Чучело человека
Шрифт:
— Агро-спецназ, — напомнил офицер Инге, равнодушно взирающей на происходящее. — Гвардейцы. Элитное подразделение. Все — студенты сельскохозяйственных вузов. А мы к вам приезжали, помните?
— Вас сюда не для разговоров направили, — отрезала хозяйка, — не так ли? Выполняйте вашу работу.
— Простите.
Выполов подготовленные к зиме кусты клубники, солдаты разбили аккуратные грядки, к вечеру натянули пленку и устроили секции. На месте заурядного огорода поднялась теплица. Провели свет.
— И полив организовали.
— Вижу.
Все
— Замечательно, — сказал сосед-старик и пошел провожать машину. Вернулся с банкой клубничного варенья. — А что делать, не выбрасывать же. Они наверху разобраться не могут, а нам страдай.
— Пейте чай, я налила, — сказала Инга. — И потише, дети спят.
Знаете, — я ведь их помню, — они летом приезжали.
— Солдат-то, и что с того? Не помню.
— Ну как же, офицер еще мужичку вашему доложил, что в октябре приедут.
— А вы помните! — разозлилась Инга.
— Помню, — улыбнулся старик и блеснул глазом, — и мужичка вашего помню.
— Не ваше дело! — возмутилась Инга и шлепнула ладонью по столу. — Что вы все следите за мной, что покоя не даете?!
— Тише, тише, детей разбудите, — примирительно шепнул старик. — Не узнаю вас последнее время.
— Простите вы меня Христа ради, устала я, — Инга закрыла лицо руками, — пейте чай.
Старик хлебнул из кружки, наклонился к хозяйке и шепнул:
— Знаете, ведь это не Волан вовсе, в смысле Рукавов, Петр Андреевич, — старик выдержал паузу, чтобы насладиться произведенным эффектом, однако хозяйка и бровью не повела, — а Щепкин, Владимир Николаевич. — Сосед перешел на самый доверительный шепот. — Теперь всем заправляет Щепкин, понимаете?
— А нам что с того? — спросила Инга.
— А то, что не зря я поинтересовался вашим мужичком.
— Моим «мужичком»? — женщина вынула из столового ящика сигарету, закурила. — Я вам вот что хочу сказать, — она пустила струйку дыма старику в лицо, — вы плохо работаете, и я доложу нашему руководству. Вы ведь приставлены следить, а не судачить о работодателе, я не права? Знаете, как это называется? Разглашение конфиденциальной информации.
— Да что вы себе позволяете!
— Подождите, не горячитесь, — Инга затушила сигарету, — вы можете назвать ваше имя?
— Вениамин Павлович.
— Вениамин Павлович Коростылев, так?
— Совершенно верно. А вы — Инга Александровна Заславская.
— Я помню. — Инга улыбнулась. — Тем не менее, наши фамилии находятся в картотеке Компании в разделе «Ф». Казалось бы, Коростылев — «К», Заславская — «З», не так ли?
— На что вы намекаете?
— Я не намекаю, а призываю вас умолкнуть. Вы не Коростылев, а Фролов. Петр Семенович Фролов, тысяча девятьсот сорок шестого года рождения. Бывший артист Симферопольского областного театра, сейчас пенсионер. И сын ваш — актер, амплуа — следователь… деревянная лошадка, маленький сын, паркет.
— Ошибаетесь, я — Коростылев.
— Вы приставлены следить, исполняйте вашу работу как следует, вам платят.
Старик замолчал. Инга погладила его по плечу.
— Ну-ну, не расстраивайтесь.
— А ваша как фамилия? — спросил мужчина.
— Я же сказала, в картотеке Компании это раздел «Ф».
— Жалею, что дал согласие, весьма жалею. Они… они начнут экспериментировать над людьми, вас это не пугает?
— Экспериментировать они не начнут, у них другие цели. Я рекомендую игрой этой не интересоваться. Получаете жалованье и сидите, помалкивайте… Знаете, мы оба пьем из одного источника, и не наша забота, какая ведется игра. Не все ли равно кто платит? Рукавов, теперь Щепкин. А вы идейный?
Сосед пожал плечами.
— Ну и хорошо.
— Скажите, Инга, ваш ребенок… ребенок Заславской, он воссоздан учеными для…
— А вот это совсем вам не нужно.
— 6 -
Зима случилась затяжной, долгой. Я дважды находился на грани смерти, но не заснул — не погиб в обмороженной подворотне, не испустил дух в зубах крысы. Пережив трудный сезон, я почувствовал уверенность — судьба берегла меня. Весна же была короткой: едва сошел снег, припекло, полезла трава. Я выбрался из подвала, широко вдохнул, ощутил прилив сил, с удвоенным упорством двинул на поиски мальчика.
Щепкин закреплял и вновь множил успех. В начале июня я увидел его. Он мчался в автомобиле с открытым верхом, рядом сидел Рублев, и голубой флажок с улыбчивым солнцем трепетал на капоте. Прохожие оборачивались вслед, а Щепкин думал, что вот так же, в открытом всем ветрам ландо, словно на заклание, везли Кеннеди. Казалось, вот-вот откуда-то сзади, с высокой башни грохнет винтовочный выстрел. Но никто не стрелял, не визжала пуля, и даже черная кошка — моя сожительница — не решалась пересечь дорогу.
Многое изменил Щепкин с тех пор, как оставил меня у реки, многое из того, что обещал в программе, исполнил. Блистал. «ВОСКРЕШЕНИЕ Ltd» служило двуногим, и, видит небо, я пребывал в смятении.
Ушедшим октябрем, с удивлением обнаружив безмятежного Рублева на рабочем месте, Щепкин вдруг простил, не потребовал объяснений; у всякого ли хватит смелости служить опальному боссу, каждый ли бросит себя в отнюдь не бутафорский костер? — не донес ведь, не выдал!
— У меня мать престарелая, господин Ще… простите, господин Рукавов. На иждивении. Но я никому, никому.