Четвёртый Рим
Шрифт:
— Вы же запретили нам бить его! — возмутился вертухай.
— В случае чего, возьму всю ответственность на себя. — твёрдо заявил Никитин и блаженно улыбнулся — Как же я мечтал об этом моменте!
Когда солнце ушло в закат, ситуация ещё больше накалилась. Снаружи скопилось ещё больше людей Ильина.
— Сильно мы ему поперёк горла, а? — самодовольно произнёс майор Гаврилов, наблюдая через окно за всё прибывающими головорезами.
— Не только ему. — ответил Алексей Никитин — Михаил мало того, что на довольствии Долгорукой, так ещё и тесть Ченкова.
— Ого. —
— На этот раз от боя уклониться не выйдет. — произнёс полковник и его слова звучали, как приговор — Может статься, что это конец.
На удивление Алексея, майор отнёсся к предупреждению легкомысленно. Он отмахнулся так, словно прогонял назойливую муху и снова сосредоточил внимание на происходящем за окном.
— Это должно было случиться, Алексей Григорьевич. Сколь верёвочке не виться, а конец всегда один. Мы итак слишком лобызались перед всей этой гнилью. Что бы прижать одного подонка, шли на сделки с двумя другими. Наконец-то всё закончится.
— Ты уверен, что рад этому? Ильин ублюдок, но он прав в одном: я не боюсь, потому что мне не за кого боятся. А у вас у всех есть семьи.
Гаврилов задумчиво опустил взгляд и лишь на мгновенье на лице отразилась лёгкая тоска.
— Я уже не молод, но моей дочери всего лишь год. У жены это поздний ребёнок. Я хочу, чтобы она жила, но не знаю будет ли он счастлива в мире, который существует сейчас и будет существовать после. Экономика стагнирует. Всё больше народа переезжает в трущобы, освобождая жилплощади улья. Для меня будет преступлением обречь моего ребёнка на существование в этом мире.
Майор повернулся к Никитину.
— Алексей Григорьевич, разрешите последнюю просьбу?
— Да.
— Пообещайте, что Ильин не выйдет на свободу, если ситуация окажется безвыходной. То есть, свободы мы его итак лишили я к тому…
— Я понял. Не беспокойся. Живым Ильин не покинет этого участка. Мы итак слишком долго выкручивались, оставаясь в рамках закона.
Он не врал. Полковник уже давно пришёл к выводу, что когда он арестовал Ильина, то переступил черту, за которой пути назад нету. Он наивно полагал, что с поддержкой князя удастся посадить давнего врага на реальный срок. Но Анненков-Барисеев кинул их едва запахло жаренным, оставив полицию самой разбираться с проблемой, в которую сам же и втянул их.
Напряжённые часы, Алексей Никитин провёл в размышлениях и наконец-то понял всю суть интриги затеянной князем. Анненков-Барисеев действительно мог тайно общаться с СБИ, но никаким двойным агентом он ни был. По крайней мере, сейчас. Будучи в курсе тайных делишек Долгорукой и остальной старой знати, он решил собрать компромат, чтобы затем начать торговаться. Либо Валерия Долгорукая сама выменивает у него молчание в обмен на его желания. Князь, при всей своей напыщенности, всего лишь губернатор одного города, а компромат позволит ему получить больше власти. Либо, если Долгорукая окажется упрямой, пойдёт ябедничать СБИ. И уж те, когда раскроют заговор и начнут рубить головы, вознаградят Анненкова-Барисеева так, как никому не снилось. Ведь никто не будет присуждать такие лавры местному отделению полиции.
А чтобы самому не рисковать, князь поручил это местной полиции. Выделил немного денег, в качестве инвестиций, которые при удачном исходе окупятся уликами против Долгорукой. А если не окупятся, то не страшно. Отвечать будут другие.
С другой стороны, оценивая тот договор с князем, Никитин не думал, что поступил неправильно. Отказывать князю в сословном обществе, где сам находишься на более низкой ступеньке в иерархии, мягко говоря, опасно.
Как раз в эти минуты, Никитин и Гаврилов заметили изменившееся поведение головорезов Ильина. Они зашевелились.
— Начинается. — выдохнул полковник и повысил голос — Всем занять оборону!
Пока были активны щиты, то любая попытка ступить на территорию полицейского участка, заканчивалась тем, что этот «храбрец» получал разряд тока и отлетал назад. Проблема состояла в том, что по мнению Никитина, атакующие знали о этом, и у них должен быть припасён козырь. Но на деле, тактика врагов оказалась довольно грубой.
В ход пошли тороружья — оружие с чем-то вроде розетки вместо дула. Несколько людей Ильина выстроились в ряд и стали обстреливать защитное поле витиеватыми молниями. Компьютеры полицейских сразу же стали показывать данные о чудовищных перегрузках. Но щиты пока держались. Требовалось время, чтобы вызвать перегрев оных.
Пока барьер не прорвали, полковник попытался ещё раз связаться князем Анненков-Барисеевым, но безуспешно. Не было сомнений в том, что князь в курсе происходящего. Но своим молчанием дал ясный ответ: он не вмешается.
Сергей уже собирался покинуть церковь отца Алексия, как вдруг в кармане завибрировал блок с веб-газетой.
— Что там, сын мой? — спросил священник, отвлекаясь от вечерней молитвы.
— Это я поставил себе оповещение на веб-газету. — ответил Сергей, доставая из кармана блок данных — Пиликает на каждую важную новость происходящего в Староярске.
Сергей бегло пробежался по тексту, но затем, поняв о чём речь, стал вчитываться более внимательно. Михаил Ильин арестован. Повязан местным отделением полиции. Но, судя по всему, ненадолго. Автор статьи подмечал, что к полицейскому участку стягиваются отряды личной охраны Ильина. И Сергей не сомневался, что их военный потенциал во много раз превосходит оный у полиции. На стандартную для ирийских СМИ провластную пропаганду, он уже не обращал внимания.
Начальник староярской полиции полковник Алексей Никитин, выставлялся автором статьи, как сумасброд и самодур. Самоуправство, которого не должно оставаться безнаказанным.
Алексей Никитин. Знакомое имя кистью нарисовало в сознании Сергея портрет высокого и широкоплечего, но сухого и тощего человека с впалыми щеками и глубоко посаженными глазами. Именно ему Сергей был обязан тем, что не сразу не попал на растерзание вольникам. Конечно, вспоминая тот допрос, нормального разговора у него с полковником не задалось, то всё равно, он чувствовал благодарность.
Когда отец Алексий снова поинтересовался у юноши о причинах его волнений, то Сергей всё рассказал старику, как было.