Четыре фрейлины двора Людовика XIV
Шрифт:
Разговор их казался очень оживленным и касался, по-видимому, интересного предмета, но дама, сидящая с правой стороны, вела именно эту беседу, подруга же её, более спокойной наружности, ограничивалась только ответами.
Несмотря на всё своё оживление, она приостановилась с видом удивления, заметив элегантного кавалера на перекрёстке, который, в противоположность всему обществу, казалось, собирался обратиться спиной ко всему королевскому поезду, вследствие чего очутился вдруг перед ними, как будто делая нарочно все эти эволюции.
С той и другой стороны выразилось минутное удивление, но, как благовоспитанный дворянин, он поклонился двум прогуливающимся дамам самым любезным образом и приостановил свою лошадь, чтоб дать свободный проезд их экипажу.
Так как они ехали очень тихо, то они могли обменяться вполголоса следующими словами:
– Кто такой?… – спросила дама, сидящая с правой стороны у своей соседки.
– Господин де Кётлогон, жених Марии де Фонтанж, – было ей отвечено.
Прекрасная дама вздрогнула, как будто это объяснение имело для неё какой-нибудь особый интерес.
Странная улыбка пробежала по её милым чертам, немного пасмурным до этого.
– Милостивый Государь!.. Позвольте?.. – сказала она, приглашая к себе молодого человека и голосом и жестом руки. Он вновь сделал быстрый поворот на своей лошади и подскакал к карете, держа шляпу в руке. Здесь-то ясно выказалась его чрезвычайная бледность и поразила собою прелестных дам. Однако, одна из них, а именно первая, казалось, очень желала его удержать и рассматривала его с необыкновенным вниманием.
– Разве охотники поехали не по этому направлению?.. Мне казалось, по доходившему до нас эхо, что они проехали здесь и отправились по долине Принцев.
– Действительно так, сударыня.
– Но, значит, вы не принадлежите к охоте, так как вы едете к ней спиной.
Губы моряка отвечали с легким содроганием:
– Я более в ней не участвую, сударыня.
На лицах обеих дам выразилось сильное удивление.
– Может быть, с нашей стороны будет нескромно попросить вас проводить нас несколько шагов, чтоб вывести нас на настоящую дорогу.
Младшая жестом подтвердила эту просьбу, и Ален, находясь между двух огней, счел себя обязанным хотя на время отогнать от себя свои тяжёлые мысли и придать своему лицу на сколько только возможно приятное и довольное выражение.
– Я готов к вашим услугам, сударыня, – сказал он, – и очень счастлив, что могу служить вам.
Сказав это, он направил свою лошадь рядом с каретой, и поехал по правой стороне, то есть около старшей и более любопытной из двух, она же, казалось, проявляла более интереса к его особе.
– Я не очень скромна, – сказала она, – как будто она его хотела заставить говорить о его собственных делах, – хотя вы думаете и не желаете более участвовать в охоте, но я видела вас на завтраке в Марли?…
– И, – прибавила живо дама, сидящая с левой стороны, – при последнем приеме в Версале.
– Действительно я там был, сударыня, но, как всякий вновь приезжий, я был так ослеплен и смущён всем виденным, что только любовался всеми, не заметя никого в частности, что, конечно, лишило меня счастья заметить вас.
– Не дурно, молодой, человек, – сказала с усмешкой старшая дама. – Но вам не нужно извиняться. Все знали, что вас привлекло на этот прием, и причина была вполне законна Разве вы не желали именно приблизиться к девице Фонтанж, вашей невесте, если только мне верно было передано?
Густое облако вновь покрыло чело молодого человека, и его бледность, немного было исчезнувшая перед тем, вновь выступила с большей ещё силой.
– Прошу вас извинить меня сударыня, – сказал он, – вот верная ваша дорога; доехав до конца этой длинной аллеи вы увидите охоту, или найдете кого-нибудь более сведующего указать вам её.
– Как, сударь, вскрикнула дама, вы отказываетесь быть моим кавалером!..
– К сожалению, сударыня, но те причины, которые принудили меня оставить охоту, когда я имел. честь встретиться с вами, требуют…
– Боже мой, при виде вашей бледности можно предположить, что вы больны? Вы страдаете?
– Очень сильно, сударыня.
– Я понимаю, внезапная боль.
– Это верно; я чувствую себя совсем дурно.
– Сойдите тогда с лошади, и займите место вот здесь против нас, в карете.
– Очень вам благодарен, но…
– Это значит, вы отказываетесь?
– Я не могу сопровождать вас, куда вы едете!
– Вы говорите довольно загадочно; или, извините мою нескромность, моя подруга, – сказала она, указывая на свою собеседницу, – скажет вам, что мое звание и мое положение иногда дают мне на то право. С вами случилось несчастие или какое-нибудь горе во время этой веселой поездки? Увы! у кого нет своего горя?
В это время подул лёгкий, но свежий ветерок, и прекрасная собеседница закашлялась, при чём она должна была вынуть из муфты платок, который и приложила ко рту.
Это дуновение долетело также и до Алена и обдало его запахом духов, которыми был пропитан батистовый платок.
Он вздрогнул и невольно бросил взгляд на даму, который проник даже сквозь её вуаль.
Он узнал запах платка, найденного им ночью у церкви Св. Якова.
Самый странный случай поставил его в одну из самых критических минут его жизни, в присутствие таинственной женщины, на которую ему указал его старый нищий.
Но теперь, находясь в каком-то жгучем лихорадочном положении, он не думал более о возвращении обратно, а желал только наверное узнать, с кем он имел дело. Во всяком случае это был кто-нибудь из хорошо знающих придворные дела.
– Господин Кётлогон, – сказала она, – вы напрасно вооружаетесь скромностью, вы приехали из Дюнкерка по двум причинам… обе они очень похвальны.
– Я вас не хорошо понимаю, сударыня…
– Разве не для того, чтоб быть вместе и видеться с своей невестой, а также требовать награды за свою храбрость в последнем походе?..