Четыре пера
Шрифт:
— Слышите? Он не уверен, — прошептала Этни. — Сидите совершенно неподвижно.
— Почему?
— Он не должен знать, что вы здесь, — она крепко схватила Уиллоби за руку.
Тот не стал продолжать расспросы, поведение Этни заставило его хранить молчание. Она сидела очень тихо, затаив дыхание, со страхом глядя на Дюрранса. На её устремленном в его сторону лице не двигался ни один мускул, и в Уиллоби, смотревшего на нее, росло какое-то необъяснимое волнение. Он и сам начал бояться, что их обнаружат.
— Он идет к нам, — прошептал он.
— Ни звука, ни движения.
—
Этни и Уиллоби во все глаза смотрели на него. Он прошел перед скамейкой и остановился, глядя прямо на них с таким видом, будто сейчас заговорит. Конечно, он видит, решил Уиллоби. Даже Этни, прекрасно знавшая правду, засомневалась.
— Этни! — снова сказал он тем же спокойным голосом, что и вначале. Ответа не последовало, он пожал плечами и повернулся к бухте. Теперь он стоял к ним спиной, но Этни научилась распознавать малейшие знаки в его манере поведения, поскольку лицо его говорило столь мало. Что-то в его позе, в наклоне головы, даже в беспечности, с какой он помахивал тростью, подсказало ей, что он прислушивается изо всех сил. Так продолжалось с минуту, потом он резко повернулся и сделал пару шагов к скамейке. Однако Этни уже знала его и была готова к такому неожиданному ходу. Она не шевельнулась, и ее хватка все так же сдерживала Уиллоби.
— Где же она, — сказал сам себе Дюрранс, и пошел обратно. Этни не отпускала руку капитана Уиллоби, пока Дюрранс не исчез из виду.
— Едва не попались, — сказал Уиллоби, когда ему наконец было позволено говорить. — А если бы он уселся прямо на нас?
— К чему гадать, если этого не случилось, — спокойно произнесла Этни. — Вы все мне рассказали?
— Да, насколько я помню.
— Все это произошло весной?
— Прошлой весной.
— Да. Я хотела бы спросить вас, почему вы не привезли мне перо прошлым летом?
— В прошлом году у меня был короткий отпуск, и я провел его в холмах к северу от Суакина, охотясь на горных козлов.
— Понятно, — тихо сказала Этни. — Надеюсь, вы хорошо поохотились.
— Да, неплохо.
Прошлым летом Этни была свободна. Если бы Уиллоби принес свои добрые вести, вместо того чтобы гоняться за козлами, её жизнь была бы совсем иной. Ей хотелось закричать, но внешне она ничем не выдала, что задержка Уиллоби нанесла непоправимый вред. С самообладанием много пережившей женщины она заговорила столь беспечно, что Уиллоби поверил — её вопросы вызваны лишь любопытством.
— Вы могли написать.
— Фивершем не давал понять, что это срочно, а в письме было бы слишком долго и трудно объяснять. Он просил лишь поехать к вам, когда у меня будет возможность, и раньше у меня ее не было. Честно говоря, я считал весьма вероятным, что Фивершем вернется раньше меня.
— О нет, — возразила Этни, — это невозможно. Он должен искупить два других пера, прежде чем попросит забрать обратно мое.
Уиллоби покачал головой.
— Фивершем никогда не сможет убедить Каслтона и Тренча снять обвинения.
— Почему?
— Майор Каслтон погиб в битве за Тамай.
— Погиб? — воскликнула Этни с коротким удовлетворенным смешком.
Уиллоби уставился на нее, не веря своим ушам. Но на ее лице было написано удовольствие. Как истинная дочь кельтов, Этни считала, что смерть не имеет особого значения. И она умела ненавидеть и быть твердой как сталь к тем, кого ненавидела. И этих троих она ненавидела до глубины души. Когда-то она согласилась с ними, дала Гарри Фивершему четвертое перо, но сейчас её это не заботило. Она радовалась тому, что с майором Каслтоном покончено.
— И полковник Тренч тоже?
— Нет, — ответил Уиллоби. — Вы разочарованы? Напрасно. Ему еще хуже — его захватили во время разведки, и теперь он в плену в Умдурмане.
— А! — только и сказала Этни.
— Не думаю, что вам известно, — строго сказал Уиллоби, — что значит плен в Умдурмане. Иначе вы почувствовали бы жалость к узнику, невзирая на всю неприязнь.
— Нет, — упрямо ответила Этни.
— Я расскажу вам, что это такое.
— Нет, я не хочу слышать о полковнике Тренче. Кроме того, вам пора. Но сначала скажите мне одну вещь, — сказала она, вставая. — Что стало с Фивершемом после того, как он отдал вам перо?
— Я сказал ему, что он сделал все, что можно, и он принял мой совет — сел на первый пароход, зашедший в Суакин по пути в Суэц, и покинул Судан.
— Я должна узнать, где он. Он должен был вернуться. Он нуждался в деньгах?
— Нет. Он все еще получает содержание от отца. Он сказал, что средств более чем достаточно.
— Рада это слышать.
Этни велела Уиллоби ждать, пока она проверит, чист ли путь. Сад был совершенно пуст. Дюрранс исчез, а огромная каменная терраса и сам дом с полосатыми жалюзи выглядели спящими. Время подходило к часу дня, и даже птицы молчали. На самом деле тишина сада показалась Этни почти странной. Только пчелы сонно жужжали над клумбами, да на другом берегу с луговых склонов кого-то звал мужской голос. Она вернулась к капитану.
— Вы можете идти, — сказала она. — Не стану изображать дружеские чувства к вам, но все же благодарю, что вы разыскали меня и рассказали вашу историю. Вы сразу возвращаетесь в Кингсбридж, я надеюсь? Мне не хотелось бы, чтобы полковник Дюрранс узнал о вашем визите или о том, что вы мне сообщили.
— Дюрранс был другом Фивершема — близким другом, — возразил Уиллоби.
— Ему ничего не известно о перьях, так что нет никакой необходимости рассказывать ему, что одно из них взяли обратно, — ответила Этни. — Он не знает, почему расстроилась моя помолвка с мистером Фивершемом, и я не хочу, чтобы он узнал. Ваша история раскроет ему правду, а этого не должно случиться.
— Почему? — упрямому по натуре Уиллоби необходимо было знать причину, прежде чем дать обет молчания. Этни немедленно объяснила ему.
— Я помолвлена с полковником Дюррансом.
Она боялась, Дюрранс уже подозревает, что её с ним связывает лишь дружба. Если он узнает, что промах, из-за которого была разорвана её помолвка с Фивершемом, искуплен, нет никаких сомнений в том, что он предпримет. Он лишит себя её, того единственного, что у него осталось, и она была решительно настроена не допустить этого. Она связана с ним узами чести, и пожертвовать ею было бы плохим способом отпраздновать то, что Гарри Фивершем восстановил свою.