Четыре фрейлины двора Людовика XIV

Фере Октав

– Да… Сперва завтра, на той охоте, куда вы приглашены; а потом на следующий день.

– Чтоб окончательно проститься.

– Решено.

Они обменялись поцелуем, потом расстались, так как тихо явилась Анаиса де Понс, объявляя, что г-жа Монтеспан просит к себе девицу Фонтанж.

Глава шестая

Охота, на которой охотятся кое за чем другим, чем за оленями. – Уловка настоящей Фаворитки. – Она сеет на слишком хорошей почве. – Мраморный идол.

Читатель уже предугадывает, вероятно, с какой целью г-жа Монтеспан, после своих неудавшихся видов на молоденькую садовницу и девицу Бовё, желала иметь разговор с Марией Фонтанж.

Настоящая фаворитка, фаворитка лишь по названию, имела полное доверие к себе самой и верила в собственное достоинство. Она желала доставить королю мимолетные развлечения и радовалась заранее, что нашла именно то, чего желала, красота фрейлины была неоспоримо привлекательна, но её холодность, недостаток живости ума и хитрости, который приписывали ей, судя по её наружности, делали её безопасной. Маркиза Монтеспан была её родственницей и, много содействовав её выгодному назначению к фрейлины принцессы Генриетты, она выказывала ей сильную дружбу.

– Идите же, кузина, – сказала она ей, целуя её в лоб, – чтоб на вас можно было посмотреть и вас побранить.

– Меня побранить?.. – проговорила смущенная фрейлина, боясь, что её свидание с Аленом стало уже известным.

– Ну, что же! крошка моя, – продолжала маркиза с улыбкой, – достаточно одного дружеского слова, чтоб вас привести в смущение… Да, я хочу вас побранить, но только по дружбе.

– О, маркиза, я хорошо знаю, насколько вы ко мне добры.

– Еще добры, чем вы можете это предположить. Однако же я должна вас упрекнуть в том, что вы меня почти забываете.

Девица Фонтанж вздохнула свободно и, будучи спокойной от природы, что другие люди, судя поверхностно, считали за холодность, она вновь вооружилась полным своим присутствием духа.

– Извините меня, маркиза, – возразила она, – но я боялась вам наскучить, помешать. Зная, что вы так много заняты серьезными делами, наконец, мои обязанности по должности, которую я заняла около её высочества.

– Хорошо, я более от вас, конечно, ничего не требую, только вперёд, то есть, начиная с нынешнего дня я требую, чтоб этикет и ваша застенчивость не мешали бы вам приходить ко мне почаще, одним словом, как это вам только будет возможно.

– Это такая милость, которую я, пожалуй, употреблю во зло.

– Употребляйте же её во зло.

– Ваша доброта меня трогает.

– Видите для начала я желаю сделать вам что-либо приятное… Я хочу вас познакомить с королем.

– Меня, маркиза!.. – вскрикнула, вся покрасневшая даже от счастья, молодая, честолюбивая девушка.

– Ну да, именно вас. Его Величество смотрел на вас несколько раз и остался совершенно очарованный вами. Что же! вы принадлежите к моему семейству, а потому я хочу, чтоб вам была уделена часть той благосклонности, которою я имела счастье пользоваться. Ведь это просто обман – предоставлять всё чужим; необходимо поддерживать друг друга, когда у нас с вами в жилах течет та же кровь.

– Я не нахожу слов, чтоб вас благодарить.

– Не благодарите меня; будьте только послушны моим наставлениям, и я буду довольна. Видите ли, дитя мое, король с некоторого времени чем-то очень озабочен; ведь он такой добрый властелин! Общественные дела его сильно измучили; наши победы на суше и море не возвратили ему даже его обычного расположения духа, потому что последние происшествия в Париже, эти ужасные случаи отравления, его очень огорчили. Это уже нам, нам, которые его так нежно любим, нам, которые имеем честь и счастье принадлежать к его двору, следует ничем не пренебрегать, даже своей собственной личностью, чтоб только возвратить ему его веселость и. спокойствие. Король, моя дорогая кузина, есть сердце и душа всей Франции, когда его величество страдает, то все в стране изнывает. Вы понимаете это, неправда ли?

– Конечно, маркиза, – сказала фрейлина, с жадностью принимая каждое слово этого высоко-дипломатического разговора и особенно поражаясь двойным значением, замеченным ею в некоторых словах маркизы. – Конечно… но чем же могу я способствовать столь желаемому результату?

– О! Боже мой, без большого, быть может, усилия, пользуясь просто только самым естественным образом той восхитительной красотой, той изысканной грацией, которою вы обладаете.

– О, маркиза!.. – воскликнула Мария Фонтанж, краснея до ушей, но улыбаясь от удовольствия слышать этот комплимент, так горячо высказанный, – удивительная вещь! – высказанный другой же женщиной, и женщиной, уверенной в том, что сама обладает несравненной красотой.

– Не смущайтесь же, дитя мое. Да, вы прелестны: я уверена, что это будет, или лучше сказать, что это уже давно мнение короля. Но его величество до сих пор видал вас лишь мельком, в театре. Я хочу, чтоб он узнал вас короче и лучше бы вас оценил.

– Вы могли бы меня сделать очень гордой, маркиза, если бы я не была уверена, что вы лишь из снисхождения восхваляете мои достоинства гораздо более, чем они на самом деле этого заслуживают.

– Значит, это дело решённое, я сегодня же вечером особо представлю вас королю… Я думаю, что мне совершенно лишне просить вас быть любезной, грациозной и быть послушной ко всему, что он пожелает. Даже если случай или вдохновение явятся прежде его желания, то ему ведь необходимы безыскусное чувство и искренняя преданность!

Маркиза окончила эту речь глубоким вздохом, с совершенно театральным эффектом. Потом, полагая, что она достаточно сказала для первого раза, она проводила фрейлину до самой двери её комнаты, держа её за руку, и, целуя её в лоб, как и при встрече с нею, она прибавила:

– Идите, маленькая кузина, готовьтесь принарядиться и сделаться вполне прекрасной; я сама приду присутствовать при вашем туалете; я окончу его.

– Как! маркиза… – проговорила девица Фонтанж в припадке смущения от излишнего счастья, – это значит…

– Нынче же вечером мы начинаем наш план действия! Старайтесь принарядиться! Старайтесь только принарядиться! – Совет этот был совсем лишний, так как не смотря на всю свою чудную красоту, будущая фаворитка всегда желала нравиться и инстинктивно владела честолюбием, заменявшим ей ум, в недостатке которого её упрекали.

Г-жа Монтеспан заранее приготовила выражение для дружеского представления своей любимицы в следующих знаменитых словах, имевших целью помешать королю плениться слишком серьёзной страстью.