Чистильщик
Шрифт:
Отчет продолжается. В нем упоминается, что изнасилование — жестокое преступление, где секс выступает как оружие. Упоминается, что секс используется как средство власти и контроля, что он используется для доминирования. Правы ли они насчет причины, по которой я накрываю лица? Может, я действительно обезличиваю их и представляю на их месте кого-то другого? Не уверен. А вот насчет могил они правы. Я уже подумывал туда сходить, но, к счастью, выяснил, что они под наблюдением еще до того, как попытался это сделать.
Когда я был подростком, лежа в постели, я
Выключаю свет и закрываю глаза. Я устал, но раздражение не дает мне уснуть. Дохожу до четвертого барашка, когда понимаю, что считать барашков, чтобы уснуть — совершенно идиотская затея.
Не знаю, как так получилось, но следующее, что я помню — я проснулся утром, и будильник спас меня от очередного кошмара. Мне снилась Мелисса и ее плоскогубцы. Я кричал, чтобы она перестала, но ее ничто не могло остановить.
Я звоню на работу. Нет, я не болен, больна мама. Да, и мне очень жаль. Да, передам ей, чтобы она поправлялась. Да, обязательно сообщу о состоянии ее здоровья. Да, торопиться не буду, обязательно удостоверюсь, что с ней все в порядке, перед тем как выйти на работу. Да, да, да, мать вашу. Говорить больно, и такое ощущение, будто по яйцам у меня поезд проехался. Мочусь в свое ведро.
Очень хочется встать и попить, но это искушение отступает перед страхом, что боль окажется сильнее, чем я в состоянии вынести. Поэтому я мучаюсь жаждой, пока наконец не засыпаю. Когда я просыпаюсь, то чувствую, что весь покрыт потом. Простыни мокрые, лицо — липкое. Пить хочется так, что я сминаю простыни и пытаюсь выжать из них хоть немного воды. Когда у меня это не получается, я заглядываю в ведро с мочой, но понимаю, что на это пока не способен.
Шатаясь, встаю на ноги и, прихрамывая, отхожу от кровати, чтобы осчастливить раковину своим присутствием. Меня рвет, потом я наполняю стакан водой и залпом выпиваю его. Наполняю снова. Мою раковину. Меня снова рвет. Кухонная скамья довольно чистая. Не помню, чтобы я ее чистил. На самом деле квартира выглядит так, будто я убрался. Чем я вообще занимался, пока был без сознания?
Когда я, наполовину волоча, наполовину переставляя ноги, двигаюсь обратно к кровати, спотыкаюсь и падаю на пол — пах мой взрывается болью. Мир исчезает, а когда я прихожу в себя, я снова в кровати. На прикроватном столике стакан воды и баночка с таблетками без названия. Прошло несколько часов.
Вынимаю одну из таблеток. Наверное, какой-то антибиотик. Проглатываю, запивая водой. Закрываю глаза. Я уже не знаю, что реально, а что нет.
Вылезаю из кровати, прислоняюсь к дивану и сыплю немного еды в аквариум. Я не смотрю, как они едят. Вместо этого оглядываю
Когда я просыпаюсь, то беру телефон и набираю номер.
— Джо? Это ты?
— Да, мам. Послушай, я не смогу прийти сегодня на ужин.
Говорить сложно, пытаюсь, чтобы голос мой звучал настолько естественно, насколько это возможно у парня с одним яичком.
— Я приготовила котлеты, Джо. Ты любишь котлеты.
— Точно.
— Мне не трудно готовить тебе котлеты. Тебе ведь нравится, правда?
— Конечно, мам, но…
— А папе никогда не нравились мои котлеты. Он говорил, что у них вкус как у подошвы.
— Мам…
— Потому что, если они тебе тоже не нравятся, могу приготовить то, что ты скажешь.
Черт побери, что она несет? Господи.
— Слушай, мам, я не могу приехать. Я завален работой.
— Как ты можешь быть завален работой? Ты машины продаешь. Слушай, Джо, я могу приготовить что-нибудь, что тебе нравится. Может, спагетти?
Сначала я вообще не понимаю, о чем она, но потом вспоминаю, что несколькими годами ранее я рассказывал ей, что продаю машины. Осознаю, что вцепился в трубку мертвой хваткой.
— Я не могу приехать, мам.
— Значит, в семь часов?
— Я не могу приехать.
— В супермаркете скидка на цыпленка. Может, мне купить?
Я трясу головой, скриплю зубами. Гениталии пульсируют от боли.
— Как хочешь.
— Цыплята под номером восемь очень дешевые.
— Ну, тогда купи.
— Думаешь, стоит?
— Конечно.
— Хочешь, я тебе тоже куплю?
— Нет.
— Мне не трудно.
— Не надо, мам.
— С тобой все в порядке, Джо? У тебя больной голос.
— Я устал. Вот и все.
— Тебе надо больше спать. У меня как раз есть то, что нужно. Хочешь, я приеду?
— Нет.
— Ты не хочешь, чтобы я видела твой дом? У тебя там всякие гейские штучки, Джо? Может, с тобой какой-нибудь друг живет?
— Я не голубой, мам.
— Так что мне делать с котлетами? Выбросить, что ли?
— Заморозь их.
— Я не могу их заморозить.
— Я приеду в следующий понедельник, мам. Обещаю.
— Ну, поживем — увидим. Пока, Джо.
— Пока, мам.
Я весь вспотел. А еще я очень удивлен, что она первая попрощалась. Заглядываю в ведро. Запах мочи исчез. Вода чистая. Мочусь в нее, в промежности пульсирует.
Когда я вешаю трубку, в голове возникает смутное воспоминание. Я почти уверен, что когда вернулся домой из парка, я кому-то позвонил. Вот только кому?
Салли?
Встаю и иду к холодильнику. Записка с ее номером все еще висит там, но бумажка заляпана кровью. Я вернулся домой. Мне было плохо. Я позвонил. Да, по-моему, позвонил.