Чистильщик
Шрифт:
— Значит, ты даже не стала спрашивать, как его зовут. Тебе это не интересно?
— Слушай, сладенький, никто не говорит мне никаких имен, а те, кто говорят — врут. Кроме того, у меня плохая память на имена и лица. Я помню только секс.
— Ты можешь что-нибудь о нем рассказать? Какая у него была машина? Где он тебя высадил? Вообще что-нибудь, что могло бы мне помочь?
— Помочь в чем? Зачем тебе этот парень?
— Я думал, что за два косаря задавать вопросы буду я.
— Какая
— Так ты помнишь марку машины?
— Типа того. Красивая. Последней модели.
— Очень информативно.
— Не будь занудой.
— Думаешь, это была спортивная машина?
— Нет. Седан. Я еще подумала, что он захочет, чтобы я трахнула его на заднем сиденье.
— И вы это сделали?
— Нет.
— А на переднем сиденье?
— Нет.
— Какого цвета была машина?
— Не помню. Но машина явно была не его.
— Да ладно?
— Ага. Я помню, как он долго возился с кондиционером. Ночь была жаркая, а у него обогреватель был включен. И он никак не мог сообразить, как его выключить.
Кондиционер. Вообще-то в нем не так сложно разобраться, разве нет?
— Мы уже полдороги до мотеля проехали, пока он наконец с ним не разобрался.
Значит, он или украл машину, или взял ее напрокат. В мотеле он зарегистрировался под чужим именем, как и в том месте, где взял машину. В любом случае я до сих пор не могу с точностью утверждать, что речь идет о Кэлхауне.
— Вместо того, чтобы отвезти меня потом обратно в город, он предложил подвезти меня до дома. Странно это было. Секс был жестоким и извращенным, а потом он начал вести себя по отношению ко мне довольно мило.
Могу себе представить.
— Ты разрешила ему подвезти себя до дома?
— Блин, нет, конечно. Я не хотела, чтобы такой псих знал, где я живу. Я попросила его высадить меня у одного кондоминиума, подождала, пока он уедет, и только тогда добралась до дома.
— Сильно он тебя поранил?
Пожимает плечами.
— Случалось и раньше.
— Сильно?
— До дома я дойти не смогла, пришлось такси поймать. Я вообще с трудом могла ходить в следующие три дня.
Да, я знаю, каково это.
— Насколько серьезными были повреждения?
— Господи, это было не так, как если бы он меня изнасиловал, если ты к этому клонишь.
Проституция и насилие. Две вещи, которые, как думают люди ограниченные, всегда идут рука об руку. Некоторые думают, что шлюхи даже этого заслуживают. Некоторые вообще думают слишком много глупостей. Некоторые даже думают, что изнасиловать проститутку — это вообще не изнасиловать. Разница только в том, потратишь ты или сэкономишь сорок баксов.
— А ты ведь знаешь в чем разница, да?
Она не отвечает. Вместо этого просто смотрит на меня, а пальцами выуживает
— Не возражаешь?
Пожимаю плечами. Думаю о прокуренном воздухе, который после нас останется.
— Валяй.
Замечаю, что руки у нее слегка дрожат.
— Он сказал, что если меня будут о нем расспрашивать какие-нибудь копы, чтобы я молчала. Сказал, что если проболтаюсь — он меня убьет.
Я вообще не понимаю, почему он ее не убил. Это лучший способ заставить кого-нибудь молчать. Может, до этой точки в своей жизни он еще не дошел.
— Так почему ты мне рассказываешь? — спрашиваю я.
— У меня есть счета, по которым надо платить.
Конечно, а еще потому, что деньги всегда победят страх, верность, правду и всю остальную ерунду, которая время от времени случается в жизни проститутки. Она вытаскивает сигарету из пачки, прикусывает конец и вытаскивает зажигалку. Молчит, просто позволяя сигарете заполнить эту паузу. Пускает три дымных колечка с сухих губ.
— У тебя тут где-нибудь пепельница имеется?
— Прямо у тебя под ногами.
Она скидывает пепел на ковер. Горничная уберет.
— Я все думаю, что когда-нибудь я перестану этим заниматься, — говорит она, глядя на сигарету, но готов поспорить, думает она о сексе.
— Это тебя убьет, — говорю я.
— Сегодня убить может все, что угодно.
О, как она права.
— Так ты думаешь, он был копом? — спрашиваю я.
Она пожимает плечами.
— Вел себя как коп.
— Как он себя вел?
— Ну, знаешь. Настороженно. Все оглядывался, проверял, не следит ли кто. Негибкий. И точно знал, что делает. Решительный такой.
— И из этого ты сделала вывод, что он коп?
— Я это чувствую. Когда он подкатил, я сначала не захотела с ним ехать. Думала, он меня арестует. Иногда ты просто точно знаешь, что на тебя смотрит и разговаривает с тобой полицейский.
— А ты спросила его, полицейский ли он?
— Да зачем? Он бы все равно соврал. Только когда он объяснил мне, чего хочет, я поняла, что он серьезно, что это не облава.
— Он заплатил тебе до или после?
— До. Протянул мне два косаря еще до того, как я в машину села. Никакой коп под прикрытием так бы не сделал.
Тут она права. В полиции таких денег не водится.
— Что он еще тебе сказал?
— Сначала ничего. Мы сразу поехали в «Эверблю». Мне было немного страшно. Он мне сказал, чего хочет, но пока мы ехали, я начала беспокоиться, не захочет ли он что-нибудь сверх того. Мы же ехали в мотель, рядом не оказалось бы никого, кого я знала и кто смог бы помочь, если что.