Чистая книга: незаконченный роман
Шрифт:
– Поопасутся икотниками звать.
Перед отъездом Вани в Ельчу у Порохиных большой разговор: как жить дальше. Савва:
– Это хорошо, что Иван к Щепоткиным. Через тебя будем в люди выбираться.
– Как?
– Думаю, какая-никакая деньга. А может, и нас обогреет. В общем, в твоих руках судьба семьи. Через тебя будем сдирать с себя икотников. А потом, смотришь, и дом выстроим.
– Только не на задворках.
– А где?
– А вот место хорошее по верхнюю сторону от попа.
– Ну, там не дадут.
– Не дадут, ежели на печи сидеть.
Мечтают, что это за дом будет. Савва снимает с божницы икону.
– Поклянись, что заодно с нами будешь. Сам наверх лезешь и нас тащи. Клянись, что нас не забудешь.
Ваня клянется.
Огнейка настаивает: всем клясться. Всем всегда вместе…
Все посмотрели за окошко, словно для того, чтобы запомнить эту минуту.
Надо ехать в Ельчу, везти Ваню. А на чем? Своей лошади нет – пропала. У кого просить?
Думали-думали, и к кому? Решили обратиться к Дурыниным – все-таки Ефтя бывает у них.
И вот в это время – чудо. Возвращается с того света Карюха. Радость великая. Ваню везут на своей кобыле. Обида Вани – не подпускает к себе жеребенок. Он долго потом скучал по этому жеребенку.
По дороге в Ельчу Савва показывает Ивану богачей, рассказывает, кто от чего пошел.
– Смекай. Делай в голове зарубки.
Иван всю дорогу в ожидании города, земной сказки. А въехали в Ельчу – и что же первое увидели? Сани с навозом. Савва заметил, что сразу же погас Иван.
– Чего ты от навоза-то нос воротишь? На навозе жизнь на Севере стоит. И вообще, ты управляй собой. Чтобы все то, что внутри, не видели.
Несколько успокоило Ивана щепоткинское подворье. Все были деревянные дома – один лучше, другие хуже, помельче, да вдруг в низине – один каменный дом, второй, третий…
– Вот это Щепоткины. Видишь, какие тузы. Земля под ними подогнулась.
Вскоре Иван снова разочаровался. Пришли в собор, каменный. Иван вглядывается: какой будущий хозяин? Сперва на одного подумал – в фуражке, на второго – учитель, на третьего… и все нет. А Щепоткиным оказался кривой малорослый мужик. В сюртуке. Ноги в сапогах ухватом, волосы стрижены под горшок, и вдобавок еще кривой.
– Дурак ты, Ванька! Человека ценят не по роже, а по делам. А дела-то у него, сам видел, какие.
Вышли – немыслимое количество ссыльных. Какие-то совершенно другие люди, не похожие на здешних. Почти все бритые. В шляпах. И дерзкие. С гордо посаженными головами… И разных национальностей. Горбоносые, с жгучими глазами. Чубарые… Ржут, весело… Словно и не ссыльные они, а господа.
Служба у Щепоткиных поначалу тяготит Ивана. Сны видит деревенские. Не знал, не думал, что так дорога деревня, дом. Его опекает Необходим. Когда Ваня получил первые деньги, Необходим спрашивает: как будешь расходовать? А дома рассказывает, как он помогал брату, еще учась в училище в Суре.
– Я тоже рос, отца у меня не было. В школе первым учеником шел. И вот в монастыре – училище. Меня туда направляют. Брат горячий, стоптал ногами: робить надо, а не учиться. Но меня все-таки отправили в училище. Я деньги получил – на хранение отдал. А потом еще бумаги у купца на переписку взял, да за репетиторство платили… Да дрова колол… Зимой на каникулы приезжаю. И все денежки до копейки выложил. Вот, говорю, это я заработал. А две копейки взял… Матвей перебирает деньги, а потом заплакал. Да ведь ты мне тут корову принес. И я плачу.
А потом жениться надо. Тридцать два года мне уже было. Пришел разрешения просить… Хорошая есть девушка у вдовы… Капиталов нету, а меня любит… А Матвей:
– А ты, говорит, сперва у хозяев разрешения проси, а у меня потом…
Щепоткины переделали Ваню. И вот приезжает Ваня домой после щепоткинской выучки. Собранный. Холодные глаза. Жесткий. Не такой, каким отправляли.
Встретил на улице учительницу. Удивилась: неужели это Ваня?
– Где ты встречаешь Новый год?
– Какая у нас встреча? Дома, разве, со своими посижу.
– А можешь ко мне?
– Могу.
Иван силой берет подвыпившую учительницу.
– Ваня, Ваня, что ты делаешь… Ведь я же старше тебя.
Иван грубо:
– Да надо же когда-то тебе стать бабой, а то так и засохнешь в девках.
Грубо, чтобы побороть в себе страх, чтобы уверить себя, что он имеет дело просто с женщиной.
Назавтра Иван с ужасом думает о том, что произошло. Но – плевать. Один раз живем! И потом, не я, то кто-либо другой обабил. Зачем рождается человек?
Неистовый разгул, чтобы как-то утихомирить совесть.
Многое изменил в судьбе Ивана случай с ограблением лавки Щепоткиных.
Вечером Щепоткин, по обыкновению, подсчитывал выручку в старом магазинчике, где торговали сразу всякими товарами (анахронизм в современной торговле). Но Щепоткину люба была эта лавка своими воспоминаниями, тишиной, такими домашними, патриархальными запахами. Даже то, что сзади – из-за приоткрытой двери в «керосинку» – попахивало керосином, треской… Ему нравилось.
Щепоткину помогал Ваня. Лампу большую из экономии не зажигали. Ваня просчитывал цифры одинаково и на свету, и в темноте, а самому Щепоткину вполне хватало пятилинейки – много ли света надо, чтобы высветить местышко для цифры. Возле Щепоткина лежал пятачок новенький – это плата за дополнительную работу. И Иван был рад, что скоро у него скопится этих пятачков рубль и он сможет послать их домой.
Вдруг на улице возле ворот скрип снега.
– Кто-то не успел… Отпустим?
Распахнулись двери, и в лавку вскочили двое в масках. С наганами.