Чучело человека
Шрифт:
— Решительность покидает его, — заметил Велиар.
— Покидает? — возразил Иблис, — скажи еще, что речь идет о Кихоте! Решительность его и не посещала.
— Зачем же он сюда притащился?
— Дурак потому что, халявы искал.
Ожидая ответного слова существа засопели у Щепкина над головой, но тот молчал, не поддавался, выбиваясь из сил, продирался сквозь кустарник.
— Хочешь, поможем? — предложил Иблис. — Думаешь, бежишь к реке?
Щепкин перешел на шаг, остановился.
— Да, к реке.
— Так вот, реки здесь никакой нет, но если она нужна, попробуй сюда.
— Нет, сюда, —
Не раздумывая, Щепкин свернул в сторону и через минуту выбежал к оврагу.
— Сюда? — спросил он, едва переводя дух.
— Вниз! — указал Велиар.
Несколько раз упав, но теперь не чувствуя ни боли, ни усталости, находясь в неком пограничном состоянии, Щепкин очутился у реки.
— Туда, — сказал Велиар, — там.
Щепкин бросился вдоль воды, пробежал несколько метров, замер.
— Что значит «там»? — спросил он. Но никто не ответил. Темноту вспорол свет автомобильных фар, Щепкину вдруг стало так жутко, так жутко… — Обманули, — прошептал он и поднес к глазам ладонь, чтобы рассмотреть того, кто ждал у машины, по-голливудски поместив зад на полированный капот и вращая тонкую ножку наполненного молоком бокала.
— Я один, Володя, — сказал Рукавов, — хочешь молока?
— Спасибо, нет. — Щепкин обернулся. — Это ты их прислал?
— Кого? — Рукавов опустил бокал и отлип от капота, чтобы распахнуть дверь, — этих?
Щепкин приблизился к машине. В салоне гнусно возилась пара в пронзительно-оранжевых жилетках.
— Значит, ты! — Щепкин размахнулся и тяжело ударил противника в лицо.
Рукавов упал.
— Поверь, не я! — закричал он. — Меня самого…
Но договорить не пришлось, Щепкин ударил еще раз, схватил за воротник и вновь размахнулся. Рукавов нащупал увесистый камень, но в долю секунды сообразив, что, пожалуй, еще не время, бросил в лицо Щепкину жменю песка. Щепкин закашлялся, соскочил с Рукавова, согнулся. Рукавов что есть силы пнул Щепкина в живот, развернулся и молниеносно атаковал подбородок — Щепкин рухнул навзничь. Кто-то из бесов крикнул, чтобы Рукавов добил противника, а другой опустил большой палец. Внезапно Рукавов пошатнулся, схватился за горло, встал на колени, захрипел, лег на песок и затих.
— Что с ним? — спросил Иблис.
— Похоже, жаба, — ответил Велиар.
Щепкин подбежал к противнику, распахнул рубашку — Рукавов не дышал.
— Что случилось? — крикнул Щепкин и вдруг услышал, как шумит прибрежная вода, как поют последние в этом году сверчки. — Что случилось? — повторил Щепкин, но никто не ответил.
— Ты знаешь, кто это? — спросил Велиар.
— Вроде мсье Волан, — пожал плечами Иблис.
— Нет, это Щепкин.
— Нет, Волан.
— Нет, Щепкин…
Оба поднялись в воздух и, продолжая спорить, поплыли к единственному среди звезд темному облаку. Щепкин свалился рядом с Рукавовым, раскинул руки, замер. «Ведь это я убил его. Убил человека! Целого человека! Завалил. Да нет, не правда, у него было плохое сердце. Вдвойне скверно — убил больного. Ну уж нет, он помер самостоятельно. А ты помог. Не дави! — он сам напросился. И кто поверит? Пусть не верят. Нет, поверить могут, но как ты будешь жить? А вот так. Ну как, как? А вот так! — возьму и буду жить, и еще воспользуюсь Петей. Ну, это совсем подло. Не тебе меня учить, подлецу и трусу. Это я подлец? — от подлеца слышу! Разве не ты придумал эту возню, украв газету со статьей о сестре милосердия? Дурак, о «восстановлении» я прочел в рубрике «Аритмия». Это что-то меняет? Нет. То-то. Что будешь делать? Жить. Чужой жизнью? Не твое дело! Как знаешь, только вот что, ни к чему хорошему это не приведет. Посмотрим. Вспомнишь мои слова. Умолкни, надоел…»
Поднялась луна. Щепкин перенес тело Рукавова к машине, раскрыл багажник, опустил на запаску. Окружающие предметы двоились, казалось, что и он вот-вот свалится здесь, среди этого бесконечного песка, ногами к камышу, ударится затылком о камень, совершит последний свой вздох, сомкнет навсегда глаза. Но ноги держали, равновесие сохранялось, и даже хотелось, наконец, пожить чужой хорошей жизнью. Щепкин услышал как где-то за кустарником, в противоположной стороне от оврага, откуда он пришел, взвизгнули тормоза. Он поспешно закрыл багажник, взгромоздился на капот, плеснул в бокал молока и принял свободную позу. Луна торчала над самой макушкой, и Щепкин без труда разглядел на фоне кустарника упругую фигуру Вращаловой, облаченной в вечернее платье.
— Где он? — спросила Вращалова.
— Ты одна?
— Одна.
Щепкин хлебнул из бокала и кивнул назад.
— В багажнике.
Вращалова приблизилась к лицу Щепкина, заглянула в глаза, шагнула назад, приблизилась вновь и пошла к багажнику. Через секунду она закричала, хлопнула крышкой, закрыла лицо руками.
— Ты убил его?
Щепкин не ответил. Скажи, что противник умер свой смертью — не поверила бы, заяви, что убил — изменилось бы что-нибудь? Щепкин допил молоко, швырнул бокал в воду, полез за руль.
— Я с мертвецом в одну машину не сяду, — сказала Вращалова, — на своей поеду.
— Как хочешь, — пожал плечами Щепкин.
— А может, это к лучшему…
— Что именно?
— Ну, что Щепкин теперь там… — «далекая» поморщилась, описала вокруг шеи петлю и показала в небо.
В момент драки я потерял Щепкина из виду. Упал в песок, меня придавило, а когда выбрался, все было кончено. По запаху понял, что оставшийся в живых — Щепкин. Не скажу, что это обрадовало меня — я оставался равнодушен — но восхитило. Легкая победа над противником тоже победа, и если мне удастся присутствовать при гибели человечества, пусть это будет непринужденная и легкая смерть от руки самого человечества.
Я не поспел за ним, Щепкин сел в машину и уехал. Через час пошел дождь, меня снесло в реку, повлекло к городу. Щепкин же вернулся на виллу, куда спустя минуту подъехала Вращалова. В кабинете Рукавова она, наконец, разглядела с кем имеет дело. Не знаю, что помогло ей сохранить самообладание и сменить тактику — быть может, то был новый виток прежней игры, быть может — страх, — во всяком случает, она не принялась уверять, что любит, не попросила пощады и не напомнила, что именно она уговорила Рукавова отдать Щепкина в ее руки, но предупредила, что доведет начатое до конца. Слова Вращаловой, могло показаться, не произвели на Щепкина никакого эффекта — он выдержал длительную паузу и сказал, что Вращалова использует всех, кто попадает в поле ее зрения, что никогда никого не любила и что погибнет от наполнившей ее злобы. Он заперся, а гостья уехала.