Четыре туберозы

Петровская Нина И.

ПРОКЛЯТЫЙ ЗАМОК

По вечерам вокруг руин Благоухает дикий тмин, Глядят сквозь мраморы колонн Пролёты чёрные окон. И дремлет старый архитрав, Опутан сетью цепких трав. Никто не ведает, давно ль В том замке жил седой король. Как майский день, свежа, мила, Его младая дочь цвела. Однажды, бесом обуян, Греховным пылом стал он пьян. Таясь во тьме, как вор ночной, Прокрался он в её покой. Сгубил король родную дочь. Её любил одну лишь ночь. Вот ночь прошла… Пришёл рассвет, А королевы нет и нет. Бежит, зовёт… Идут к реке. Там плащ белеет на песке. Всевышним грешник осуждён. С собой покончил ядом он. С тех пор народ из рода в род Проклятым замок тот зовёт. Безлюден, мрачен и забыт, Полуразрушен он стоит. Где был когда-то смех гостей, Лишь крики сов и шипы змей. И хмуро смотрит архитрав, Опутан сетью цепких трав.

ЮЛИАН ОТСТУПНИК [69]

Когда

мечта выводит тени Из мрака отошедших лет, Перед тобой клоню колени, Безумец, Кесарь и Поэт. В тиши поруганных хранилищ Тебе предстал — и счастлив ты! — Из пепла брошенных святилищ Нетленный образ Красоты. Пускай средь грохота и гула, Дряхлея, рушились века, Но руль Вселенной повернула Твоя бестрепетно рука. И вновь омыты белой пеной, Воскресли блеск и нагота, И перед Анадиоменой Поникло дерево Креста. От мирных нег, от пышных тронов Тебя стремил твой тёмный Рок. И стяги римских легионов Пошли на царственный Восток. В морях пустынь, в горючем зное, В песках, где странен каждый след, Мечом ты возвратил былое, Гром Александровых побед. Ты пал на грани дальней мира, Сражён неведомой стрелой, И стала царская порфира Тебе последней пеленой. И всё, что ты хранил, как тайну, Что ты лелеял в скрытых снах, Самум Судьбы, как лист случайный, Унёс и разметал во прах. И всё ж ты жив! И в смертной сени Для Красоты забвенья нет. Я пред тобой клоню колени, Безумец, Кесарь и Поэт!

69

В сборнике «Железный перстень» 1922 г. это стихотворение дублируется под заголовком «ЮЛИАН» (прим. сост.).

ПЕСНЯ ВИКИНГОВ

Братья, трубите, трубите! Правьте смелей корабли. Видите, чёрные нити Там протянулись вдали. Скоро возникнут над морем Башни, дворцы, купола. Бранную песнь мы завторим [70] Вещему скрипу весла. Взвейся губительной вестью Знамя из чёрной парчи! Завтра, несытые местью, Кровью напьются мечи. Бурным промчимся пожаром, Всё сокрушим на бегу. Горе и юным, и старым, Смерть за пощаду врагу! Слава Гаральду Гардраду! Смелому путь без границ. Сладки нам будут в награду Ласки пленённых цариц. Руки разить не устанут. Бейся, кто весел и юн! В битве погибших помянут Скальды под рокоты струн. Верный победному кличу, Радостен бег корабля. Коршуны чуют добычу… Вот показалась земля.

70

В сборнике «Железный перстень» 1922 г.: «Бранною песнью завторим…» (прим. сост.).

НОЧНОЙ ГОСТЬ

Долго я мчался по звонким гранитам. Долго, невеста, меня ты ждала. Конь ударяет о землю копытом, Пеной и кровью багрит удила. Выйди! Поскачем по звонким гранитам, Конь мой храпит и грызёт удила. Снегом моя серебрится могила Там, за горами, в холодном краю. Клятвой себя ты со мной обручила. Помнишь ли клятву, невеста, твою?.. Мне до зари лишь открылась могила. Клятву пришёл я напомнить твою. «Милый, о, милый! Живой иль за гробом, Ты лишь возьмёшь поцелуй моих уст. Сладко уснём мы под белым сугробом. Мир без тебя мне и тёмен, и пуст, Факел любви не угаснет за гробом, Лишь о тебе каждый вздох моих уст». Чудо свершилось. И ожил убитый. Кости одела зацветшая плоть, Смуглым румянцем зарделись ланиты. Благ и премудр всемогущий Господь. Только любовью воскреснет убитый. Только любовью сияет Господь.

ТРАВЫ

(Баллада)

Пряные травы к ночи расцвели, Слили дыханье с дыханьем земли. Пар их, клубясь, к небесам восходил, Словно куренья незримых кадил [71] . Травы друг другу шептали, что вновь Близко пролита невинная кровь. Там, за рекой, на лесистой горе Рыцаря рыцарь убил на заре. Спящему в сердце вонзил он кинжал, Сел на коня и от трупа бежал. В залитой кровью звенящей броне Скачет он степью на борзом коне. Мчится по стеблям кровавая весть, Травы готовят предателю месть. Пьяными зельями луг напоён, Всадника клонит властительный сон. Сходит с коня он. В предутренней мгле Сладко уснуть на росистой земле. Вздыбились травы, свистят, поползли, Сонное тело кругом оплели. Горло сдавил ему бешеный дрок. Бьётся хрипящий зелёный клубок. Корни змеятся, под землю бегут, Стелют для рыцаря тёмный приют. Стебли вонзились, как тысячи жал. Дрогнул ещё… и навек замолчал. Вырос над телом горячий плакун. Бродит в полях одинокий скакун. Тщетно за лесом, тиха и бледна, Девушка будет вздыхать у окна. Больше не встанет убийца ночной. Господи, дай ему вечный покой!

71

В сборнике «Железный перстень» 1922 г.: «Словно куренье…» (прим. сост.).

КОРСАР

«Здравствуй, буйная ватага, удалых годов друзья! Вот и снова я — бродяга, вот опять повольник я» [72] . В. Брюсов

Вновь я ваш, морские волки! Вот вам верная рука! Я вернулся к вам по воле в ваши дальние века. Быть корсаром, быть корсаром… Как орёл парить над морем, Над вздыхающим простором уноситься Тёмным Горем! [73] Мчатся тучи, мчатся дали, мчатся волны, как в бреду. Я опять, бродяги моря, вас к победе поведу. Как чудовищные крылья, белый парус корабельный. Небо сверху, небо снизу, небо с морем нераздельны. Сердце жаждет свиста бури, сердце ждёт хмельной игры. Зазвенели, загудели боевые топоры. Гей, корабль! Трубите, трубы! На врата свинцовым градом Из чугунной глотки любо брызнуть чёрным коронадам. Все на борт! Полёт погони, пляшут пенные бугры. С жадным лязгом опустились абордажные багры. Визг канатов. Клубы дыма. О мечи звенят мечами. Будут золото и жемчуг, будут бархаты с парчами. Кончен бой… И снова дали… Вечер в волнах плавит медь. Нерушим устав корсара: в море жить и умереть. Счастлив тот, кто мог,

как воин, путь пройти чредою бранной, Кто от жизни выпил кубок, полный влагой необманной. Ваш я вновь, морские волки! Вот вам верная рука. Я вернулся вольной волей в ваши дальние века.

72

В сборнике «Железный перстень» 1922 г. приводится только первая строка этого эпиграфа (прим. сост.).

73

В сборнике «Железный перстень» 1922 г.: «Над синеющим простором…» (прим. сост.).

ПОЕДИНОК

Вечер, тучи, тени шатки. Меж стволов неверный свет. Мы сошлись в последней схватке. Кто-то ляжет, кто-то нет. Дерзко поднято забрало. Капли пота на челе. Двух невмочь, я знаю, стало Выносить сырой земле. Я прочту ль в летящем миге, О, судьба, твою скрижаль? Пусть звучат в нещадном сдвиге [74] Щит о щит и сталь о сталь. Будет буря. Ветер злится. Гул несётся по горам. То, что хочет чёрный рыцарь, Только с жизнью я отдам. Ходит меч в руке упруго. Пусть конец мой неминуч, Под железною кольчугой На груди храню я ключ. Там в скале затвор скрипучий Весь оброс зелёным мхом. День и ночь копьё над кручей Высит сторож, старый гном. Тёмно-лапчатые ели Обступили узкий вход. Словно жалобы свирели, Нежный голос там поёт. И когда, объят дремотой, Сонный страж склонит копьё, Долетает имя чьё-то, Только, только не моё. Будь, что будет! Мчитесь, миги! Замолчи, моя печаль! Пусть звучат в последнем сдвиге Щит о щит и сталь о сталь.

74

В сборнике «Железный перстень» 1922 г.: «Пусть звенят в последнем сдвиге…» (прим. сост.).

ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ

Я летучий корсар. Я скиталец морей. Видит в бурю мой призрачный взгляд. Много встретилось мне на пути кораблей, Ни один не вернулся назад. Я не ведаю сна. Я не знаю утех. Вижу небо да синюю гладь. Я не знаю, за чей неотпущенный грех Осуждён я лишь гибель вещать. Кто на море рождён, кто любимец удач, Только глянут — и дрогнут они, Коль зажгутся на высях темнеющих мачт Надо мной голубые огни. Словно звон похорон, мой протяжный призыв Прозвучит над холмами зыбей. И домчит к берегам равнодушный прилив Только щепы изломанных рей. И, вскипая, волна будет бить о борта Молчаливые трупы пловцов, Но никто не расскажет из них никогда Про подводный таинственный кров. Я не помню о них. Мой корабль окрылён И неведомой силой стремим. Дни за днями идут, как тоскующий сон, Ночь за ночью, как тающий дым. День и ночь у руля. День и ночь у руля Я стою, подневольный палач. Только мне никогда не раздастся: «Земля!» С высоты фосфорических мачт.

БОГАТЫРЬ [75]

Над водою бледною [76] Спит лесная ширь. Чащей заповедною Едет богатырь. Конь идёт над кручами, Верный путь исчез. Стенами дремучими Подступает лес. За горой на западе Гаснет алый щит. «Сколько чудищ, на поди, Из лесу глядит. Так и тянут лапищи, Разевают пасть. В их ли скверном капище Смелому пропасть! Как возьмусь за палицу, Все вы — наутёк. Кто сдержать похвалится Богатырский скок? [77] Нечисть!.. Эка невидаль! Что мне чёрный хор? [78] » И пронзает в гневе даль Запылавший взор [79] . Где-то меж ракитами [80] Ухает сова. Мягко под копытами Стелется трава. Тёмною осокою [81] Ветер шелестит, За горой высокою Гаснет алый щит.

75

В сборнике «Железный перстень» 1922 г. это стихотворение дублируется с подписью: П. Н. Краснову (прим. сост.).

76

В сборнике «Железный перстень» 1922 г.: «Над рекою бледною…» (прим. сост.).

77

В сборнике «Железный перстень» 1922 г. данная строфа отсутствует (прим. сост.).

78

В сборнике «Железный перстень» 1922 г.: «Подходи в упор!..» (прим. сост.).

79

В сборнике «Железный перстень» 1922 г. за этой строфой следуют ещё две:

Ведь не век плохи дела. Веруй горячо! Мало ль тяги видело Русское плечо. Кровью всё окупится. В небе честь моя. Там за Русь заступится Праведный Судья.

И далее (прим. сост.).

80

В сборнике «Железный перстень» 1922 г.: «В логе, за ракитами…» (прим. сост.).

81

В сборнике «Железный перстень» 1922 г.: «Сонною осокою…» (прим. сост.).

КОНДОТЬЕР

Я кондотьер, беспечный и красивый, Готов на всё, рублю всегда с плеча. Есть в урне жребий хоть один счастливый? — Его достану остриём меча. Мне мил узор расцвеченных нарядов, Их слишком пышный и тяжёлый блеск. Люблю идти среди враждебных взглядов, Чтоб плащ горел от шитых арабеск. Я люб чужим и жёнам, и невестам, Мне весело на козни их глядеть, И вдруг потом как бы случайным жестом Порвать хитро раскинутую сеть. В кругу врагов мой облик прост и ясен. Та простота — мой самый лучший щит, Но задремли, удар мой не напрасен, И враг у ног поверженным лежит [82] . Я всё прощу, легко поверю чуду, Вчера язвившим дружеским устам, Но ни одной обиды не забуду И каждому сторицею воздам. За всё плачу. С отеческой любовью Судьба не даст мне всё, чем я богат, Плачу за всё иль золотом, иль кровью Друзьям втройне, врагам во много крат. Я кондотьер. И мне бросают плату И говорят: «Ты нанят, ты в плену!» Но кто купил, не сетуй на расплату, Я на тебя же шпагу поверну. Смеюсь над всем… И сам Святейший Папа Меня смутить анафемой не мог. Но мне жалка больная птичья лапа И придорожный сломанный цветок.

82

В сборнике «Железный перстень» 1922 г.: «И враг у ног поверженный лежит…» (прим. сост.).