Что осталось от меня — твое
Шрифт:
Рина окинула взглядом гостиную. Нет, нельзя винить во всем одного только Сато. Рина не идеальная жена, наверное, даже хорошей женой ее не назовешь. И ей следовало бы понять с самого начала, что цели и мечты мужа, которые она пыталась поддерживать, никак не компенсируют утрату ее собственных. Было бы разумнее выходить замуж с открытыми глазами. Ну, что сделано, то сделано, однако сейчас она вправе распоряжаться своей жизнью по собственному усмотрению. Кай показал ей пример. И даже если Рина решила сохранить семью, совершенно не обязательно повторять прежние ошибки. Ради себя самой, и ради дочери, и, не исключено, ради мужа тоже она может и должна сделать новый выбор. Рина пересекла гостиную, подошла к двери, ведущей в заброшенную проявочную, и вдруг почувствовала, что боль, обручем стягивавшая виски, как будто отступила. Молодая женщина взялась за ручку и распахнула дверь: она очистит комнату, освободит место для
* * *
Бланк был розовым. Нет, не полностью розовым. Сама бумага была белой, сейчас Рина рассмотрела это сквозь стоявший перед глазами туман. Но в охватившем ее потрясении красные иероглифы расплывались, наезжали друг на друга и расползались бледно-розовыми пятнами, в которые вклинивались квадраты зеленого цвета. Рина смотрела на лежавший в коробке документ, а сердце в груди стучало отрывисто, тяжело и гулко. Она протянула было руку, но затем отдернула, некоторые документы слишком ядовиты, чтобы прикасаться к ним.
Это был самый красивый бланк, который Рине когда-либо доводилось видеть: тонкая цветовая гамма и изящная простота. Ряды красных кэндзи, пустые зеленые квадраты, куда должны быть вписаны ответы ее и Сато. Свободное место внизу страницы — там будут стоять их личные печати и подписи. Недаром о японцах говорят, что за изысканными формами и красками они скрывают мрачные и тяжелые вещи.
Рина подумала о талисманах, имеющихся у каждого государственного института. Белый парус на капитанской фуражке и бело-голубой флаг, нарисованный на всех маяках префектуры Судзу-ока, символ безопасности и надежности войск береговой охраны, а также цвет полотнища, которым покрывают тела моряков, погибших при исполнении своего долга. Или Пипо-кун[78], пухлый оранжевый покемон, — талисман токийской полиции, само его имя символизирует дружеские отношения между гражданами и силами правопорядка. И тем не менее какими бы дружелюбными ни выглядели полицейские и их веселый талисман, каким бы аккуратно-игрушечным ни выглядел пистолет на ремне у полицейского, прикрепленный шнурком, словно варежки у ребенка, чтобы офицер случайно не потерял его, оружие вполне настоящее, и пули внутри тоже. Смертная казнь все еще применяется в Японии, а в тюрьмах сидят люди, с которыми, как вы надеетесь, ни вам, ни вашим детям никогда не доведется встретиться. Но полицейский, необдуманно или неосторожно применивший оружие, тоже может оказаться тем, кто принесет горе и боль в вашу жизнь.
«То же и с этими красивыми бланками, — подумала Рина, обессиленно опускаясь на пол кладовки возле коробки с документами. — Так случается со всеми вещами, которые созданы людьми».
Рина выросла в оживленном и шумном Мэгуро, наверное, поэтому она никогда не могла усидеть на месте: за какую бы задачу ни бралась, ей требовалось движение. Сколько раз, обсуждая с отцом разные дела, она вышагивала взад и вперед у него в кабинете. А когда Рина объявила, что намерена уйти из университета, весь последующий разговор происходил на ходу: они с Ёси кружили друг за другом возле его стола, точно два пса. Но сейчас жизнь обрушилась на Рину всей своей тяжестью, придавила и потащила вниз. Она могла лишь сидеть на полу, уткнувшись головой в согнутые колени.
Рина вновь перебрала найденные бумаги. Большая часть бланков оказалась незаполненной. Сато вписал только свое имя, имя Рины, их домашний адрес и идентификационные номера[79], а также отметил вариант развода, который они хотели бы получить, — развод по обоюдному согласию.
В разделе, где следовало указать условия расторжения брака, к которому пришли обе стороны, тоже было пусто. И лишь в одной графе, которая имеется во всех формах развода, стояла карандашная отметка, будто Сато заполнял бланки вчерне: кто из родителей получает единоличную опеку над детьми. Здесь он нарисовал тонкую вертикальную черту и рядом — знак вопроса. Вопроса, который должен был решить судьбу Сумико. Именно этот вопросительный знак вывел Рину из забытья. Она рывком вскочила на ноги, кровь оглушительно стучала в висках. Рина сгребла документы в кучу. Под ними обнаружилось еще несколько бланков. Эти были отпечатаны на белоснежной дорогой бумаге. У верхнего края страницы Рина увидела эмблему Токийского суда по семейным делам, под ней — набранный мелким плотным шрифтом абзац с описанием правил подачи документов. В этой форме не было граф, которые предлагалось заполнить Рине, и никаких разделов, где следовало указать условия расторжения брака, принятые обеими сторонами. Нет, это было его, Сато, обращение
К бланку прилагался список с перечислением возможных причин развода. Пояснения, напечатанные жирным шрифтом, рекомендовали обвести одинарным кружком те пункты, которые соответствовали претензиям заявителя, и двойным кружком — те, которые наиболее точно раскрывали их суть. Заполняя эту бумагу, Сато действовал решительно: никаких карандашных набросков, он обвел черной шариковой ручкой одно-единственное слово: «измена».
Бумага выскользнула из ослабевших пальцев Рины и упала на пол. «Сато знает, — подумала она. — И он хочет забрать моего ребенка». Рина вернулась в гостиную с ее привычной, обжитой обстановкой. Все здесь как будто изменилось, словно дом вдруг сделался чужим. Намерения Сато были ужасны. Рина знала людей, которых принудили пройти через судебный развод. Система подробнейшим образом рассматривает претензии истца и определяет степень вины ответчика, она препарирует человека, выставляя на всеобщее обозрение все уродство, стыд и боль, наполняющие его жизнь.
Еще со времен учебы в Тодае Рина знала, что иногда такие разбирательства с участием посредников длятся годами, прежде чем дело доходит собственно до зала судебных заседаний. Посредниками выступают уважаемые члены городского совета, которые разбирают по косточкам ваш брак. Люди станут дотошно копаться в событиях вашей жизни, но какие бы объяснения вы ни давали, сколько бы ни пытались представить свой взгляд на случившееся, результат остается неизменным: только одному из родителей предоставят полную опеку над детьми, а второму больше не суждено увидеть их. Совместная опека невозможна — так написано в законе, черным по белому. И точка.
На втором курсе университета Рина присоединилась к группе волонтеров, предоставлявшей бесплатные юридические консультации. Тогда-то ей и довелось познакомиться с родителями, которые были разлучены со своими детьми. Она помнила, какое ощущение безнадежности и полнейшей изолированности возникало у этих людей. Когда бракоразводный процесс завершен и постановление об опеке вынесено, все дальнейшие разногласия между бывшими супругами суды называют «семейными вопросами» и просто-напросто отказываются вмешиваться. Даже если еще до принятия официального решения один из родителей просто заберет ребенка себе, ему чаще всего и отдадут предпочтение, потому что в девяти из десяти случаев закон ориентируется на того, в чьем распоряжении находится «собственность».
Рина думала о людях, которые отправлялись в другие города и префектуры, часто находящиеся далеко от дома, чтобы тайком пробраться к школе, где учится сын или дочь, и хотя бы издали одним глазком взглянуть на своего ребенка, когда тот выбежит во двор после окончания уроков. Мать или отец стоит там, словно одинокая ворона, до тех пор пока разгневанный бывший или бывшая не обнаружит незаконное присутствие и не прогонит нарушителя прочь.
Работая волонтером, Рина переживала подобный кошмар лишь в качестве свидетеля, но сама ситуация была выше ее понимания. Но теперь она ясно увидела себя стоящей возле школы Сумико, в Нагое[80], или еще в каком-нибудь городе вдали от Токио. В кармане у нее лежит фотография дочери, сильно потрепанная и выцветшая, снимок сделан на том последнем дне рождения, когда они еще были вместе. Рина притаилась за деревом неподалеку от ворот школы. Внутри звенит звонок, звук эхом рассыпается под сводами школы. Среди выбежавших на крыльцо детей Рина сразу замечает ее, свою маленькую девочку. Хотя Суми так выросла и изменилась, она больше не похожа на ту малышку, которая изображена на фотографии. Эта новая Сумико идет через двор, весело болтая с подружками и делясь с ними конфетами. Рина думала подождать, пока девочка выйдет на улицу, но ожидание выше ее сил. Она срывается с места и бросается навстречу дочери, пугая ее. Ведь девочка уже несколько лет не видела мать. Сумико в замешательстве пятится назад, сжимая в кулаке конфету, а Рина, спотыкаясь и дрожа от волнения, бежит к ней. Эмоции на лице этой странной женщины приводят девочку в еще большее смущение. «Сумичан, — выдыхает Рина, — неужели ты совсем ничего не помнишь? Ведь когда-то ты называла меня мамой».
Рина в ужасе вздрогнула и пришла в себя. По ее щекам бежали слезы. Она положила бланки на стол и направилась в кухню выпить стакан воды. Но, подойдя к мойке, заметила на сушилке коробочку для завтрака с изображением панды. В то утро Рина дала дочери другой контейнер, на котором нарисован медведь, чтобы хорошенько помыть и высушить любимую Сумико «панду». Завтра Рина наполнит коробочку разноцветными овощами, нарезанными кубиками и соломкой, и добавит к ним рисовые шарики. Нет, Рина никогда не сможет разлучиться с дочерью, оставшись с выцветшими фотографиями и слайдами.