Читающая кружево
Шрифт:
Она спала в постели со мной, сказав, что не хочет оставаться одна. Я лежала без сна всю ночь, глядя в окно и стараясь не тревожить сестру, пока не заалел самый яркий на моей памяти рассвет.
Она привезла с собой фотографию Джека времен школьного выпуска. Снимок выпал из кармана, когда я подобрала джинсы Линдли с пола. Фотография была смятая и выцветшая. Я хранила точно такую же, хоть и менее потрепанную.
Я говорила по рации с Джеком, когда Линдли спустилась к завтраку. Она казалась тоньше и старше, хотя до нашего восемнадцатого дня рождения оставался еще месяц.
— С кем
— С Джеком.
— С моим Джеком?
Я встала и насыпала ей хлопьев. Несомненно, Линдли хотелось знать, что между нами происходит, но я пока не желала об этом говорить.
— Ты сказала ему, что я вернулась? — поинтересовалась сестра. Ее голос прозвучал неуверенно. Она не знала, как Джек отнесется к ее приезду.
— Пока нет, — ответила я, будто это был большой секрет. Да, был — только не то, о чем она подумала.
Я положила в миску с хлопьями клубнику, потому что помнила — Линдли ее любит.
— Здесь ничего не едят, кроме хлопьев? — спросила она, насыпала три полные ложки сахара и опустошила всю миску. А потом сделала нечто странное: сняла серебряные сережки, которые купила на Гарвард-сквер, и подтолкнула их по столу ко мне.
— Что ты делаешь? — подозрительно спросила я.
— Все мое — твое, — сказала сестра, таким образом дав мне понять, что знает про нас с Джеком. Линдли долго смотрела на меня, а потом взяла миску и пошла за добавкой.
Я оставила серьги на столе, поскольку понятия не имела, что делать. Линдли вернулась за стол и съела вторую порцию хлопьев, как будто ничего особенного не произошло.
Наконец она закончила, отнесла обе миски в раковину и вымыла соленой водой, а потом вытерла полотенцем, чтобы на них не осталось белого налета. Прежде я никогда не видела, чтобы она убирала за собой посуду.
— Прекрасный день, — спокойно произнесла Линдли. — Будет жарко.
Небо еще было алым от зари.
— Пойду посмотрю на наш дом, — продолжала сестра, выходя. Это было традицией — осматривать дом Бойнтонов и проверять, как он перенес зиму. Обычно мы ходили туда вместе. Но на сей раз она даже не спросила, хочу ли я пойти с ней. И не забрала серьги.
Я так и не сказала Джеку, что Линдли вернулась. Теперь, после случившегося, кажется очень странным, что мы так и не поговорили, но это правда.
Уже стемнело, когда он приехал, и море было неспокойным: приближался шторм. Я стояла на пристани и ждала его. Когда Джек приблизился к причалу, я даже не стала дожидаться, пока он привяжет лодку, а просто прыгнула в нее — довольно опасный поступок, потому что она так и плясала на волнах. Наверное, он хотел погостить на острове хотя бы немного, но я попросила:
— Увези меня отсюда.
Он понял, что я расстроена. Наверное, решил, что я поругалась с Мэй, ну или что-то в этом роде. В те дни я часто ссорилась с матерью. Если только что-нибудь ее не отвлекало, мы вечно из-за чего-нибудь спорили, обычно из-за пустяков — например, кто оставил воду включенной или забыл поднять стапеля. Жизнь на Острове желтых собак мало напоминала то, о чем я мечтала минувшей зимой, когда больше всего на свете хотела вернуться домой и считала дни до возвращения.
В
В конце долгого дня, проведенного вдвоем, мы вытащили одну из таких старых деревянных ловушек — у Джека их было несколько штук. Я поискала «черный ход», но не нашла. Джек уже сменил наживку и собирался забросить ловушку вновь, но я буквально помешалась на том, чтобы найти дверцу, и рассматривала ящик со всех сторон, пытаясь понять, каким образом омар сможет выбраться.
— Что ты делаешь? — наконец спросил Джек.
И тогда я сказала, что больше не хочу с ним встречаться.
Он чуть не рассмеялся — так это было внезапно, — но, когда посмотрел на меня, я не выдержала и заплакала. Джек раньше никогда не видел моих слез: я не из тех, кто плачет по пустякам.
— Я больше не могу с тобой встречаться, — сказала я.
Джек понял, что я не шучу.
— Какого черта?..
Я не могла объяснить, потому что не хотела, чтобы он знал о Линдли, — во всяком случае, не сейчас. Я не сомневалась: если рассказать ему о возвращении сестры, он быстро позабудет о нашем разрыве. Это была странная логика, но я так чувствовала.
Сначала лицо Джека побагровело, потом с него медленно сошли все краски. Я застыла на месте, ожидая удара. Я уже видела, как люди белеют от ярости, — с Кэлом это случалось не раз. Такое зрелище ни с чем не спутаешь. Я действительно думала, что Джек меня ударит. Но он этого не сделал. Стоял и целую вечность смотрел на меня, а потом проговорил ледяным голосом:
— О Боже, опять.
Сначала я не поняла, что это значит. «Опять»? Мы никогда еще не прерывали наших отношений, даже не ссорились всерьез. Почему же — «опять»?
А потом до меня дошло. Джек выбрал абсолютно правильное слово. В чем бы я себя ни убеждала, инстинкты твердили об одном: не говорить Джеку, что Линдли вернулась. Он любил ее, с тех пор как повстречал. Я была лишь дублером, максимально приближенным к идеалу, то есть к моей сестре-двойняшке. Будь я честна с собой, поняла бы, что всегда это сознавала. Удар, который нанес мне Джек своими словами, пришелся прямо в сердце. И это похуже физической боли, скажу я вам.
Джек в ярости завел мотор и пустил лодку на полную скорость.
Когда мы обогнули остров с подветренной стороны, в виду скалистых утесов Бэк-Бич, лодка замедлила ход, поначалу едва заметно. Я посмотрела вверх. Небо было нестерпимо яркое, и только на севере сгустились черные тучи — там оно казалось пустым, будто целый кусок небосвода исчез. Я хотела что-то сказать Джеку, предупредить, чтобы он не сбавлял скорость, потому что течение и прибой могли перевернуть лодку и разбить о скалы. Я побежала на нос и наклонилась к воде, пытаясь разглядеть камни среди теней.