Что движет солнце и светила
Шрифт:
– Я б со стыда умерла, - сказала Люба.
– Как Дашка теперь на народ покажется?
– Это мы с тобой такие честные, - поддакнула Иснючка.
– А другим стыд не дым, глаз не выест. Уж попомни моё слово: курятница найдёт, что сбрехать...
Тут их болтовню прервал мужчина в шубе из коричневого искусственного меха. Он протянул Иснючке измятую четвертинку газетной бумаги:
– Сударыня, не покажете ли мне газету, из которой вы кульки под семечки делаете?
– А что случилось?
– испугалась Иснючка.
– Газета как газета. "Комсомольская
– Да смотрите, что тут написано: депутаты, которых мы с вами в Госдуму избрали, любят кушать сыр "Дамталер", шейку ла Манча, аше на сковородке, севрюгу жареную с оливками, - мужчина, подслеповато щурясь, читал замысловатые названия почти по слогам.
– Самое дорогое блюдо стоит всего пятнадцать рублей! А я тут зашёл в местную столовую, так за постный борщ десятку выложил.
– Никогда и не слыхивала таких диковинных названий, - растерялась Иснючка.
– Надо же: аша на сковородке. А что это такое?
– Не знаю, - пожала плечами Люба.
– Только если они эту ашу да севрюгу, считай, задарма жрут, то понятно, почему прямо на глазах жиреют и тремя подбородками обзаводятся.
Иснючка тем временем нашла газету. В ней были напечатаны три меню: что едят в российском "Белом доме", в Госдуме и Совете Федерации. Мужчина прямо вцепился в этот листок:
– Нет, сударыни, вы поглядите, какие цены: семнадцать копеек, двадцать девять копеек, восемьдесят копеек - за порцию, ая-яй-ай! Это из какой, интересно, жизни? У них там кризис в стране, наверное, только по телевизору видят...
– Вот морды позорные!
– поддержала его Иснючка.
– Слава тебе, Господи, я на эти выборы не хожу...
– И зря, сударыня, не ходите, - откликнулся мужчина.
– Если вы не выбираете, то другие за вас выбирают. Разве не понятно?
– Да что толку на эти выборы ходить?
– встряла Люба.
– Кого ни выбери, они через месяц-другой другими людьми становятся. Как ни включишь телевизор, видишь: то косточки друг другу перемывают, то придумывают законы, чтоб самим лучше жить, то чемоданы компроматов собирают. А этому Зюганову чем в стране хуже, тем лучше, прямо от счастья весь светится!
– Во-во! В стране бардак, а у них морды красные, - поддакнула Иснючка.
– Никому не верю!
– Это вы, сударыня, зря, - сказал мужчина, старательно сворачивая газету.
– Надо возвращаться к старой России, к той, что до октябрьского переворота была. Мы её не навсегда потеряли...
– Э, газетку-то верните, - заволновалась Иснючка.
– Мне кульки под семечки из чего-то вертеть надо.
– Может, продадите?
– мужчина просительно заглянул Иснючке в глаза и полез в измохратившийся карман шубейки.
– Мы в вашем районе организуем партию демократических свобод, будем с народом встречаться, а этот газетный материал пригодится для бесед...
– Нет, ничего не знаю!
– вдруг посуровела Иснючка.
– Я этих газет набрала в киоске на почте. Их там списывают и продают как макулатуру. Вот и идите туда, может, что-нибудь осталось...
– А сами-то вы, сударыня, читаете газеты?
– зачем-то поинтересовался представитель демократической партии.
– Делать мне больше нечего!
– презрительно фыркнула Иснючка.
– Все они брешут!
Мужчина вздохнул, осуждающе покачал головой и, ни слова больше не говоря, побрёл прочь.
– Ишь, какой! Демократ, итить твою мать!
– выругалась Иснючка. Пропаганду решил на моей газете строить. Умный какой! А мне семечки во что сыпать?
Люба её не слушала. Она смотрела на Володю, который, широко улыбаясь, шёл к ней.
12.
– Ну что, братан? Не надумал домой возвращаться?
– спросил Олег Баринов.
С ним Александр столкнулся всё в том же гастрономе, где его одноклассник, похоже, прописался: как ни зайдёшь - обязательно столкнёшься с ним нос к носу.
В гастрономе открыли кафетерий на городской манер. Может, и слишком громкое название для трёх круглых столиков на высоких металлических ножках, настолько высоких, что какому-нибудь низкорослому мужичонке круг столешницы подходил под самый нос и, чтобы взять свой стакан, он, как балерина, становился на цыпочки. Никакого кофе и чая тут отродясь не подавали, из напитков водились лишь перекисший томатный сок да минеральная вода, зато в изобилии были различные вина и водка.
Спиртное разливала дебелая, крепко накрашенная Верка. Не смотря на то, что она была косоглазой и рябой, подвыпившие мужички так и липли к ней, надеясь, что их подхалимский флирт будет хоть как-то возблагодарён - ну, например, Верка расщедрится и плеснёт в стакан лишку. " Ну-ну, убери клешни!
– басом прерывала она душевные излияния.
– Я те счас как плесну в рожу-то, будешь знать!"
Александр забежал сюда по привычке. Накануне, как обычно, хорошо посидели с Ларисой, и голова сейчас просто разламывалась. Больше ста пятидесяти граммов он позволить себе не мог: предстояло ночное дежурство в ларьке, громко именуемом ночным магазином.
– Иди ко мне!
– замахал руками Олег.
– А то одному скучно ...
Александр принял из Веркиных рук стопку водки и, стараясь её не расплескать, осторожно приблизился к столу, на котором среди колбасной кожуры, яичной скорлупы и кусков хлеба, в иссиня-красной лужице вина стояла стеклянная вазочка с веткой сосны, а рядом - картонная тарелочка с ноздреватым сыром, малюсенькими бутербродиками с красной икрой, печеночным паштетом и копченой колбасой. Отдельно лежал длинный и сморщенный, как огурец-желтяк, заскорузлый жареный пирожок.
– Закусывай!
– Олег кивнул на тарелочку.
– Не пей на пустой желудок! Верка ещё бутеров наделает...
Обычно безденежный, он, заговорщицки подмигнув Сане, чокнулся с ним своей рюмкой и, когда они, хором крякнув, выпили, подтолкнул его к прилавку вино-водочного отдела:
– Долг платежом красен. Ты меня угощал - теперь я тебя. Да что ты уставился, как баран на новые ворота? "Бабки" у меня есть, - он похлопал по карману, - бери, что тебе глянется. Может, вот эту, "Кристалл", возьмём, а?