережная война, много людей, ни в чем не повинных мирно живших по обе стороны реки Угры, сложили в ней свои головы, а те, кто спаслись, когда все кончилось, стали искать себе нового пристанища.
Вот так в Медведевку, начиная с 1481 и по 1483 год, приходили да приходили все новые люди и просили хозяина принять их в свое подданство. В большинстве своем это были люди не воинственные, тяглые крестьяне, и Медведев с Анницей охотно принимали их, после обычного в таких случаях крестоцелования на верность. Таким образом, к Рождеству 1484 года, имение Медведевка вместе со старожилами насчитывало около сотни обитателей.
Теперь поселение выглядело так: хозяйский дом, обнесенный крепким частоколом, вокруг него дома старожилов — раскаявшихся разбойников из отряда Антипа и их семей, а также тех, кто пришли сюда во время первого отсутствия Медведева, когда он с Филиппом Бартеневым и Федором Лукичом Картымазовым ездили в Литву, спасать похищенную дочь Картымазова Настю. Этот своеобразный посад за стеной хозяйского двора, был в свою очередь обнесен еще одним частоколом из крепких, заостренных сосновых бревен, а в том частоколе — большие ворота на дорогу, идущую вдоль Угры. Между хозяйским домом и воротами построена была небольшая церковь, а возле нее — дом священника, отца Мефодия, где он жил со своей женой — кружевной мастерицей Аксиньей и было у них к тому времени уже четверо детей.
Кроме того, в посаде, выстроившемся вокруг хозяйского дома, находились также кузница, где работали кузнецы-братья Борис и Афанасий Кнуты, мельница, руководимая Никитой Ефремовым и небольшая мастерская по выделке шкур, в которой трудились кожевники Арсений Копна и его сын — Павел. Таким образом, Медведевка была вполне самодостаточным поселением.
На расстоянии полуверсты к северо-западу по пути в Картымазовку, слева, на месте бывшего сожженного сельца, относящегося некогда к «Березкам», теперь выросло новое село, которое местные жители условно называли «Манино», в честь того, что первым жителем здесь стал бывший новгородский купец Онуфрий Карпович Манин.
Когда во время нашествия Ахмата, Медведев со своими людьми Алешей Кудриным и Ивашко Неверовым, выполнял поручение Великого князя в Новгороде, раненный в бою Ивашко, оставленный выздоравливать в доме новгородского купца Манина, влюбился в его дочь Любашу, которая за ним ухаживала. Любаша была единственной радостью давно овдовевшего купца и, не желая расставаться с дочерью, он, свернув в Новгороде все свои дела, решил перебраться на Угру, в Медведевку, куда непременно хотел увезти невесту Ивашко. Очень прозорливым человеком оказался этот купец Манин — Великий князь Московский Иван Васильевич после полного покорения города жестоко расправился со всеми, кого считал причастными к антимосковским настроениям, и тысячи купеческих новгородских семей были лишены всего состояния и даже имущества и разосланы по самым дальним углам Московского княжества.
А вот Манин, благодаря столь неожиданному замужеству своей дочери, успел вывезти все свои капиталы, обосноваться на Угре окончательно и завести тут свое торговое дело. Несмотря на то, что Медведев предлагал Манину поселиться возле его дома в самой Медведевке, в посаде, купец, осмотрев округу, попросил разрешения построить свой дом на пустыре, в стороне и были у него, видимо, на то какие-то свои соображения, которых он пока не торопился разглашать. Но когда после нашествия Ахмата, стали приходить с разоренных мест новые люди, Манин обратился с просьбой к Медведеву, чтобы он селил их рядом с ним, на месте бывшей сожженной деревни, поскольку там были довольно большие, хотя и заросшие теперь, но некогда обработанные участки земли, оставшиеся еще от прежних хозяев Березок. Испросив согласия Медведева, Манин щедрой рукой дарил от себя каждой новоприбывшей семье по пятьдесят копеек. Вначале он хотел по рублю, но случайно узнав от зятя, что сам Медведев прибыл сюда всего лишь с одним московским золотым, выданным ему Великим князем лично, решил, что хозяин может и обидеться, а потому стал выдавать по пятидесяти копеек. Благодаря этому Манино вскоре превратилось в процветающую деревню, состоящую из четырнадцати крепких изб не считая огромного деревянного дома самого Манина. Правда, существенным недостатком деревни была ее полная беззащитность, но опасности военных действий в ближайшее время как будто не предвиделось — вокруг жили одни друзья: на той, бывшей литовской, а ныне уже принадлежащей московскому княжеству, стороне Угры — располагались большое имение «Синий Лог», которым владел бывший слуга князя Федора Бельского, старый воин, гуляка и весельчак Леваш Копыто, да сгоревшее, но начавшее отстраиваться, имение Филиппа Бартенева, старшего брата Анницы; а по эту сторону — с востока хорошо укрепленный Преображенский монастырь, а на западе — имение Картымазова — одного из лучших и близких друзей Медведева. И, тем не менее, в Медведевке по-прежнему действовал строжайший военный режим, наблюдатели на вышках внимательно обозревали округу, а круглосуточные дозоры на дорогах, ведущих к имению, продолжали патрулировать местность.
В течение всего 1483 года не случилось ни одного серьезного военного происшествия, мирная жизнь полностью вступила в свои права, и вот, наконец, подошел самый радостный, особенно для детворы, и наиболее почитаемый взрослыми праздник Рождества Господня.
Сегодня, в Сочельник, предстояла всенощная служба в церкви, и отец Мефодий занимался последними приготовлениями, одним из которых был обязательный вертеп — красочная панорамная сцена рождения Христа с вылепленными из воска обязательными фигурками Иосифа и девы Марии. Декорации и фигурки для вертепа уже были изготовлены, и теперь оставалось лишь расставить все на свои места.
Отец Мефодий поручил это дело шестнадцатилетней Ксении Кудриной, в помощь которой дал двух ребят помоложе: двенадцатилетнюю Дашу и четырнадцатилетнего Тимоху Замятиных.
Замятины только месяц назад поселились в Манино, еще не было у них своего дома, жили пока у людей, чувствовали себя робко, особенно дети, и вот отец Мефодий поручил их «старожилке» Ксюше и для того чтобы они помогли ей, и для приобщения новеньких к здешней жизни.
— А это что? — спросила Даша, увидев стопку кружочков из теста на большом серебряном блюде, рядом с вертепом над которым они трудились.
— Как что, — пряники, — удивилась Ксения. — Ты что, пряника не видала?
— А зачем он? — спросил Тимоха.
— Чтобы есть. Нет, правда, вы никогда пряников не ели? — продолжала удивляться Ксюша.
— Не-а, — ответила Даша. — У нас такого не делали.
— А он какой? — спросил Тимоха.
— Сладкий.
— У нас сладкая только ягода была, что мы летом в лесу собирали, да еще мед, но я его только раз в жизни пробовал.
— Если бы не строгий пост, я бы угостила вас. Но отец Мефодий не велит. Вот завтра на Рождество ими всех детей угощать будут, и тогда ешьте, сколько достанется.
Заканчивая работу над вертепом, Ксюша зажгла вокруг него свечи.
— Красиво! — восхищенно сказала Даша.
— И хозяева с нами будут праздновать? — спросил Тимоха. — Хоть бы поближе на них посмотреть, а то я Василия Ивановича и Анну Алексеевну только раз видел, когда родители им крест целовали, а мы в сторонке молились. А правда говорят, что он воин знатный?
— Не то слово, — Ксюша чувствовала себя лестно в роли старожительницы, не раз видевшей хозяев близко и даже беседовавшей с ними. — Он сам, один, против целого отряда стоять может. Вон тут у нас в лесу разбойники жили, их человек пятьдесят было, так он один всех победил.
— Ну да! — поразился Тимоха. — И что, всех убил?
— Нет, зачем, он только человек пятнадцать убил, остальные сами убежали.
— Здорово!
— Это еще что! Вон, Анна Алексеевна одна из лука девять татар убила, одного за другим, подряд. Она бы и больше могла, но у нее стрелы кончились. А потом она самого сына Ахмата в лучном поединке победила. Сказывают, из-за того хан Ахмат сюда и приходил, чтоб только на нее посмотреть.