Числа зверя и человека
Шрифт:
Я мог бы еще поверить в то, что комета несла некий загадочный, так и не обнаруженный нами фактор, вызвавший одновременную всепланетную репродуктивную катастрофу.
Но после этого подобно deus ex machina [7] явился Ройзельман – и все двинулись к нему, как… ну как лемминги, честное слово! Меня не удивляет, что ему поверили – люди вообще склонны легко верить в панацеи и прочие глобально-радикальные решения. И готовность расстаться с немалыми деньгами тоже выглядит вполне правдоподобно: пример многочисленных финансовых пирамид – тому подтверждение, ради гипотетических золотых гор человек охотно распотрошит кубышку «на черный день».
7
Deus ex machina (лат. «бог из машины») – выражение, означающее внезапную развязку ситуации с помощью внешнего, непрогнозируемого фактора. Так, в повести Михаила Булгакова «Роковые яйца» роль deus ex machina выполняет внезапный мороз (в августе!), пресекший нашествие гигантских пресмыкающихся. Аналоги: «кавалерия из-за холмов», «и тут из-за угла выезжают наши танки». Близкое по смыслу выражение – «рояль в кустах».
Дико другое. Женщины с какой-то невероятной охотой кинулись менять на детей собственные руки и ноги. И как быстро! Диагноз «бесплодие» они проверяют и перепроверяют чуть не по десять лет, лечатся, надеются на всемогущество науки вообще и медицины в частности. Вера во всемогущество науки, помноженная на столь же органичную веру в «а вдруг завтра», свойственна подавляющему большинству людей. И ведь даже когда диагноз уже не вызывает сомнений, далеко не все решаются на ЭКО или, скажем, на усыновление. Желание иметь детей – один из самых мощных человеческих инстинктов. Но все же не до такой степени. А тут – извольте видеть – во-первых, все как-то моментально разуверились в науке (и куда, скажите, делась общечеловеческая надежда на «вдруг завтра все изменится»?), во-вторых, желание иметь детей от этого не только не пропало, а как будто даже усилилось.
Быть может, у социологов найдется объяснение для наблюдаемого парадокса, но мне все это кажется диким. Неправдоподобным. Как будто человечество внезапно сошло с ума.
Быть может, надежда на завтрашнее «вдруг» трансформировалась в страх: вдруг завтра и кошмарная ройзельмановская «панацея» перестанет работать? Но в этом случае скорее стоило ожидать лишь некоторого уныния: ах, у меня (у соседа, у третьего, пятого, сотого) не будет детей. И ничего больше. Никакие «судьбы человечества» обычного среднестатистического гражданина (или гражданку) не беспокоят. Среднестатистической Джейн Доу (или Джону Доу) в массе своей сугубо плевать, что будет с человечеством после собственной смерти Джейн (Джона) Доу.
Спору нет, пиар-кампанию Корпорация запустила колоссальную. Всемерное возвеличивание Долга Женщины (в том числе на государственном уровне), помноженное на убедительную качественность киберпротезов (действительно, великолепных, признаю), – да, это могло сработать очень эффективно. И, кстати. Быть может, лицо Веры в криминальных новостях «закрыли» вовсе не из заботы о чувствительности обывательских нервов, а чтобы не отказываться от наглядной рекламы, изрядная часть которой крутится вокруг моей дочери и ее ребенка. Во всяком случае, количество их портретов ничуть не уменьшилось – один из билбордов красовался возле здания суда, когда я к нему подъезжал. Как сказали бы, наверное, в Корпорации: ничего личного, просто бизнес. А мощная государственная поддержка Программы – ну, значит, щупальца Корпорации распростерлись еще дальше и еще глубже, чем я даже предполагал. Чему удивляться?
Пока я размышлял, суд успел не только удалиться на совещание (очень и очень недолгое), но и вернуться для вынесения приговора. Вполне
Да, ее щупальца и впрямь распространились куда шире и куда глубже, чем можно было предполагать. И «спаситель человечества» Ройзельман теперь – прямо-таки повелитель новой Вселенной, всесильный демиург. Хотя, насколько я его знаю, роль спасителя подходила ему меньше всего. Скорее уж – злого духа. Вероятно, это говорила во мне наша давняя вражда, и отец Александр наверняка осудил бы меня за… за что, кстати? За то, что я не готов к всепрощению?
Вот к Жанне, как ни парадоксально, я не испытывал сколько-нибудь серьезной вражды. Чем дальше, тем сильнее мне казалось, что и она, и Герман – лишь слепые исполнители, марионетки в чужом театре. Да и Валентин… Да, мы не были близки, но уж настолько-то я собственного сына знал: добрый, мягкий, даже робкий, тут он действовал как автомат, выполняющий заложенную извне программу.
Внезапно мне захотелось того, чего не хотелось, кажется, никогда. Ну или по крайней мере со дня смерти Виктории. Мне захотелось выговориться.
Рассказать кому-то все. Ведь в разговоре происходит своего рода кристаллизация мыслей, своего рода превращение невнятной мешанины из фактов, гипотез и ощущений в сверкающие кристаллы истины.
В первую очередь я, разумеется, подумал о Феликсе. Я не общался с ним с того дня, когда узнал о его беде. Дня, который для меня стал еще более роковым, чем для него. Настолько, что даже не узнавал, как там Рита – ведь ей предстояла нешуточная операция. Да, собственные беды вышибли меня из всей остальной жизни, но сейчас мне стало стыдно.
Едва закончилось заседание, я открыл базу данных клиники… и облегченно вздохнул: операция прошла успешно, и, согласно записям, Рита была выведена из искусственной комы уже шестнадцатого числа. Осложнений не было, реабилитация проходила хорошо.
Ну хоть что-то хоть где-то хорошо. Но вот то, что я оказался до такой степени эгоцентристом, что позабыл обо всем, что не касалось лично меня, – это уже не так хорошо. Неправильно это. Пять дней я фактически был исключен из жизни. Меня словно не было. Так не должно быть.
Да, моя утрата невосполнима. Но сам-то я еще жив. И другие люди вокруг меня тоже еще живы. Личная трагедия – не повод превращаться в аморфную безвольную массу, тем более не повод хоронить себя заживо.
Телефон Феликса был почему-то «выключен или вне зоны доступа сети». Оставив ему сообщение, я двинулся наконец к стоянке, где утром, перед судебными слушаниями – а кажется, десять лет назад или вовсе в другой жизни, – бросил машину.
21.12.2042. Город.
Усадьба Алекса. Алекс
У ворот усадьбы я буквально столкнулся с подходившим с другой стороны отцом Александром. В последнее время он стал отлучаться из дому чаще – разбежавшаяся было паства постепенно возвращалась. Собор тоже открыли, правда, не весь, а только один из его приделов. Наверное, нет ничего сильнее привычки. Полагаю, именно поэтому люди, проклинавшие Бога после постигшей нас всепланетной трагедии, сейчас стали возвращаться в лоно церкви – чтобы вернуть себе хоть часть того привычного мира, который существовал «до».