Чистильщик
Шрифт:
Я сажусь на скамью в той комнатушке, которую убираю, и опускаю голову на ручку от швабры. В течение нескольких минут мне удается убедить себя, что я схожу с ума. Салли никак не могла побывать у меня в квартире. Если бы она там побывала, то не смогла бы умолчать об этом. Она бы спросила, как мое яичко. Она бы подумала, что сам факт того, что она видела меня голым, означал бы нашу помолвку. Салли слишком тупа, чтобы помочь мне, слишком наивна, чтобы не вызвать полицию, слишком влюблена в меня, чтобы не оставаться рядом с постелью каждую минуту той недели, что я провалялся практически без сознания. Нет, это была Мелисса. А это означает, что она что-то затевает.
Перед обедом я двадцать
Обнаруживаю, что с целью увязать произошедшие убийства полиция обратилась к местным проституткам. Хм… интересно. Им задавали вопросы об их клиентах. Попадался ли им кто-нибудь со странными фетишами? Извращенцы? Кто-нибудь с необычными сексуальными предпочтениями? Жалкая попытка. Они думают, что я мог посвятить шлюху в свои сексуальные предпочтения. Я бы никогда этого не сделал. В смысле я бы никогда этого не сделал, оставив ее в живых.
После допроса проституток остался список имен подозреваемых. Очень короткий список. Немного имен и пока немного зацепок.
До конца рабочего дня мне удается успешно раздобыть четыре цветные фотографии подозреваемых из моего списка. Фотографии Шредера и МакКоя я нашел в их личных делах, а вот раздобыть относительно свежие фотографии остальных двоих оказалось настоящей проблемой. Потом я сообразил, что наверняка их изображения появлялись в прессе в последние недели. Убирая один из верхних офисов, пробегаюсь по Интернет-сайтам и по последним новостям, пока наконец не нахожу фотографии с достаточно хорошим разрешением, чтобы послать их на печать.
Когда я ухожу с работы, Салли предлагает меня подвезти, но я отказываюсь. Не сажусь я и в автобус. Вместо этого иду к банкомату и снимаю немного налички, рассудив, что она может понадобиться мне этим вечером. Зайти в банк — все равно что зайти в маленький заповедник. Все эти напольные растения, ярко освещенные лампами дневного света, и многочисленные кадушки с цветками, распиханные по всем углам, создают впечатление, что где-то тут должны водится и маленькие животные. От конторки к стене тянется очередь, к которой мне вовсе не хочется присоединяться, но другого выхода нет. И мы все стоим в очереди, и никто не осмеливается заговорить друг с другом, чтобы не выглядеть полным идиотом. Время от времени очередь продвигается вперед, и наконец я оказываюсь перед банковским работником. Это высокая мужеподобная женщина с большими руками, она улыбается мне во весь рот, но даже такая широкая улыбка не заставила бы меня ночью проникнуть к ней в дом.
Из банка я направляюсь в супермаркет, так как почти вся еда в доме закончилась. Брожу по магазину и позволяю себе немного прихрамывать, раз уж я не на работе. Чувствую себя тут довольно странно, как будто я незаконно проник в некую чуждую для меня жизнь; как будто супермаркет для серийных убийц и мужчин, на которых напали с плоскогубцами, вон там, дальше по улице, рядом с гастрономом. Делая покупки, любуюсь очень красивой женщиной, а потом начинаю чувствовать себя разбитым. Эти женщины просто расхохотались бы надо мной, если бы я напал на них. Они бы стали обзывать меня «крутые яйца» или даже «крутое яйцо».
Плачу за продукты наличными, так как никогда пользуюсь кредитными картами. Девушка на кассе улыбается мне и спрашивает, как дела. У меня возникает огромное искушение расстегнуть ширинку и показать ей, как у меня дела. Зол как черт. Левое яичко было моим любимым.
Залезаю в автобус; тряская дорога до дома вновь рискует вскрыть швы на моей мошонке. Когда я добираюсь до дома, подъем по лестнице
Нажимаю на кнопку автоответчика, с ужасом ожидая, что мне скажет мама, но это оказывается женщина из ветеринарной клиники. Дженнифер. Она говорит, что кот полностью поправился. Хозяева пока так и не объявились. Она хочет знать, где именно я нашел бедного котика и не знаю ли я кого-нибудь, кто хотел бы взять его себе. Говорит, чтобы я перезвонил ей, когда вернусь домой. Она работает до двух ночи.
Нужен ли мне этот чертов кот? Не особо, но я чувствую себя в некоторой степени ответственным за него. Раздумываю, не подарить ли его маме. Составит ей компанию. Может быть, она перестанет названивать мне каждые две минуты с вопросом, почему я ее не люблю. Черт, она даже смогла бы готовить этому пушистому ублюдку котлеты хоть каждый вечер.
Только вот она заподозрит, что я пытаюсь ее каким-то образом убить — от кота у нее может случиться аллергия, или животное попытается задушить ее во сне, или подсыплет крысиного яду в кофе.
Четыре гудка спустя Дженнифер подходит к телефону и неожиданно оживляется, когда я представляюсь. Своим соблазнительным голоском она повторяет все, что уже зачитала на автоответчик. В ее устах процесс лечения кота звучит весьма сексуально. Она хотела бы узнать, не собираюсь ли я оставить кота себе, и все это таким голосом, будто она вот-вот спросит, не хочу ли я с ней переспать. Я спрашиваю, что они сделают с котом, если я откажусь ее забрать. Она говорит, что его сдадут в приют для бездомных животных. Я не спрашиваю, что случится с животным дальше. Я говорю, что решил оставить кота себе, а она говорит, что мир был бы лучше, если бы в нем жило больше таких людей, как я. Мы желаем друг другу хорошего вечера, и я вешаю трубку. Я жду, что сейчас она скажет: «Нет, давай ты первый трубку повесишь», но, к счастью, этого не происходит.
В шесть часов я приезжаю к маме. Происходит один из наших обычных разговоров, из тех, после которых я озадаченно спрашиваю себя, как так получилось, что эта женщина — моя мать. Мы ужинаем, а потом мне битых полчаса приходится наблюдать, как она собирает свой паззл, после чего к нам присоединяются наши друзья из мыльной оперы. Мне вдруг резко становится плохо, я с извинениями ретируюсь из маминого дома и ее понедельничного вечера, осыпаемый обвинениями в том, что я плохо к ней отношусь. Стемнело, заморосил мелкий дождик.
Сажусь в автобус и еду в центр; весь этот день я ни на секунду не выпускал портфеля из рук. Делаю круг почета вокруг дома Даниэлы Уолкер; по-моему, она не против. В двух кварталах от него краду машину. Подъезжаю к Манчестер-стрит около десяти вечера, вооруженный фотографиями и наличкой. По улицам прогуливаются шлюхи, некоторые только начинают работать, некоторые возвращаются из десяти-пятнадцатиминутных посиделок в машинах, припаркованных в темных переулках. Я не устаю спрашивать себя, не заведет ли это направление расследования в тупик. У полиции ничего не получилось. Почему у меня должно было получиться? Ну, во-первых, у меня есть фотографии, которые я могу им показать. У детективов их не было. Скорее всего, проституткам требуется некая визуальная информация, чтобы освежить память.