Чистилище

Кастнер Йорг

— Дон Генри Луу, личный секретарь его святейшества, — представил его Александр. — А это — синьор Энрико Шрайбер из Германии, дон Луу.

Секретарь пожал руку Энрико.

— Добро пожаловать в Апостольский дворец. Пойдемте, суп только что подали. Это скромное блюдо, но я надеюсь, что вам понравится.

— Конечно, понравится, — ответил Энрико, потому что все остальное было бы просто невежливо. У него по-прежнему совершенно не было аппетита.

Они вошли в комнату, где две монахини накрывали стол на четыре персоны. Мужчина

в белых одеждах стоял у окна и смотрел на улицу. Он обернулся, когда в комнату вошли трое посетителей. Это был понтифик.

— Снаружи собралось много народа, — произнес Кустос, глядя на Александра и Энрико. — Как прошло мое маленькое выступление?

— Очень хорошо, ваше святейшество, — заверил его Александр. — Вы наверняка слышали аплодисменты.

— Да, это меня очень порадовало. Это не тщеславие, конечно, просто я убедился, что вера людей все еще крепка. — После небольшой паузы Папа добавил: — Но, если честно, я все же немного тщеславен. В последние дни я редко слышал столько одобрения.

— Скоро все поправится, — выпалил Энрико, но кусать губы было уже поздно.

Кустос улыбнулся, что сделало его приятное лицо еще более симпатичным.

— Совершенно верно, синьор Шрайбер, очень верно сказано. Я рад, что вы приняли мое приглашение. С тех пор как вы прибыли в Италию, с вами произошли удивительные вещи. Я был бы очень рад, если бы вы рассказали мне о своих приключениях. — При этом он приглашающим жестом указал на стулья. А на столе уже стоял густой картофельный суп. Еще до того как Энрико поднес первую ложку ко рту, у него вдруг проснулся аппетит.

Все смущение прошло, едва только понтифик заговорил с ним. У Кустоса был редкий дар привлекать и располагать к себе людей. То, что сейчас было заметно в узком кругу, он тоже проявил, общаясь недавно с толпой. Дон Луу, словно услышав слова Энрико, сказал:

— И все же я сомневаюсь, будет ли ваше решение относительно поездки в Неаполь правильным. У общественности может возникнуть впечатление, что вы признаете раскольников равными.

— А что мне еще остается делать? Главы Церкви истинной веры едва ли приедут к нам в Рим, да и меня вряд ли пригласят. У меня остается лишь один выход — поехать самому. Заявление было сделано публично, в присутствии прессы, и раскольники не смогут теперь его проигнорировать. Тогда все бы подумали, что они боятся дискуссии со мной.

— Нам следовало сначала установить контакты на нижнем уровне, — предложил Луу. — Тогда бы ожидания не были бы такими большими, а неудача не была бы такой болезненной.

— Но, Генри, разве вы не слышали, что я сказал до этого? — с искренним удивлением спросил понтифик. — Вам не стоит говорить о возможной неудаче, о ней даже думать нельзя. Думайте лучше об успехе. Вы же знаете, вера горы передвигает!

Луу слегка улыбнулся, видимо, слова понтифика его не убедили.

— Кроме того, нас вынудили принять быстрое решение, — продолжал Папа. — Время

работает на антицерковь. Чем больше пройдет времени, тем больше у общественности закрепится мысль о существовании второй католической Церкви и второго Папы, так что для верующих это станет само собой разумеющимся. Нет, если мы хотим что-то сделать, это нужно делать сейчас!

Монахини убрали суповые тарелки, подали овощную запеканку, а на десерт — шоколадный пудинг. Это была хорошая домашняя еда, и она пришлась Энрико по вкусу. Во время трапезы тема разговора поменялась: понтифик и его личный секретарь интересовались подробностями убийства в Марино. Этот случай очень огорчил их, и Кустос сказал:

— Кажется, недостаточно того, что наша Церковь раскололась, ко всем прочим несчастьям еще какой-то внешний враг убивает наших священников. Мы действительно живем во времена, когда пророчества сбываются.

— Может быть, эти два несчастья связаны друг с другом: раскол Церкви и убийства священников, — произнес Александр. — Две предыдущие жертвы работали в Ватикане. Возможно, Церкви истинной веры они чем-то очень мешали.

— А как же убитый священник из Марино? — спросил Луу.

— Он должен был умереть, потому что Джорджио Карлини что-то рассказал своему кузену.

— Звучит вполне правдоподобно, — задумчиво произнес Луу.

— А для меня — не очень, — вмешался Папа Кустос. — Пусть в Неаполе сидят раскольники, которые своими делами грешат перед Всевышним, но я не верю, что они отъявленные убийцы. Да, они раскольники, но в первую очередь христиане, поэтому будут блюсти заповеди Господни.

— Большинство из них — да, — согласился Александр. — Но, может быть, среди них есть и те, для которых укрепление своей власти важнее, чем соблюдение заповедей.

— Да, возможно. — Кустос вздохнул и демонстративно отставил в сторону шоколадный пудинг. — Александр, вам следует обсудить свои предположения с доном Луу. Кроме того, он хотел вам сообщить нечто важное. Со своей стороны я буду рад совершить небольшую прогулку, полезную для пищеварения, по саду на крыше вместе с синьором Шрайбером.

— Охотно, — согласился Энрико, спрашивая себя, чем он заслужил такую честь. Очевидно, понтифик хотел поговорить с ним с глазу на глаз.

Они поднялись по маленькой лесенке на крышу, в сад, где росли высокие растения и даже небольшие деревья. В маленьком фонтане шныряли многочисленные золотые рыбки.

— Я принял этот сад у своего предшественника и не стал что-либо менять, — объяснил Кустос. — Отличная возможность во время работы ненадолго отвлечься и подышать свежим воздухом.

— Ваш рабочий день заполнен служебными обязанностями и без таких злободневных событий, ваше святейшество, — сказал Энрико. — Тем удивительнее для меня, что вы так много драгоценного времени уделили моему визиту.